– Спасибо, мам, – произношу я, протягивая руку и обнимая ее за плечи, привлекая к себе.

Повернуть время вспять и оказаться в самом начале…

Кажется, теперь я знаю, что мне делать.

Мелания

Спустя две недели беспрерывной работы, я наконец выделила время на встречу с подругой. Мы с Сэм запланировали поход на Бродвейский мюзикл. «Манго Бэнд» находился совсем рядом, а вот Сэм опаздывала, потому что решила поехать не на метро, а не на такси. Вечные пробки Манхэттена. Это может затянуться на час, поэтому я зашла в кофейню рядом с офисом, и взяв чашечку кофе, устроилась возле окна, достав скетч-бук. Я давно не рисовала. Каждый раз мне страшно начинать после долгого перерыва – боюсь, что растеряла навыки. В последнее время меня мало, что вдохновляет… я лишена сил и энергии, потеряна. Я смотрю в одну точку, вновь думая о папе, и вспоминаю его письма. Делаю глубокий выдох, беру карандаш и погружаюсь в транс. Я не осознаю, как мой карандаш скользит по белому листу, радуясь такому порыву.

И только через полчаса я с ужасом смотрю на портрет, который у меня получился. И это опять он. Джаред. Смотрит на меня с белого листа, словно наблюдает за мной…

Почему я снова сделала это? Не в силах угомонить новый приступ злости, я ломаю в руках карандаш, и собираюсь сжать в кулаке листочек, разорвать на кромешные клочки.

– Не стоит, портрет получился очень красивым, – слышу я рядом с собой нежный и мелодичный голос. Вздрагиваю, понимая, что говорит определенно не Саманта, которую я так жду. Медленно разжимаю кулак, не смея повернуться на звук голоса.

– Ему бы он понравился, – мягко продолжает женщина, кладет руку на спинку стула напротив. – Мелания, ты не против если я присяду?

Я вижу перед собой утонченную, элегантную женщину лет сорока пяти, но выглядит она максимум на тридцать пять. Ей свойственна манерность особы голубых кровей. Плавные движения, вздернутый подбородок, прямая осанка. Строгий брючный костюм кремового цвета, подчеркивает стройную фигуру женщины. На лице – безупречный макияж, без излишеств.

Я сразу узнала в женщине одну из красавиц с фотоснимков. Интересно, зачем она нашла меня и кем является для Джареда? Неужели его потянуло на зрелых дам? Враждебно она не выглядит, но я не понимаю, о чем нам с ней разговаривать.

Я просто киваю, рассматривая ее белоснежные волосы, почти ничем не отличающиеся от моих.

– Если вы пришли сюда, чтобы поговорить о нем, то мы можем закончить сразу. Я не претендую на Джареда больше. И я не доставлю вам и вашим прекрасным отношениям неудобств, – немного высокомерно и враждебно заявляю я, сама того не желая. Не смотрю женщине в глаза, глядя в окно и на куда-то вечно спешащих прохожих. Сжимаю руки в кулаки, представляя эту женщину с ним… Какого черта? Какого черта, я еще сижу здесь? Зачем она пришла?

– Отношениям? Мелания, ты неправильно поняла… я и Джаред…

Я закрываю глаза, прислушиваясь к этому нежному «Я и Джаред», которое выжигает новые шрамы на моем сердце.

– Не надо. прошу. говорить о нем, – тихо молю я, сдерживая слезы.

– Я его мать, Мелания, – ее теплая рука ложится на мою ладонь и слегка сжимает. Я открываю глаза, глядя в упор на эту женщину…

«Я его мать» – снова слышу я, глядя в самые серебристые глаза на свете. И эти волосы…ну конечно. Как я могла быть такой дурой? Это его мама, м-а-м-а. Боже, она такая красивая. И такая молодая…

– Меня зовут Амелия Риз.

– Мелания Йонсен, – все еще находясь в легком шоке, пролепетала я.

– Я много о тебе слышала, – улыбнулась женщина, внимательно разглядывая черты моего лица. Так смущенно и глупо я никогда себя не чувствовала. Это его мама… это правда, она? Женщина, которая подарила мне мужчину всей моей жизни, моего палача, и моего Бога… кто же она?

– А мне… Джаред так и не рассказал о вас. Простите пожалуйста. Я, наверное, показалась вам очень невежливой, – улыбнулась, слегка поведя плечом. Как неловко. Я и правда была с ней очень груба первые несколько минут.

Амелия мягко рассмеялась.

– Мой сын бы не смог полюбить неревнивую девушку.

– Я не ревную…у нас все в прошлом. Как… вы нашли меня? И зачем? – ладошки вспотели, я почувствовала, как залилась краской. Мне было важно, черт возьми очень важно, что думает эта женщина обо мне. Считает ли хорошей партией для своего сына? Но почему, если все давно в прошлом, почему я так переживаю и волнуюсь? Черт, я даже макияж не поправила после работы. А она сидит передо мной, такая же безупречная, как и ее сын.

– Не волнуйся. Я пришла просто поговорить с тобой. Как и любая мать, я переживаю за своего сына. Тем более сейчас, когда после стольких лет, я снова имею возможность участвовать в его жизни…

– Джаред так и не рассказал мне о вас. Не смог открыться, – в горле стоит ком, когда я вспоминаю наш разговор с Джаредом на балконе. Он отгородился тогда от меня глухой стеной. Не впустил меня в свою душу, под свою кожу. Я хотела его глубже. Глубже понять, узнать, прочувствовать. Не только телом. Я эгоистично хотела того, чтобы он нуждался том, чтобы делиться со мной со мной такими вещами… очень важными для него. А я знаю, чувствую, что эта женщина значит для Джареда слишком много. Может быть даже все.

– Джареду всегда будет сложно открыться до конца, Мелания. Но ты единственная, с кем бы он хотел это сделать. Ему трудно доверять, он был воспитан в арабской семье, в чуждой нам стране. Место женщины в анмарских семьях кажется незавидным, но они не жалуются, потому что привыкли. Джаред попал в дом Норы, первой жены шейха, искренне веря в то, что родная мать его бросила. Он никому не доверял. Никому и никогда… хоть я и не была с ним все эти годы, но я чувствую. Знаю, какой он. Ты тоже знаешь…

– Какое это имеет значение теперь? Я приняла решение. Выбрала новую жизнь, в которой я не окажусь в плену снова, не окажусь игрушкой в его руках.

– Я понимаю тебя, Мелания. Мне очень жаль, что тебе прошлось пройти через это, – тяжело вздохнула Амелия, в ее глазах расцветает боль и искреннее сочувствие. – Но прежде чем твое решение станет окончательным, я бы хотела рассказать тебе свою историю.

– Это неправильно, Джаред должен рассказывать мне такие вещи сам, – прерываю ее я, зная, что ему бы это не понравилось.

– Не нужно говорить, что я приходила. Рано или поздно он сам тебе откроется…

– Не будет такого! Мы больше никогда не увидимся, понимаете? Я слышать не хочу о вашем сыне, – всхлипываю я, глядя на наши руки. Непроизвольно сжимаю ладонь Амелии, не желая отпускать. Плечи содрогаются, я еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. Господи. Позорище.

– Ты…

– Я люблю его. Так сильно, что нет сил… жить без него. Дышать… – качаю головой я, осознавая, как жалко сейчас, наверное, выгляжу. Но когда я поднимаю глаза в серебристые, такие знакомые глаза миссис Риз, они тоже блестят от слез.

– Девочка моя, тише. Все будет хорошо, – ее нежные слова, и мягкий голос, добивают меня, крупные слезы стекают по щекам, падая прямо на наши ладони. Я жадно хватаю ртом воздух, испытывая жуткую потребность, которую подавляла в себе шесть недель… потребность в Джареде.

– Вы же не бросали его? – тихо шепчу я, немного успокоившись.

– Я была вынуждена его оставить… – медленно начала Амелия. Я просто слушала ее историю, продолжая тихо плакать, чтобы не мешать ей своими рыданиями.

С каждым ее словом мне становилось только хуже. Мое чувствительное сердце просто разрывалось от подобной истории. Я думала, что прошла через ад, и выстояла… но что тогда, сделала эта женщина?! Героиня… Рашид лишил ее всего: счастья, мужа, титула, положения, детей…сделал из нее куклу для своих утех, подарил сына и разлучил с ним. Кем он себя возомнил? Богом? Столько поломанных судеб. Искалеченных душ. И нет ответа «зачем? Почему?». Просто так суждено. Mactub.

– Это был выбор между жизнью и смертью, – заканчивает она свой рассказ, на ее идеальной коже остаются следы от тоненьких ручейков слез. – Я воспитывала Джареда совсем иначе. Видела бы ты его. Чудесный малыш. Расстаться с ним было невыносимо. Как маленькая смерть. Каждый день я засыпала и слышала его голос, и вспоминала наши разговоры. Сердце болело, потому что я знала, что Нора не даст ему спокойной жизни. Это страшно. Знать, что твой ребенок жив, но у тебя нет возможности увидеть его… хоть одним глазком. Узнать, как он. Наблюдать за тем, как он растет.

– Мне очень жаль… – у меня почти не осталось слов, после подобного рассказа.

– Джаред совершал ужасные, непростительные поступки, Мэл. Хорошо знаю, на что способен его отец, и влияние шейха на Джареда безусловно очень сильно до сих пор. Отец для мальчика всегда авторитет. И решение за тобой. Я просто хотела, чтобы ты больше поняла его. Кто он на самом деле. В нем есть бешенный и зверский темперамент Саадатов. И дух благородных графов Лэндонов. Две культуры. Две жизни. Не сразу, но благодаря тебе, я думаю, он смог найти баланс между ними…

– Благодаря мне?

– Отчасти ради тебя, дорогая. Только влюбленный мужчина способен начать что-то в себе менять. Я понимаю, что ты боишься, что в будущем он не раз сделает тебе больно. Но на это я могу сказать тебе лишь одно: многое будет зависеть от тебя. Отношения, любовь – это не только сказка и счастье. Это та же работа. И нужно развиваться, и работать над собой вместе. Приходить к компромиссу, решать конфликты. Сглаживать углы. Сказать, Саадату, что-то в духе того, что ты переспала с другим, это все равно что добровольно пойти на казнь… необдуманный поступок. Ты еще юна. И многому предстоит научиться. И так не только в отношениях с Джаредом, с любым человеком. Ничто не бывает идеальным… да и кому нужна идеальность?

– Он нужен мне таким. Пусть даже самым неидеальным, – шмыгаю носом я, понимая, что Амелия права. Я совершила глупость, уйдя от Джареда. И что теперь? Я слишком горда, чтобы сама приползти обратно… – Любым, Амелия. Просто. Нужен. Мне.