– Нет, пожалуйста, Джаред. Я сказала тебе правду. Я хотела спастись. Хотела уйти отсюда, – Мэл кричит и брыкается, но она намного слабее меня. Нет ни одного шанса заставить меня передумать.

– Конечно. Раздвинуть ноги для моих друзей – это лучший путь к спасению, который ты могла придумать. Отец был прав на сто процентов в отношении тебя и таких как ты, – связываю своим ремнем и фиксирую запястья Мэл к деревянному резному изголовью. Проверяю достаточно ли крепко, пару раз дернув ее перетянутые руки. Медленно отстраняюсь и слезаю с кровати, выпрямляясь в полный рост.

– Я был слишком добр к тебе, Мэл. Ты не оценила. Пришло время напомнить, кто ты. И показать твое место в моей жизни.

Маленькая сучка пытается освободиться, выкручивая свои запястья, и следя за мной испуганным взглядом. Я подхожу к туалетному столику, открывая один из ящиков. И достаю бархатный прямоугольный футляр. Внутри маска. И мы оба знаем об этом.

– Джаред, Боже… Нет. НЕТ. ТОЛЬКО НЕ МАСКА. ЧТО УГОДНО. ПОЖАЛУЙСТА, – она кричит, по мере того, как я приближаюсь, держа в руках ее орудие пыток. И, когда мы оказываемся вплотную, она, ослабев морально и физически, начинает горько плакать, глядя на меня сквозь пелену слез. Ее макияж струится по щекам черными ручьями. Но силы возвращаются к ней, когда платиновая драгоценная маска оказывается прямо перед ее лицом. Мэл кричит надрывно, всем телом извиваясь, пытаясь оттянуть неизбежное. Оседлав ее, я сжимаю коленями бедра Мэл, обездвижив ее. Одной рукой удерживая за подбородок, второй надеваю маску, защелкнув на затылке замок.

– Так-то лучше. Уверен, ты соскучилась по ней. – Почти ласково провожу по ее волосам, поправляя спутавшиеся пряди. Ее глаза смотрят на меня с горящей ненавистью. – Перейдем ко второй части урока? Практические занятия… – насмешливо произношу я, слезая с нее, но лишь для того, чтобы перевернуть девушку и поставить на колени. Прижимая связанные запястья к изголовью, бесцеремонно задираю полупрозрачные лоскутки ткани до талии, срывая нижнее белье одним резким движением.

– Ты получишь то, ради чего раскрасила лицо и оделась, как потаскушка. Точнее, не получишь. Тебе не понравится, laboah[49], – сильно ударяю по обнаженным ягодицам, наблюдая как на подтянутой попке появляются следы моей ладони. Расстегиваю джинсы, спуская их, и резко вхожу в неподготовленное, тугое лоно. Собираю ее волосы на затылке и тяну назад, запрокидывая белокурую голову. Черт, уже знакомая лавина, неподвластных разуму, эмоций обрушивается на меня, вызывая хриплый стон. Бл*дь, мне не должно это нравится, но у меня, к чертям, сносит башню. Мэл не произносит ни звука, задерживая дыхание, каждый раз, когда я грубо вбиваюсь в нее. Я не знаю, можно ли назвать происходящее насилием… С ее точки зрения – да, но я лишь преподаю ей урок. Я – ее хозяин. Пусть уяснит раз и навсегда, что только мой член будет в ней, когда я захочу. И ей придется, бл*дь, смириться с этим.

Я трахаю ее грубо и сильно, намеренно причиняя боль. Но, по – прежнему, не слышу ни слова мольбы, ни всхлипа. Лишь влажные, звонкие удары моего тела о ее ягодицы. Она не плачет, не просит меня остановиться, и только сильнее злит меня. Я до боли стискиваю ее бедра, глубоко толкаясь в хрупкое тело, пока горячая волна удовольствия не пронзает позвоночник, спускаясь вниз и фокусируясь в области паха. Я становлюсь еще больше, прежде, чем кончить, и в этот момент Мэл не выдерживает, издавая жалобный всхлип. Я опускаю ее голову на изголовье кровати, прижимая к связанным запястьям, делая финишные выпады. Содрогаясь всем телом, я, какое-то время, остаюсь в ней, ощущая ее боль и собственное удовольствие, как единое целое. Это как ад и небо … во мне.

И, когда я отпускаю ее, она обвисает, беспомощно падая на подушки. Спутавшиеся волосы скрывают ее лицо. Сознание проясняется, показывая мне неприглядную дикую картину случившегося. Даже лучше, что я не вижу ее лица. Не могу… Не уверен, что способен сейчас посмотреть в ее глаза. Освобождаю запястья с бордовыми полосами, и руки Мэл опадают, как сломанные крылья. Внутри что-то болезненно сжимается, когда я смотрю на сжавшуюся комочек Мэл. Вспышками приходят другие воспоминания, где мы счастливые, где она смеется, а я не могу оторвать от нее взгляд. Яркие кадры из прошлого, которые причиняют острую боль. Трясу головой, прогоняя наваждение. Натягиваю джинсы, спускаясь с кровати. Накидываю на обнаженное тело девушки покрывало, прислушиваясь к ее дыханию. Слова застывают на языке, так и не сорвавшись. Провожу дрожащей рукой по своим волосам, глядя на неподвижное, беспомощное тело. Заслужила ли она подобное?

Я не знаю… Черт, наверное, ни одна женщина не заслужила меня в своей жизни. Но что еще ожидать от примитивного животного, от которого отказалась собственная мать.

Открываю дверь ударом ноги, и почти сразу в проеме появляется Амир. Его взгляд нервно шарит по комнате в поисках Мелании.

– Дай ей полчаса на сборы. И увези, чтобы даже я не нашел. Не связывайся со мной. Я сам тебе позвоню, – приказываю я, выходя в коридор, – Маску снимешь через три дня, – и, не оглядываясь, ухожу прочь, чувствуя на спине обжигающий, осуждающий взгляд Амира.

Мелания

Животное.

Дикое, необузданное, безумное животное. Даже в мыслях, не могу назвать его человеческим именем.

Я лежу на заднем сидении тонированного автомобиля, свернувшись в маленький комочек, прижав колени к подбородку.

Амир никак не прокомментировал то, что увидел в комнате. Разве можно осуждать хозяина, даже если этот ублюдок исчадие ада. Амир, как под конвоем доставил меня в машину, достал из багажника плед и отдал мне, предупредив, что нам предстоит несколько часов в пути без остановок.

Я закуталась в абайю и плед, не слушая, бессмысленные теперь, слова утешения Амира. Не дождавшись моей реакции, он, наконец, замолчал.

Мне повезло, что к той минуте, как Амир вошел в комнату, и объявил, что у меня есть полчаса на сборы, я привела себя в порядок…

Хотя, о чем я говорю. Какой еще порядок? Я уже никогда не буду «в порядке». Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала девочку, которой я когда-то была, которой я себя чувствовала. Маленькой и беззаботной. Наивной и мечтательной. Из ангела, из melegim… Адам сделал меня шлюхой, готовой прощать его оскорбления, унижения, и впускать в себя снова и снова.

В любое время дня и ночи. Как он захочет… как я могла до такого докатиться?

Так обидно, так грязно… еще никогда не было. Даже когда Эдвард пытался превратить меня в девочку для своих садистских экспериментов. Ему это не удалось. Адаму хватило меньше года, чтобы обнажить мою истинную суть.

Может, он прав. Отчасти, я хотела, чтобы он ревновал, когда видит меня с другими мужчинами. Хотела, чтобы хоть немного испытал тот мучительный спектр, разрывающих душу и сердце, эмоций, что почувствовала я, когда застала его с дешевками, вылизывающими его с ног до головы.

Только забыла, что ревность превращает этого собственника в неукротимое, сметающее все на своем пути цунами.

Я стояла перед своим чертовым отражением, и ничего не чувствовала, хотела не чувствовать, умоляла отключиться. Мне было противно ощущать, как остатки его «удовольствия» текут по моим бедрам. Тошнило от своего отражения – черные подтеки туши на местах, не скрытых маской, размазанная по всему лицу тоналка и помада. Если так выглядят ангелы, то с этим миром что-то не так.

Теперь я его ненавижу. Больше, чем ненавижу. А вчера я его…

Нет. Я даже в мыслях больше не произнесу слово «люблю» рядом с этим животным.

Маска вновь сдавила виски и затылок. На этот раз не так сильно, как в первый, но от этого не легче. Тогда и не было еще всего того, что пришлось пережить. Что накопилось в душе тяжким грузом и мешало дышать.

Я хочу домой.

Глухое отчаянье бьется в груди, опаляя адской болью израненную душу. Сколько можно… Он забрал все, все, что у меня было. Ничего не оставил. Все равно, что убил…

Только лицо мамы из воспоминаний, только жгучее желание стать счастливой, вопреки издевательствам Саадата, спасло меня от боли и непреодолимого желания… прекратить свои муки. И его муки заодно. Всего один шаг удерживал меня от преступления. Я могла доделать то, что он не смог, но не решилась. Не дождется, я буду жить. Назло…

На уровне подсознания, я чувствовала, понимала, почему это животное так поступило. Саадат превратился в зверя, увидев меня с другим, поняв, что я опять пошла против его воли, вопреки его желанию. Ярость и ненависть застелила его разум, подавила все человечное в Адаме, взывая к худшему. Но это его не оправдывает. Он же мужчина, он должен защищать меня… а не толкать в пропасть снова и снова, раздирая на части, разбивая мое сердце на осколки, которые теперь никакое время склеить не способно.

Прекратить страдания прямо сейчас… Жалко и просто. Не для меня.

В любом случае, я бы не смогла ничего сделать с собой, ни за что на свете.


Я должна найти убежище в своей душе, где он не найдет, не настигнет, обрести частичку мира. Я люблю жизнь, несмотря на ту боль, что пришлось принять и сохранить в сердце. Потерю отца, издевательства Эдварда, равнодушие матери, предательство подруги, и наконец катастрофу всей своей жизни – Адама Саадата.

Люблю свою настоящую жизнь, свободную… хочу жить с легким сердцем, радоваться каждому дню. Это еще будет, обязательно. Моя вера в лучшее непоколебима, вопреки всему.

Я еще поеду в Париж. Обязательно. Буду есть круассаны с шоколадом и пить капучино в кафе на Елисейских полях, смотреть на то, как сотни фейерверков взлетают над замком Спящей Красавицы в Диснейленде. И рядом будет… другой мужчина. И все у нас будет по-настоящему, как я и мечтала. А главное, он просто будет любить меня. Беречь, носить на руках и никогда не причинит мне боли…

Я буду уважать его, дорожить им. Хотя знаю, что не буду сходить по нему с ума, желать отчаянно, до ломоты в клеточках тела, чувствовать единение до мурашек, до слез и крика. Мы никогда не станем одним целым, не будем чувствовать друг друга на расстоянии, и читать мысли. Я буду любить его, другого, но никогда не буду нуждаться в нем, как в воздухе. Такое не повторяется. Никогда.