– Уберите женщину, – приказывает отец, и охрана Али удерживает Нору.

– Я не буду с тобой драться, ты выродок бело… – насмешливо скалясь начинает Али, но его обрывает отец.

– Замолчи, и ответь за то, что сделал, – кричит на наследника правитель Анмара. Суровый оклик действует на него отрезвляюще, и я вижу, как Али бледнеет, понимая, что дело приняло не тот оборот, на который он рассчитывал.

– Но отец…

– Учись держать удар, сын мой, и нести ответственность за свою глупость, – решительно заявляет шейх.

Али косится на меня, инстинктивно делая шаг назад. Я знаю, что подсознание играет с нами злую шутку. На самом деле, Али не такой уж и трус, но он помнит сколько раз я избивал его до полусмерти. И точно знает, что из нас двоих, я сильнее втрое.

– Ты собираешься драться из-за какой-то американской подстилки? Я мог бы оттрахать ее, но не сделал этого. Можешь сказать мне спасибо!

– Я не собираюсь драться с тобой, Али. Я преподам тебе урок. Я хочу, чтобы ты понял, что нельзя прикасаться к тому, что тебе не принадлежит. Тебе, как будущему королю подобное знание пригодиться, – почти миролюбиво произношу я, без предисловий и предупреждения ударяя Али кулаком в лицо. Тот летит спиной на газон, зажимая нос, из которого хлещет кровь.

Нора отчаянно кричит и ее уводят в дом. Но никто не вмешается сегодня. Потому что правда на моей стороне.

– Вставай, Али. Хватит валяться, как девчонка, – не скрывая негодования, произносит Рашид. Я вижу его гнев и стыд. Мне даже жаль его сейчас. Но все мы получаем то, что заслужили.

– Это будущий эмир твоей страны, отец, – насмешливо говорю я, – Ее ждет процветание, я уверен.

Али, тем временем встает, на ноги и видимо что-то в моих словах его приводит в ярость, так как он в следующую минуту с неожиданной прытью кидается на меня. У нас даже получается подобие драки. Он успевает нанести мне несильный удар в челюсть, разбив губу, за что я отвечаю трижды. И когда он уже без сил к сопротивлению, валяется на земле, я поднимаю его за волосы на затылке, как нашкодившего котенка, яростно шипя в ухо:

– Только жалкий трус способен бросить девушку в клетку, чтобы потом выстрелить в животное за то, что оно ее не растерзало.

– Я защищал ее, защищал эту девку, – отплевывая кровь, прошипел Али. Я насмешливо кривлю губы, ощущая, как трещина на губе начинает кровоточить.

– Неправда. Кудра не тронул бы ее. Я мог, а он – нет, – произношу я.

– Довольно, Адам. Отпусти его, – приказывает отец. Я поднимаю на него тяжелый, пристальный взгляд, расцепляя пальцы. – В больницу, – командует он своим людям, указывая на неподвижного Али.

– Твой тигр жив и здоров. Рана несерьезная, – сообщает Рашид, когда Али утаскивают прочь. Потом делает паузу, глядя мне в глаза.

– Ты можешь остаться, Джаред, если девушка уйдет, – милостиво добавляет отец.

– Джаред? – вскинув бровь и стирая кровь с уголка губ, спрашиваю я. – Разве это имя мне дала не sharmutah, которая бросила своего сына ради другого мужчины?

– Это имя дала тебе одна из самых достойных женщин, которых я знал за всю свою жизнь. И, глядя на тебя, я всегда ее видел. Знал, что этот день настанет, и ты уйдешь. Такой же, как она, дикий и свободный. Гордый. Ты пожалеешь, Джаред. Ты не сможешь быть одним из них.

– Мне не нужно быть одним из них, отец. И это то, чего тебе никогда не понять. Мне нужно быть собой. И неважно где, неважно с кем. Неважно, чей Бог смотрит на меня сверху.

– Ты понимаешь, что разрыв с семьей влечет за собой много проблем? – Рашид бин Мухаммед аль Саадат опустился до угроз. – Ты привык к красивой жизни… Не умеешь себе ни в чем отказывать, а придется, когда я вышвырну тебя из «Лакшери Корп». Закрою все двери в Нью-Йорке. Даже разносчиком пиццы тебя не наймут.

– Хочешь шантажировать меня деньгами? Отец, это просто смешно. Я давно уже вышел из-под твоего контроля, и зарабатываю сам. Мой счет независим, и накоплений мне хватит до конца жизни, если даже я не буду работать.

– Ты останешься один. И она тоже не будет с тобой. Не смирится с наличием жены. Я знаю, что не смирится. Такие, как эта девочка, не станут терпеть наличия еще одной семьи. Воспитаны иначе.

– С этим я, как-нибудь, сам разберусь, отец.

Мы не прощаемся, я просто ухожу, не оглядываясь, не оставляя места сомнениям, чувствуя на спине его тяжелый взгляд. И впервые ощущаю себя свободным, несмотря на то, что гребаная куча проблем еще не решена. Мое сердце проколото сотней шипов, моя прошлая жизнь в руинах, по которым я иду, глядя вверх в бесконечное синее небо, я не ощущаю боли, только вкус истинной свободы, осознания, что я впервые что-то сделал правильно. Что-то для себя, не оглядываясь на авторитарное мнение и величие моего оцта. Мой хищник внутри одобрительно урчит, покидая свою клетку. Впервые за много лет. Я знаю, что отец любит меня, но его мышление слишком узко, чтобы понять, что дело не в девушке, не в Мелании. Я бы все равно ушел. Узнав, что Рашид бин Муххамед аль Саадат, правитель Анмара и мой отец, всю жизнь лгал мне, позволяя верить в то, что я ублюдок и сын шлюхи… позволяя своему окружению верить в это. Он мог бы гордиться мной, если бы захотел, но всегда видел во мне ее, Амелию Риз, аристократку, гордую и неуправляемую. Любил, но пытался сломать, не оставляя выбора. Неуправляемый наследник был правителю Анмара ни к чему.

Я уже подхожу к машине, в которой вижу, все так же неподвижно замершую, фигуру Мэл, когда слышу, как мне кто-то кричит. Поворачиваясь, я вижу спешащего ко мне Амира. Невольная улыбка трогает мои травмированные губы. Он выглядит так, словно его год не кормили и держали в подвале. Хотя, наверное, так и было. Только со сроком я слегка преувеличил.

– Как ты? – спрашиваю я. Амир пожимает плечами. На лице застывает виноватое выражение лица.

– Адам, я не мог ничего предпринять. Они появились внезапно. Скрутили, отобрали телефон… Не понимаю, как им удалось выйти на нас.

– Поехали отсюда, – говорю я, обрывая старого друга на полуслове, хлопая его по плечу.

Когда я сажусь рядом с Мэл, она вздрагивает, словно очнувшись от сна, в котором только что пребывала, не закрывая глаз. Повернув голову, она смотрит на меня пустым, ничего не выражающим взглядом, от которого становится жутко даже мне. Я протягиваю ладонь, чтобы прикоснуться к ее щеке, но она уворачивается, обжигая меня ледяным презрением.

– Мы едем домой, Мэл, – хрипло произношу я, чувствуя, как внутренности царапает чувство вины. Мне хочется кричать, объяснять, оправдываться, хочется сжать ее в своих руках и поклясться, что я все смогу исправить, но она не поверит. Что бы я ни сказал, ни сделал – ей будет больнее, еще больнее.

– Твой дом здесь, – произносит Мэл нейтральным тоном, переводя взгляд на мои руки со сбитыми в кровь костяшками, потом смотрит мне в лицо. И снова этот отсутствующий взгляд, раздирающий меня на части.

– Нет, Мэл, больше нет. Я уезжаю в Америку вместе с тобой. Здесь меня больше ничто не держит, – говорю я мягко.

– НЕ вместе со мной, – резко поправляет меня Мэл. – Сам по себе. Ты худшее, что случалось со мной, Адам Саадат.

Я закрываю глаза, ощущая, что меня покидает способность дышать. Обессилено откидываюсь назад, пытаюсь собрать себя по кускам в единое целое. Не выходит. Учись держать удар, вспоминаю я слова отца. Я заслужил все, что происходит. Я так стремился разрушить нас, и получилось…

Через двадцать минут напряженной агонии в салоне автомобиля, ставшем пристанищем для наших с Мэл разбитых надежд, мы прибываем в аэропорт, где нас ждет частный самолет. Лана позволяет мне помочь ей выйти из машины и придержать за локоть, пока мы идем к трапу. Может быть, она просто плохо осознает реальность. Ее отстраненное состояние меня тревожит. Она ранена, истерзана морально и физически, но пытается быть сильной. Держит в себе сжигающие сердце и разум эмоции. Ее плотину должно прорвать, иначе она сойдет с ума. Задохнется от душевных мук. Я знаю, потому что чувствую то же самое. Но я привык терпеть боль, скрывая от всех, как она рвет меня изнутри, царапая открытое сердце острыми когтями. Я долго учился и научился мириться с ней, не замечать. Превратил слабость в силу, ранимость в стены. И только ей одной удалось пробиться, разбить к чертям все, что я строил годами. А ее жизнь до меня была безмятежной и тихой. И не было не единого шанса выстоять против меня. Но Мэл смогла, черт возьми. Не знаю как, но она сумела.

– Ana asef, melegim,[51] – шепчу я, привлекая ее чуть ближе к себе. Мы на середине трапа. Амир следуем за нами, за спиной остался Анмар. И в этот момент я уверен, что никогда не вернусь в страну, где прошло мое детство. Полуденное яркое солнце бьет ей прямо в глаза, когда, запрокинув голову, она смотрит на меня. Но из-за солнечных бликов я не могу разглядеть выражение ее глаз. И когда она начинает оседать, я едва успеваю подхватить ее маленькое слабое тело. В салон самолета я вношу ее на руках, в бессознательном состоянии Мэл инстинктивно прижимается ко мне, ее сердце рядом с моим дарует мне новую волну боли. Это все, на что я могу рассчитывать… И оказываюсь прав, потому что минуту спустя она приходят в себя и в ярости начинается вырваться из моих объятий, осыпая градом ударов.

– Не прикасайся ко мне, больше никогда. Слышишь? – кричит она, глядя на меня, посветлевшими от гнева, глазами. С отпускаю ее и сажусь рядом.

– Пристегни ремни, Мэл, мы взлетаем, – произношу я глухо. Хотя куда там, мы не летим, а катимся в пропасть…

Она молчит, пока самолет набирает высоту. Молчит и смотрит в иллюминатор, глядя как дворцы и небоскребы Анмара остаются далеко внизу. Все закончилось. Я слышу, как она думает. Вряд ли Мэл осознает, что мы летим в том самолете и в том же составе, что несколько месяцев назад. Мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, или просто мы стали другими. То, что должно стало быть игрой, развлечением для меня… а стало началом чего-то совершенно нового. Я разрушил ее до основания, выпил душу жадными глотками, сделал все, что хотел и даже больше, я протащил мою девочку через ад, лишь для того, чтобы понять – она достойна только рая. Мelegim.