Сработает или нет? — Ну, есть кое-какие мыслишки. Точно говорить пока рано, но подозреваемый имеется. Голословно утверждать пока не могу. Получим его отпечатки, сравним с базой и… все.

Шведов помолчал, озабоченно провел рукой по лицу, подошел к окну, постоял какое-то время, все также храня молчание, и, резко развернувшись к Степнову, неожиданно выдал: — Это дело нужно списать в висяки…

Удивленно приподняв бровь, Саша молчал, ожидая дальнейших пояснений начальника.

— Саш, ходить «вокруг да около» не буду. Ты — первоклассный опер и это дело раскрыть для тебя как два пальца… Вопрос времени. Да и так, думаю, ты уже близко подобрался.

Степнов все также молчал, с интересом наблюдая за Шведовым. Лишь в глубине темных глаз зажегся нехороший огонек.

— Хватит! Будешь рыть дальше, они тебя грохнут, — и видя, что парень и дальше продолжает хранить гробовое молчание, не выдержал: — Ну, что ты так за этих шлюх впрягаешься? Были б нормальные девки, а то… — Кто … «они»? — раздельно произнес Степнов. Внешне он оставался спокойным, но в душе давно уже клокотала буря, грозящая вырваться наружу.

Шведов осекся, видимо, растерявшись от такого прямого вопроса, но быстро взял себя в руки.

— Хочешь раскрытия громкого дела? Найдем мы тебе кандидата на роль убийцы.

Получишь очередную звездочку. А еще, — мужчина сделал многозначительную паузу. — Скажу тебе честно, я собираюсь уходить выше, в Министерство. И когда будет решаться вопрос о новом начальнике Мневников, буду рекомендовать на свое место тебя.

— Так, кто «они»-то? — все так же спокойно поинтересовался Саша.

— Я думаю, ты уже понял, — Константин Николаевич взглянул ему в глаза.

— Беслан Мельниховский? — усмехнулся Степнов, стараясь ничем не выдать своего внутреннего состояния, в то время как внутри все сорвалось и полетело куда-то вниз. Теперь и никаких экспертиз не нужно. Это он! Чертов ублюдок! — Я же говорю, что ты — первоклассный опер, — с заметным облегчением выдохнул Шведов. — И все прекрасно понимаешь. Если надо, закроем какого-нибудь нарика, это не проблема. И волки сыты, и овцы целы.

— А если он и дальше будет … убивать? Что тогда, а? — с издевкой спросил Саша, ответив ему прямым взглядом. — Еще одного нарика закроем? Так и будем? Он — шлюх мочить, а мы — нариков закрывать?! — А тебе не все равно? — поморщился тот.

— Не все равно, — упрямо ответил парень. Если бы Шведов только знал, каким огромным усилием воли ему удается сдержать порыв в эту же секунду отправиться убивать Мельниховского-младшего. Ох, и мучительную смерть он устроит этому ублюдку! — Саш, за Бесом отец будет присматривать, — как можно увереннее проговорил начальник, хотя по его взгляду было видно, он и сам в это не особо верит. — Он за него ручается.

— Ага, теперь трупы они будут в бетон закатывать, чтобы не нашли! Ну, а что? В Москве строек много, — кивнул Саша, словно соглашаясь, что окончательно вывело полковника из себя.

— Полегче, полегче, Саш, — поиграв желваками, резко осек его Шведов. — Нам с ними ссориться и бодаться тоже не к чему, — и добавил наигранно мягко. — А у тебя девушка теперь есть, ребенок вот-вот родится. Вроде как семья. Подумай о них. Мало ли что…

— Что-то я не понял? — уже другим тоном ответил Степнов и даже привстал со стула. — Это что, угроза? — Господи, Саша, ну какая угроза?! Кто, в здравом рассудке, будет тебе угрожать? — развел руками Константин Николаевич. — Я просто тебя не узнаю в последнее время. Что с тобой? — зло поинтересовался он. — Подумай, мы с тобой можем неплохо поиметь с этого дела. И преступление раскроем, и карьерный рост получим, и Мельниховских к ногтю прижмем. Будут как шелковые, зная, что мы в любой момент можем им кислород перекрыть.

Саша молчал. Стало тяжело дышать, словно кто-то сдавил шею своей ледяной рукой.

— Я надеюсь, ты меня услышал, — тем временем спокойно произнес Шведов, как бы подводя итог этого разговора и давая понять, что тема закрыта.

Так ничего и не ответив, Степнов медленно поднялся и направился к двери.

Выйдя в коридор, прислонился спиной к стене и несколько секунд переводил дыхание, пытаясь успокоиться.

Суки. Нашли слабину в нем. Самое беззащитное место у него сейчас — это Юля с ребенком. Как он ни старался не афишировать свою связь с ней, но в отделе же не дураки работают, догадались. Да и Шведов сам — бывший опер.

От этих мыслей у него снова разболелась голова, возникло одно желание — напиться. В кабинете Саша опрокинул пару рюмок коньяка, но легче не стало.

Позвонив Юле, сказал, что не приедет — срочный вызов, который затянется до ночи. Не может он смотреть в ее глаза и знать, что из-за него она или малыш могут стать жертвой криминальных разборок.

Вечером, по дороге домой, Степнов заехал в супермаркет и купил пару бутылок водки. Дома, не раздеваясь, приложился к бутылке прямо из горла. Напиться, забыться, умереть… Но нельзя. У него теперь есть Юля. Как там сказал Шведов? «Вроде как семья». Один раз Бес уже отнял у него семью, второй раз — не получится. Но и просто завалить этого гада тоже не получится. Не в данной ситуации. А то, что ему хотели сказать, он понял. Будет и дальше копать под Беса, под ударом окажется и он сам, и Юля. А этого Саша допустить не мог. Но и, простив, забыть — тоже…

***

— Как думаешь, он все понял? — озабоченно поинтересовался Равиль Георгиевич.

— Ну, Саша дураком никогда не был. Думаю, понял, — кивнул Шведов..

— Но на крайний случай хотелось бы иметь запасной вариант. Ты как-то говорил, что знаешь, как его можно обезвредить.

— Угу, — промолвил полковник, задумчиво водя пальцем по кромке стакана с коньяком. — Я уже говорил, просто так убрать его нельзя, следствие серьезное начнется, — он сделал многозначительную паузу. — Так вот, у него есть девушка, тоже работает в органах. Бухгалтерша, зарплату считает. Сейчас в декрете, вроде как скоро родить должна. И если с ней, к примеру, произойдет несчастный случай, то, вполне вероятно, что опер может с катушек съехать, забухать, да что угодно, хоть совершить суицид. Тут уже разбираться долго да в детали вникать никто не будет, — Шведов с удовольствием отпил дорогой напиток и добавил как бы невзначай: — В этом году у него мать с сестрой умерли, так что если еще его гражданская жена погибнет, то будет совсем неудивительно, что парень не выдержал.

— Константин Николаич, но… беременная девушка…или грудной ребенок… Тебе не кажется, что это… слишком? Двойной грех, — покачал головой Мельниховский- старший.

— Смотри сам. Только я в нем уже не так уверен, как раньше, — безразлично пожал плечами тот. — Перемкнет у него, что он должен закрыть твоего сына и все. А вообще, у них с Бесом сразу неприязнь возникла, ты не заметил? Не знаю, почему, правда. Но когда-нибудь, чувствую, случится что-то плохое. Думай, сын твой, не мой…

* * *

Последние дни Юля видела, что Сашу что-то гнетет. Он все также старался приходить каждый день, но периодически она улавливала исходящий от него запах алкоголя. Она чувствовала, что в его жизни что-то происходит. Что-то не совсем хорошее. От этого и у нее на душе становилось тревожно. Раньше он всегда с удовольствием ловил ее взгляд, шутил, улыбался. Сейчас же у нее возникло чувство, что ему стыдно перед ней и поэтому он старательно отводил глаза. Посидев немного, быстро уходил.

Долгими часами после его ухода она размышляла о нем, о себе, о жизни, почти забросив журналы и планшет. Может, ему надоело разыгрывать из себя заботливого будущего отца и уделять ей слишком много времени и внимания? В конце концов, у него же есть и своя личная жизнь. Кто знает, как он проводит время вне стен больницы? И вполне возможно, что у него кто-то есть, ведь с ней-то он только из-за ребенка. От таких мыслей становилось горько и обидно на душе. Юля сама поражалась, почему не может выкинуть его из головы. Даже с Леной она старалась не затрагивать эту тему, предпочитая ограничиваться малозначительными фразами да беседами о поведении малыша.

Каждую пятницу Юля ждала, что наблюдающая ее врач и по совместительству заведующая отделением скажет ей долгожданные слова о том, что пора собираться домой. Но шли неделя за неделей, а выписывать ее никто не собирался. Добавив к уже известному Юле диагнозу еще парочку непонятных для нее показаний, заведующая говорила, что ей еще «лежать и лежать». До предполагаемой даты родов оставалось уже две-три недели, и Юля хотела заняться приготовлением приданного малышу. Она ведь так еще ничего не купила. Девушка знала, что по суевериям задолго до родов покупать ничего нельзя, но Юля бы хотела, чтобы все было готово заранее — выстирано, проглажено — к рождению малыша.

Но, как всегда, жизнь внесла свои коррективы. Сначала у нее заболела поясница, потом резко потянуло низ живота. Если это предвестники, то они были какие-то слишком частые и интенсивные. Девчонки с палаты посоветовали обратиться к постовой медсестре, а та уже, выслушав Юлины жалобы, пригласила дежурного врача, и началось… Ее осмотрели на кресле, прослушали сердцебиение ребенка, наказали засекать время схваток, а это были именно они, и вспоминать все, чему учили ее на курсах для будущих мам.

Она только успела набрать номер Саши и сказать несколько слов о том, что все началось, а дальше… Юля думала, что ей никогда не забыть эти бесконечные часы, когда она теряла разум от боли. Казалось, вот сейчас самая болезненная схватка, что больнее уже некуда, как накатывала новая, еще сильнее и больнее.

Сознание периодически отключалось, и некоторых моментов девушка совершенно не помнила. Все было, словно в фильме, нарезано кадрами и смонтировано. И лишь с его первым криком вроде бы все вернулось на свои места, Юля вздохнула с облегчением, живой…

— Поздравляю, мамочка, у вас сыночек, — услышала она откуда-то издалека. На секунду прикрыла глаза и в следующий миг ощутила, как ей на живот положили что-то теплое. Малыш казался совсем крошечным. Он тут же вцепился в нее своими маленькими пальчиками, как котенок уткнулся носом.