Алекс Джиллиан - Танцы на стеклах. Книга 2

Никто не способен причинить мне столько счастья, как Джаред. Но и боли… боли тоже.

Полнейший диссонанс, каждый час, каждую секунду, чувства на грани – вот что сводит с ума, и рождает в душе сотни искр, заставляет чувствовать эту жизнь, как никогда. Всю гамму… все ноты. Как в музыке. Мажорные, минорные, высокие и низкие… и все они звучат одновременно, рождая в душе звуки то жизнерадостной арии, то «лунной сонаты».

Кто-то скажет, что это неправильно, мы сумасшедшие, ничего не понимающее в истинной любви. Но если бы люди научились понимать, поместили под микроскоп и изучили, что бы осталось от нее?

Загадка любви в ее многоликости. Нам достались самые острые грани. Я не просила, никто не пожелает подобного.

И пусть я никогда не полюблю другого именно так – жадно и невыносимо, никогда не испытаю гамму тех чувств, что уже ощутила с Джаредом, я все равно буду счастлива… должна быть.

И снова смогу улыбаться, искренне. Не назло Саадату, а ради себя.

Так странно… я думала, что буду плакать и кричать, сходить с ума от боли, царапать стены, мечтая выдрать сердце из груди… но ничего этого нет.

Лишь леденящая душу пустота. В груди. Я даже пульса не чувствую, словно он давно оборвался.

Меня куда-то везут? Плевать.

Меня ждет что-то страшное? Дважды плевать.

Уже слишком поздно. Вырывать из груди нечего. Эту задачу выполнил Джаред – он сделал это «красиво», так держать. Я смотрела в его глаза, и не узнавала того… уязвимого, спящего, сладкого, с которым еще недавно встречала утро.

Не узнавала того, кто нежно целовал, и покачивал меня на руках, когда мы провожали закат в пустыне и встречали первые звезды.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Мелания? – спрашивает Амир, когда мы подъезжаем к очередному небоскребу. Я не сразу понимаю, что мы оказались за пределами Анмара. Место, которое я вижу, очень похоже на Асад, на гостиницу, в которой были мы с Джаредом.

Но оглядывая высокие здания, удерживающие абсолютно безоблачное небо, понимаю: мы больше не в Анмаре. Потому что я видела это место… на рекламных буклетах, на сайтах тур операторов. Это Дубай.

При других обстоятельствах, я бы влюбилась в этот город, ну а сейчас меня уже тошнит от этой восточной «сказки» и даже шикарные небоскребы меня не впечатляют. Не понимаю, зачем меня сюда привезли. Я думала, что следующий пункт – бордель, или логово Али… Ничего, не страшно. После Джареда, даже ад покажется райскими кущами.

– Хорошо, – коротко отвечаю я, но с благодарностью смотрю на Амира. Мы перешли на «ты», и я всегда чувствую тепло, и почти отцовскую заботу, исходящую от него. Он уже почти не посматривает на меня… как мужчина. Скорее, как на дочь.

Амир подходит ко мне, и протягивает свои руки вперед, к моему лицу. Сначала я дергаюсь, испытывая страх, что он тоже… такой же, как они и мне угрожает опасность. Но Амир просто снимает с меня маску. И почему-то я уверена, что это сделано против воли Саадата…

Я испытываю бескрайнее чувство благодарности.

Задерживаюсь в офисе дольше, чем требуется. И уже не в первый раз, и не потому что не успеваю разгрести текучку, а тупо оттягиваю возвращение домой. После случившегося вчера, играть роль образцового мужа и будущего отца стало невыносимо. Я понимаю, что Рания ни в чем не виновата, она идеальная, но каждый раз оказываясь с ней наедине я ощущаю внутреннее раздражение. Я не хочу ее, мне неинтересно находиться рядом с собственной женой, но мысль о будущем ребенке немного сглаживает мое отторжение, и я изо всех сил пытаюсь быть милым и внимательным. Но, несмотря ни на что, мы чужие. И количество приведенных ночей в одной постели не меняют этого ощущения. Я не люблю ее, и никогда не смогу полюбить. Я уверен, что это взаимно. Возможно, никакие годы совместного проживания не изменят несовместимости наших сердец.

Единственная о ком я могу думать бесконечно, с щемящей болью в сердце и сумятицей в мыслях – это Мелания. Я физически ощущаю увеличивающееся между нами расстояние. То, что я сотворил с ней вчера… Поддался безумию, гневу, ревности. Меня и сейчас трясет, как только я вспомню, как Али лапал Мэл, и что еще мог сделать, если бы не его фраза про татуировку. Бл*дь, у меня даже мысли не было, что она может быть среди шлюх, развлекающих толпу. Конечно, я не узнал ее. Черт, это какой нужно быть дурой… НЕ могу понять ее, не могу. И это сводит меня с ума. Каждую минуту. Я задыхаюсь от гнева, от чувства вины, разрывающей сердце боли. Но я уже ничего не могу исправить.

Выругавшись вслух, закуриваю прямо в офисе, не опасаясь пожарной сигнализации. У меня ее отключили, еще пару недель назад.

Я сто раз перебрал одни и те же документы и собрался уже уходить, когда в офис, деликатно постучав, зашел Кристиан. Смотрю на него сквозь облако дыма, не понимая, какого черта он тут делает, когда все разошлись. Если честно, я совсем про него забыл. И, после вчерашнего, не хочу с ним работать. Он ничего не сделал, но его грязные лапы тоже трогали мою женщину.

– Заходи, Кристиан. Присаживайся, – официально произношу я, указывая на стул возле круглого стола, примыкающего к моему. – У тебя что-то срочное?

Парень делает вид, что не замечает, как накурено в офисе, невозмутимо глядя на меня.

– Нет, вообще-то, я по личному вопросу.

Я приподнимаю брови с некоторым удивлением глядя на нежданного визитера.

Крис убирает руку в карман и достает оттуда небольшой листок бумаги, протягивая мне.

– Что это? – не двигаясь и не моргая, спрашиваю я, глядя на Кристиана взглядом, от которого он резко начинает потеть.

– Я нашел в кармане, после вечеринки. И решил, что будет правильнее отдать тебе, – запинаясь произносит парень, дергая узел галстука, словно ему душно.

– Верный ход, – киваю я. – Что-то еще?

– Ты принял решение в отношении моего назначения?

Ухмыляясь, откидываюсь на спинку кресла, оценивающе изучая краснеющего Кристиана. А парень не дурак. И знает, как выжать максимум выгоды из сомнительной ситуации.

– Ты в команде, – отвечаю я, снисходительно улыбаясь. – Поздравляю.

– Спасибо, Адам. Я могу идти?

– Конечно.

Оставшись один, я выкуриваю еще сигарету глядя на смятый листок бумаги, не решаясь прочесть содержимое. Выходит, Мэл сказала правду. Она действительно хотела передать через Кристина послание. Это тоже своего рода предательство. Даже если она была в отчаянии и ненавидела меня. Могла дождаться меня, и мы бы все решили. Каждая ее новая выходка будит во мне эмоции, которых я сам в себе не подозревал. Невозможно контролировать себя, когда видишь, как к твоей женщине прикасаются чужие руки. К черту все ее мотивы. Она допустила подобное. Теперь кажется очевидным, что не желание найти массу приключений на свою задницу заставили ее спуститься к гостям. Каким бы не был повод – в любом случае, она хотела избавиться от меня. И будет пытаться. Снова и снова. Особенно теперь…

Обхватываю голову руками, закрывая глаза и какое-то время неподвижно сижу, слушая бешеное биение своего сердца. Мне не нравится то, что я делаю, не нравится то, что я чувствую. Я хочу исправить неисправимое, но сам уже ничего не контролирую. Я становлюсь тем, кем никогда быть не хотел.

Но не могу остановиться. Хотя бы раз поступить правильно. Это выше моих сил.

– Я не могу тебя отпустить, Мэл, – хрипло бормочу себе под нос. А потом резко протягиваю руку, словно боясь передумать, и читаю то, что она написала в записке.

Ничего особенного. Все предсказуемо. Ее имя и координаты близких. И просьба помочь, спасти от похитителя.

От меня спасти.

Поздно…

– Вот, здесь обезболивающие таблетки, – Амир положил небольшой черный чехол на прикроватную тумбочку, и с беспокойством оглядел меня с ног до головы. – Мелания, мне жаль, что я не могу тебе помочь.

– Я понимаю. Саадат – твой босс, – я прикоснулась к своим вискам, почувствовав себя немного лучше, избавившись от железного плена. – Все нормально, Амир. Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал. Мне тоже жаль, что пришлось вчера обмануть тебя. Я просто больше не могла оставаться на вилле, и это была очередная глупая попытка спастись.

– Он успокоится, и… он все исправит, Мелания. Я уверен, он не хочет причинять тебе боль. Мужчина, вроде Адама, теряет голову, если видит, что на его женщину посягают другие.

– Мне ничего от него не нужно. Я хочу, чтобы он просто оставил меня в покое, – шепчу я, вновь глядя в окно.

– Саадаты до последнего бьются за тех, кто им не безразличен. История повторяется… – задумчиво произнес Амир. – Это проклятье, но таковы их чувства. Он был рожден таким, но его трудно понять девушке, которая выросла в другой стране. У вас нет ничего общего, кроме, разве что, чувств, которые свели двух противоположных людей.

Так суждено.

– Мне плевать, Амир, – грубо отрезаю я. – Прости. Я просто хочу побыть одна. Можешь не рассказывать зачем, ты меня привез сюда. Мне уже все равно. Дубай, так Дубай. Даже когда-то хотела сюда попасть. Что ж, мечты сбываются, черт подери.

Вымученно улыбаюсь Амиру, и снова отворачиваюсь, усаживаясь на высокую кровать. Обстановку номера я не замечаю. Мне не до изучений дизайна и новых, незнакомых арабских символов. Здесь все такое одноразовое, пустое. Холодное. Из ближайшей мечети слышен звук молитвы.

Я чувствую себя так, словно весь мир покрылся льдом, глаза перестали различать цвета, видеть яркие краски. Теперь все в черно-белом свете… нет, вру. В черном, только в черном цвете.

Я не думаю о Саадате. Просто не впускаю мысли о нем в свою голову, защищаясь. Обнимаю подушку, глядя на закат, который кажется мне серым. И думаю о маме, о Сэм, о Томасе. О Ките – своем друге детства. Пытаюсь вспомнить что-то хорошее, радостное из жизни. И нахожу… нахожу убежище, спасение, тепло и заботу в воспоминаниях о папе. Представляю, как он обнимает меня, защищает, берет на руки и кружит по гостиной. Ему нравился мой смех.