В глазах Деклана отражается недоверие, и какое-то оно не очень хорошее. Его спокойствие и мягкость как рукой снимает.

– Он хочет поставить фотографию со мной и Рэвом на обложку альбома выпускников?

– Ну… в каком-то роде. Вы будете на обратной стороне.

Его лицо темнеет, а я продолжаю лепетать и не могу остановиться. Несу черт-те что, пытаясь остановить нарастающий гнев Деклана прежде, чем он обрушится на меня лавиной.

– Там же две стороны. На передней будут чирлидерши, а на обратной будете вы, и вы будете олицетворять дружбу, не обособленность…

– Ты спятила? – практически рычит Деклан. В его глазах ярость.

Я усилием воли заставляю себя не съежиться.

– Не понимаю, почему тебя это так злит…

– Мне нет места на этой обложке, мне не нужно вечное напоминание об этом классе, и я ни хрена не хочу, чтобы моей фотографией украшали альбом.

Деклан так сильно ударяет по груше, что она отлетает от моих рук, но я отказываюсь отступать.

– Это самый худший год в моей жизни. Ты понимаешь это?

Груша качается между нами, и я бью по ней.

– А как ты думаешь, что чувствую я? – Мой голос срывается. Плевать. – Ведь именно я сделала эту фотографию.

Деклан застывает. Затем хватает грушу.

Мое дыхание кажется оглушительным во внезапно наступившей тишине, и я не могу понять по лицу Деклана, что он чувствует. Он все еще злится, но помимо злости испытывает… Потрясение? Сожаление? Стыдится? Это невыносимо.

– Что? – Голос дрожит, по щекам текут горячие слезы. – Думаешь, только у тебя этот год ужасный? Ты ничего не знаешь обо мне, Деклан Мерфи. Иди к черту.

– Эй, Дек. – Рэв осторожно сбегает по лестнице с девочкой в руках, держа при этом еще и беспроводной телефон. В его голосе взволнованность и напряженность – дело явно не в том, что он хочет прекратить наш спор. – Это Алан.

Я вытираю со щек слезы.

Деклан берет трубку и прикладывает ее к уху.

– Что? – Его лицо каменеет. – Что случилось? – Пауза. – Я сейчас буду. – Еще одна пауза, в этот раз короче. – Мне насрать, Алан. Я еду.

Он нажимает на отбой. Смотрит мне в глаза – в них нет ни доброты, ни сочувствия.

– Делай что хочешь, Джульетта. Мне все равно.

Затем выуживает из кармана ключи и отворачивается.

– Что случилось? – спрашивает Рэв. – Дек, постой. Ты куда?

– В больницу. Мама готовила ужин и упала в обморок. Алан вызвал скорую.

Не сказав больше ни слова, он направляется к лестнице.

– Подожди, – зовет его Рэв. – Подожди, Дек. Я позвоню маме, чтобы она вернулась, и поеду с тобой.

– Я не могу ждать.

Я явственно слышу в его голосе страх.

Ни с чем не спутаю это чувство.

Деклан выходит за дверь.

– Я останусь с Бейбидолл, – говорю я Рэву. – Иди! Иди с ним!

Глава 30

Входящие: Мрак


Новых сообщений нет.


Понятия не имею, зачем то и дело проверяю папку входящих. Мы расстались с Джульеттой всего час назад, оставив ее с маленьким ребенком. Не будет же она строчить мне письма, пока малышка устраивает в доме погром. Особенно когда она не знает, что Деклан Мерфи и Мрак – одно и то же лицо. И я жалею об этом.

Я тру затылок. В приемном отделении больницы душно и полно народу Алана я еще не видел, и он не отвечает ни на звонки, ни на сообщения.

Он трижды звонил мне на мобильный, а я его проигнорировал. Циник во мне говорит: Алан не отвечает мне, чтобы меня побесить. Страх во мне говорит: мама очень плоха, и ему некогда взглянуть на мобильный.

Мама сказала ему, что ее тошнило в пятницу вечером? Может, он об этом не знал. Может, мне нужно было рассказать ему.

Она потеряла сознание. Из-за чего? У нее был сердечный приступ? Да нет, Алан бы сказал, если бы что-то было с сердцем. Может, это обычный обморок? Но с чего ей падать в обморок на кухне? Она готовила ужин. Поранилась? Что же случилось?!

Я тяжело вздыхаю. Из динамиков над головой доносится музыка, но радио настроено на такую станцию, которую находящиеся в своем уме слушать не будут. Играет какая-то старомодная песня, и каждый раз, как певец тянет длинную ноту, раздается треск помех. Я болтаю ногой. Нервы уже не выдерживают.

Когда я поднимаю голову, взгляд утыкается в табличку, висящую на другом конце комнаты. На ней перечислены симптомы рака груди. Из-за рака груди в обморок падают? Черт его знает. Я смотрю в сторону и замечаю табличку с сердечными заболеваниями. Я вскакиваю со стула.

– Пойду узнаю еще раз.

– Дек, – спокойным голосом останавливает меня Рэв, – ты узнавал десять минут назад.

Он прав. Я достаю больничный персонал каждые десять минут. И мне отвечают одно и то же: к больным пускают по одному посетителю, и мне нужно подождать, когда выйдет Алан.

Алан не выходит.

Женщина за стойкой время от времени бросает на меня взгляд – я ее начал раздражать. Если они выкинут меня отсюда, то не знаю, что тогда сделаю.

Я плюхаюсь на стул. Громко стучащий в ушах пульс заставляет остро чувствовать каждый удар сердца. Зарываюсь пальцами в волосы. Плечи так напряжены, что хочется вдарить по чему-нибудь для разрядки.

Рэв кладет ладонь мне на плечо, и я застываю. Или он сейчас выдаст какую-нибудь библейскую цитату о Божьей воле и я ударю его, или скажет что-нибудь пустое и бессмысленное вроде: «С ней все будет хорошо» либо «Уверен, это все низкий уровень сахара в крови. Наверное, они ей просто дают газировку».

Но Рэв – это Рэв, мой лучший друг, и он ничего подобного не говорит. Он молча сидит рядом со мной, держа ладонь на моем плече. Я не один, и меня это немного успокаивает. Но мы сидим так достаточно долго, и меня опять начинает придавливать страх.

Я снова набираю Алану сообщение. Никакого ответа. Звоню ему и попадаю на голосовую почту. Он вырубил мобильный. Грудь сдавливает. Каждый вздох дается с трудом, горло сжимает спазм. Молчание невыносимо.

– Думаю, она тяжело больна.

Рэв наклоняется ко мне.

– Почему? – тихо, как и я, спрашивает он.

– Когда я вернулся домой с танцев, ее тошнило в туалете. – Голос дрожит. Глаза увлажнились, и я смотрю в пол.

Рэв некоторое время молчит.

– Это было в пятницу. Может, у нее грипп.

Я качаю головой.

– Не похоже на грипп. И вчера она хорошо себя чувствовала. – Я цепенею. По щеке скользит слеза, и я поспешно ее вытираю. – Нет, вчера ей тоже нездоровилось. Она прилегла отдохнуть. Днем.

Потом я вспоминаю, что Кристин за ужином перед танцами спрашивала меня, как себя чувствует моя мама.

– Кристин сказала, что ей нездоровилось и в прошлые выходные.

Рэв на это ничего не отвечает. Он тоже помнит слова Кристин. Может, мама уже давно больна.

«Важно каждое мгновение нашей жизни». Иногда высказывания Рэва, когда я прокручиваю их спустя некоторое время в голове, кажутся мне предсказаниями. Каждое мгновение, которое я просиживаю здесь, я не с ней.

Я нахожусь так близко от Рэва, что слышу, как вибрирует его мобильный. Он выуживает телефон из кармана и смотрит на экран.

– Скоро приедет мама. С Бейбидолл посидит Джульетта, пока папа не вернется с работы.

Кристин едет. Не знаю почему, но это лишь укрепляет меня в мысли, что мама серьезно больна. По щеке катится еще одна слеза. Я быстро смахиваю ее. Может быть, мама умирала все это время. Может быть, она сейчас умирает, а я даже не знаю этого, потому что Алан отключил свой мобильный.

Теперь грудь теснит от злости, но это лучше, чем страх. Злоба уже вошла в привычку, и я даже рад ей, несмотря на то, что она разрастается во мне, мерзко цепляя своими когтями. Я хочу убить его.

И тут в приемную выходит Алан, словно вызванный моими кровожадными мыслями. Он выглядит напряженным, уставшим и испуганным. Как и я. Это должно бы унять мою ярость, но не тут-то было. Мне хочется со всей дури треснуть ему.

– Алан. – Моим голосом можно было бы резать железо. Я успеваю пересечь полкомнаты, прежде чем он осознает, что я грозно надвигаюсь на него. – Где она?

– Говори тише.

Алан переводит взгляд с меня на Рэва, явно удивленный нашим присутствием здесь.

– Где она? – Я с такой силой стискиваю кулаки, что ногти впиваются в ладони. – Я хочу ее видеть.

– Успокойся, – просит стоящий рядом Рэв.

– Нельзя. – Алан устало смотрит на меня. – Она…

– Ты был с ней два часа, – рычу я. – Я хочу ее видеть.

На его лице отражается нетерпение.

– Я сказал тебе не приезжать сюда, Деклан. Это очень личное дело, оно касается только меня и твоей матери…

Я отталкиваю его. Нет, «оттолкнуть» – не то слово. Позади него была стена, и он врезается в нее, а не падает на пол. Повезло.

Рэв хватает меня, не давая наброситься на отчима. Алан сжимает кулаки, тоже готовый кинуться на меня. Я к этому готов. Я этому рад. В глазах Алана огонь, и я знаю, что он уже давным-давно хотел меня ударить. Но он не двигается. Стоит у стены, тяжело дыша и прожигая меня взглядом. Еще и Рэв вцепился, не давая вырваться.

Все взгляды присутствующих устремлены на нас. Медсестра за стойкой частит в трубку: «…Возможна драка в приемном отделении». Пощечиной бьют всплывшие в памяти слова Джульетты: «Ты довольно враждебный».

– Рэв. – Голос звучит так, словно во рту у меня песок. Я не отвожу глаз от Алана. – Отпусти меня.

– У тебя условный срок, – не слушает меня он.

– Знаю, – цежу я. – Я в норме.

– Повзрослей наконец, – рявкает Алан. – Твоей маме нельзя сейчас волноваться.

Мой боевой настрой гаснет, и я высвобождаюсь из хватки Рэва. Я в миге от того, чтобы рвануть в палату к маме, наплевав на охранников. Или в миге от того, чтобы в отчаянии свернуться клубком на полу приемной.

– Рэв. – Подоспевшая Кристин переводит обеспокоенный взгляд с меня на Алана. – Что происходит?

– Мы не знаем, – отвечает Рэв. Он зло смотрит на Алана. – Нам никто ничего не хочет объяснять.