– Копишь на покраску по индивидуальному заказу?

– Вроде того.

Копил, да. Пока Алан не сказал маме, что каждое пенни на моем банковском счете должно быть использовано для оплаты моей юридической защиты. Мне не нравится то, куда нас может завести этот разговор, поэтому я киваю на «шевроле».

– Красотка. Что с ней не так?

Почесав затылок, Джон вздыхает.

– Поставил ей новенький карбюратор Holley, но никак не могу его настроить.

Я наклоняюсь, чтобы взглянуть на карбюратор поближе. На нем ни пятнышка. Готов поспорить, что этот мужик о тачке заботится лучше, чем о жене.

– А в чем проблема?

– С холостым ходом беда, и я хотел погонять на ней, а она какая-то вялая. Две недели пытаюсь разобраться с этим. Сказал Фрэнку, что уже готов сдаться и отогнать ее в автосервис, но у меня такое чувство, будто я отдам свою малышку на поругание.

Мужики посмеиваются. Я уже понимаю, в чем дело, но мне нужно убедиться, что я прав.

– Можно ее завести?

Джон мешкает, прикидывая, хорошая ли это идея – дать мне повернуть ключ в замке зажигания.

– Конечно. Ключи в машине.

Насколько крут внешний вид «шевроле», настолько же крут и салон. Внутри пахнет кожей от сидений. Мотор ревет, когда я завожу машину. Я вслушиваюсь в раздающиеся под капотом звуки. Насчет холостого хода Джон прав. Спустя минуту я чую запах горящего бензина и выключаю двигатель.

Джон выжидающе наблюдает за мной с искрой вызова в глазах.

– Что думаешь?

– Думаю, что карбюратор слишком мощный для этой машины.

Он снова посмеивается, на этот раз несколько натянуто.

– О чем ты?

– Это же Holley 750? Он слишком мощный. Сначала я подумал, что карбюратор «задыхается», но потом прислушался. Думаю, дело пойдет на лад с Holley 650. Я, наверное, смогу настроить твой карбюратор так, чтобы машина чуток порезвее бежала, но…

– Постой-ка. – Улыбка совсем сошла с его губ. – Я его только-только поставил. Его всего лишь надо настроить.

С каждой минутой он все больше и больше напоминает мне Алана.

– Ты хотел услышать мое мнение. Я его высказал.

– Ты говоришь, что я должен купить новый карбюратор? – У него такое лицо, будто я велел ему съесть песка.

– Ну… да. У тебя свечи зажигания заливает бензином. Как я уже сказал, я могу его настроить…

– Нет. Не надо.

Джон выглядит разозленным. Не знаю, на кого он злится – на себя или на меня.

– Завтра покажу машину механику.

Я ощетиниваюсь. Привычное напряжение охватывает плечи, поднимается к шее и стискивает мои челюсти.

Фрэнк тоже наблюдает за нашим разговором уже без улыбки.

– Ничего же нет плохого в том, чтобы узнать еще одно мнение, Мерф?

– Ну да, – делано пожимаю я плечами.

– Папи? Папи? – раздается откуда-то приглушенный детский голосок. – Можно мне встать?

Болвандес достает из кармана радионяню.

– Мне нужно вернуться домой, Джон, – хлопает он друга по плечу. – Зато знаешь, что сказать завтра при звонке в автосервис.

– Да. Конечно. – Похоже, челюсти Джона тоже сдавило. – Спасибо за помощь, парень.

Таким тоном можно было бы сказать: «Спасибо за то, что ничем не помог».

Прежде чем я успеваю ответить, Болвандес машет мне рукой:

– Пойдем, Мерф. Угощу тебя лимонадом.

В его доме странновато. Снаружи кирпичное здание с бежевой облицовкой ничем не отличается от других на этой же улице, но внутри непривычно мало стен и много открытого пространства, очень опрятно и чисто.

– Я только схожу за Марисоль, – говорит Болвандес и оставляет меня в гостиной.

Камин без полки выложен камнями разных оттенков серого. Над ним висят фотографии в серебристых рамках. На большинстве снимков заснята совсем маленькая девочка – младше Марисоль. На одном фото я вижу молодого Болвандеса с обнимающей его за шею красивой женщиной. У них такие лица, что сразу становится ясно: когда они смотрят друг на друга, для них останавливается время.

– Деклан! – восторженно кричит Марисоль и тут же обхватывает мои ноги. – Ты пришел поиграть со мной!

Вот бы ровесницы реагировали так на мое появление!

– Конечно, – отвечаю я. – Мы можем поиграть в лимонадную игру.

– В лимонадную игру? – морщит носик Марисоль.

– Да. Сначала я попью немного лимонада, затем ты, после чего ты победишь.

Ребенок заливается смехом.

– Мне нравится такая игра.

Болвандес наблюдает за нами.

– Ты очень добр к ней.

– Не она вызверилась на меня за потраченные пять сотен баксов на совершенно ненужную железку.

– Вызверилась? – попугайничает Марисоль. – Что значит «вызверилась»?

Лицо ее отца вытягивается, и я расстроенно извиняюсь:

– Прости.

– Не страшно. Присядь.

Марисоль уходит рисовать в гостиную, а мы устраиваемся за кухонным столом с запотевшими стаканами в руках. Болвандес смотрит мне в глаза.

– Ты правда считаешь, что ему нужен новый карбюратор?

Пожав плечами, я делаю глоток лимонада.

– Я в этом уверен.

Болвандес кивает.

– До твоего прихода Джон сказал, что, наверное, совершил ошибку, купив этот карбюратор. Думаю, он надеялся, что ты убедишь его в обратном.

Я удивленно поднимаю брови.

– Так он и сам это понял?

– Наверное, ему трудно в этом признаться самому себе. Джон копается в своей машине все выходные, но он любитель в этом деле. – Болвандес ненадолго замолкает. – Ты правда можешь на слух определить, в чем проблема?

Я провожу пальцем по собравшимся на стакане каплям.

– Это несложно сделать, когда опыт есть. Я давно уже не занимался машинами, но тут проблема с карбюратором очевидна.

– Ты говорил, твой отец был механиком?

– И хорошим, – киваю я. – У него был свой автосервис. Он реставрировал старые модели автомобилей, ставил на них форсированные движки. А я все время вертелся рядом. Перебирать коробку передач, наверное, научился раньше, чем ходить.

Мне не хочется думать об отце, но в памяти непроизвольно всплывают воспоминания. Помню, как я ожесточенно спорил с парнями из автосервиса о корректировке момента зажигания на «импале». Отец тогда так хохотал, просто никак не мог успокоиться. Хотел сказать им, что я прав. Мне было восемь.

– Он научил меня водить, как только я смог дотянуться ногами до педалей. Я не задумываясь загонял машины со двора в автосервис и выгонял их обратно.

Проскальзывают и неприятные воспоминания. Мне приходилось водить машину на гораздо большие расстояния. Я натягивал бейсболку и выпрямлялся на сиденье, желая казаться выше, так как боялся, что меня засекут копы.

Оглядываясь назад, я жалею, что копы нас не поймали. Если бы поймали, то, возможно, Керри все еще была бы с нами.

– Где сейчас твой отец? – спрашивает Болвандес.

В его голосе слышится легкая забота. Я бы увильнул от ответа, потому что воспоминания приносят слишком много боли и заставляют вновь чувствовать себя виноватым, но Болвандес не осуждает меня. Если бы осуждал, то не просил бы помочь его другу. И не подпускал бы к своей дочке. Я чувствую себя в безопасности, а такое чувство я обычно испытываю только рядом с Рэвом.

– В тюрьме, – тихо говорю я, не отрывая взгляда от стакана. – Он напился и разбил машину. Погибла моя сестра.

Болвандес накрывает мою руку своей ладонью.

– Ох, Мерф. Мне очень жаль.

Его прикосновение застигает меня врасплох – оно так непривычно, что мне становится не по себе. Я убираю руку и тру затылок.

– Все хорошо. Это было давно.

– Ты навещаешь его?

Я мотаю головой.

– Мама никогда к нему не ходит, ну и я не хожу.

– Твоя мама вновь вышла замуж, да?

– Да.

– И как ты?

Подняв на него глаза, я кривлю губы в полуулыбке:

– Ты что, стал теперь моим поверенным психотерапевтом?

– Нет, просто пытаюсь тебя понять.

Я отпиваю лимонада.

– Да нечего тут особо понимать.

– Ты усердно работаешь. Меня не подводишь: Ты умный. Таких парней, как ты, не часто встретишь на обязательных работах.

– Я просто не хочу, чтобы меня доставали.

– Не думаю, что дело только в этом. – Болвандес ненадолго замолкает. – У тебя есть проблемы с алкоголем, Мерф?

– Естественно! – фыркаю я и делаю глоток лимонада. – Ты же читал мое дело?

– Читал. Так у тебя есть проблемы с алкоголем?

Я пожимаю плечами, после чего отрицательно качаю головой. Воспоминание о том, как обжигает горло виски, свежо настолько, словно я пил вчера. Я мало что помню о той ночи, но это жжение помню отчетливо.

– Нет.

– А были?

Я снова мотаю головой.

– Это был один день. Один долбаный день. – Второй самый худший день в мой жизни.

– Ты хочешь об этом поговорить?

Такое ощущение, что на меня начинают медленно и верно надвигаться стены. Между лопатками собираются капли пота. Если Болвандес будет напирать, я пулей вынесусь отсюда прямо сквозь стены.

– Нет, не хочу.

– Эй! – Болвандес кладет на мое плечо ладонь и тихонько встряхивает меня. – Расслабься. Я не хотел на тебя давить.

Вздохнув, отпускаю стакан. Я даже не осознавал, как сильно стиснул его.

– Прости.

В кухню вбегает с листом в руках Марисоль.

– Деклан! Я нарисовала тебя!

Она сует рисунок мне в лицо. На нем изображен мужчина в виде палки с каштановыми волосами.

– Очень красиво, – говорю я ей на удивление ровным голосом. – Нарисуешь мне еще что-нибудь?

– Да! – Она тут же убегает.

В кухне снова наступает тишина. Я утыкаюсь взглядом в стакан.

– Могу я тебе кое-что сказать? – спрашивает Болвандес.

Я сглатываю.

– Конечно.

– Один день – это не вся жизнь, Мерф. – Он ждет, когда я посмотрю на него. – Один день – это всего-навсего один день.

Фыркнув, откидываюсь на спинку стула.

– Что ты хочешь этим сказать? Что люди не должны осуждать меня за одну ошибку? Скажи это судье Оророс.