– Полегче, – останавливает меня Брэндон, забирая камеры из моих трясущихся рук. – Дай я это сделаю.

Он с ловкостью опытного фотографа достает карты памяти, и мы возвращаемся к папиному ноутбуку.

Мы ждем загрузки программы. Ноут так тормозит, что мне хочется вскочить, сбегать вниз и врубить мамин мощный Макбук, который она использует – использовала – для редактирования фотографий. Мы ни разу не включали его после ее смерти – по большей части из-за фото на рабочем столе, где я, совсем крошка, уткнулась в мамину шею.

Глаза заволакивает слезами, и я говорю себе: перестань ныть! У нас тут важное дело.

Наконец программа загружается, и на экране мелкими значками выстраиваются фотографии с маминой карты памяти.

– Ничего себе, – выдыхает Роуэн.

Снимки пропитаны ужасом. Мертвые дети на улицах. Залитые кровью двери. Везде пыль, грязь, пот и слезы. Рыдающие женщины. У мужчин такие жуткие раны, что не дай бог увидеть эти фотографии во время еды. Брэндон спокойно прокручивает их, но тоже слегка позеленел.

– Потрясающие фотографии. Твоя мама была отчаянной женщиной.

Я прекрасно знаю, как талантлива она была.

– Это все рабочие снимки. Посмотри другую карту памяти.

Он вынимает и вставляет в ноут следующую карту. Мы снова ждем.

Грудь теснит предчувствие: здесь что-нибудь будет. Здесь обязательно что-нибудь будет. Наверное, я мазохистка. Мучаю себя и мучаю. Эта карта памяти пуста. На ней вообще ничего нет. Ничего.

– У нее есть еще какой-нибудь фотоаппарат? – смотрит на меня Брэндон.

Я киваю.

– Еще две дешевые камеры. Она возила их с собой про запас. Но они были в чемодане.

– А это что? – указывает Брэндон на отблеск от линз.

– Пленочная камера. У нас нет проявочной, поэтому я не знаю, что там. Не могу же я отнести в фотолабораторию снимки с кровавой бойней.

– У мистера Жерарди есть проявочная. В камере осталась пленка?

Я поднимаю сумку, и в ней дребезжат вещи. Это была ручная кладь мамы, и я улавливаю запах ее лосьона для рук. Меня накрывает ощущение потери, и я закрываю глаза.

Соберись, Джульетта. Поплакать можешь и позже. И все же мне не сразу удается взять себя в руки. Брэндон с Роуэн терпеливо ждут – они чудесные друзья.

Достав из сумки камеру, я вижу остальные вещи мамы. Тюбики помады. Маленькую упаковку салфеток. Краешек посадочного талона, засунутого в боковой карман. Старый номер журнала Us Weekly. На моих губах появляется грустная улыбка. Я бы задала маме жару, если бы знала, что она читает этот журнал. Если бы тот субботний вечер выдался таким, как обычно.

«Моим мозгам тоже порой нужна разгрузка», – сказала бы она мне.

По щеке соскальзывает слеза.

– Хочешь, я возьму камеру? – мягко предлагает Брэндон. – Проявлю фотографии, а ты потом их посмотришь.

– Нет, – качаю я головой.

Мама редко использовала эту камеру для работы, и каждый сделанный ею снимок производил невероятное впечатление. Все снятое этой камерой будет очень личным, значимым для мамы и не связанным с работой. Мне трудно представить ее хватающейся за эту камеру, чтобы запечатлеть уносящуюся машину. Но если кто-то и должен проявить эти фотографии, то только я.

– Это ее снимки, – прижимаю я камеру к груди. – Я сама хочу их проявить.

– Ладно, – соглашается Брэндон.

– Спасибо, – тихо благодарю я. – Так хорошо, что вы ко мне зашли.

Роуэн обнимает меня сзади за шею.

– Для того друзья и нужны.

Глава 36

От: Девушка с кладбища

Кому: Мрак

Дата: вторник, 8 октября, 22:31:57

Тема: Друзья


Да. Я в порядке. Ложная тревога.

Ты поговорил со своей мамой?


Ложная тревога? Ложная тревога? Что, черт возьми, это значит?

Возле ника Джульетты стоит зеленый кружок.


Мрак: Что еще за ложная тревога?

Девушка с кладбища: Деклан Мерфи не делал того, в чем я уже собиралась его обвинить.


Мне приходится собрать всю свою волю в кулак – всю до последней капли, – чтобы не написать в ответ: «Джульетта, это я! Расскажи мне все, пожалуйста! Я так сильно переживал, что виноват в случившемся с тобой!»

Руки начинают дрожать.


Мрак: Расскажешь подробнее?

Девушка с кладбища: Он напился и разбил свою машину в тот самый день, когда погибла моя мама. Я думала, в аварии был виноват он.

Мрак: Это не так?


Девушка с кладбища: Нет.


Она меня убивает.


Мрак: Откуда ты это знаешь?

Девушка с кладбища: Парень моей лучшей подружки проходил летом стажировку в отделе новостей криминальной хроники. И у него остался доступ к базе данных. Он нашел оба происшествия. Мама погибла до того, как Деклан Мерфи сел в машину.


Вот как!

Не понимаю охвативших меня чувств, но это точно не облегчение. Какая-то горькая радость. Я не убивал маму Джульетты, но она по-прежнему не знает, кто преступник. И я все еще не признался ей в том, что я – Мрак. А теперь уже слишком поздно…

Мне нужно извиниться перед ней. Но как это сделать? И за что конкретно извиняться?

Приходит еще одно сообщение.


Девушка с кладбища: В любом случае такое совпадение было маловероятно.

Мрак: Похоже, их пути не пересеклись.

Девушка с кладбища: Да.

Мрак: Ты в порядке?

Девушка с кладбища: Не знаю.

Мрак: Я могу что-нибудь для тебя сделать?

Девушка с кладбища: Поговори со мной. Если тебе не трудно.

Слова звучат для меня голосом Джульетты. Я помню, как она запаниковала, когда сопоставила даты. Мне хочется позвонить ей. Хочется утешить ее. Такой неистовой и сильной духом девушки я никогда еще не встречал, но мне все равно хочется посидеть с ней в темноте, держа за руку, показывая, что она не одна.


Мрак: Трудно? Я с тобой вечность готов говорить.


Она долгое время не отвечает. Уснула?


Мрак: Тут-тук.

Девушка с кладбища: Ты меня растрогал до слез.

Мрак: Большинство людей ответило бы: «Кто там?»

Девушка с кладбища: Теперь ты меня рассмешил. Кто там?

Мрак: На этот случай шутку я не успел приготовить. Почему ты заплакала?

Девушка с кладбища: Я так переживала, что ты – это он и мне придется перестать общаться с тобой.


Я леденею. Снова и снова перечитываю фразу:

«Я так переживала, что ты – это он…»

Не могу дышать. Не знаю, как ответить. Меня словно разом пронзили сотнями лезвий.


Девушка с кладбища: Прости. Я сейчас в растрепанных чувствах. Брэндон – парень моей лучшей подруги – подумал, что, возможно, мама успела сфотографировать врезавшуюся в ее такси машину. Поэтому мы просмотрели все карты памяти. Эмоциональная выдалась ночка.

Уж мне ли не знать! Я вообще сейчас сижу, давясь вставшим поперек горла сердцем. Хорошо хоть Джульетта сменила тему разговора. Я с трудом заставляю себя печатать онемевшими пальцами.


Мрак: Что-нибудь нашли?

Девушка с кладбища: На картах памяти – ничего. Но я собираюсь завтра в школе проявить одну пленку.

Мрак: Думаешь, есть шанс что-то обнаружить?

Девушка с кладбища: Боюсь надеяться на это.


Мне тяжело сосредоточиться на ее словах. Хочется напечатать, что у меня уже закрываются глаза и лучше нам пообщаться завтра, но я ведь написал, что могу проговорить с ней всю ночь.

Надо было отыскать шутку с «тук-тук».


Девушка с кладбища: Ты поговорил со своей мамой?


Зашибись. Еще одна тема, о которой не хочется говорить.


Мрак: Нет.

Девушка с кладбища: Почему?

Мрак: Вернулся поздно с работы. И отчим цербером стоит у ее спальни.

Девушка с кладбища: Ты не можешь сказать ему, что хочешь поговорить с ней?


Ее вопрос совершенно безобиден, но, понимая, что она не хочет общаться со мной – со мной настоящим, – я воспринимаю ее слова острее, чем обычно. Я как будто говорю с Аланом. Слышу между строк обвинительные нотки. Меня это злит. Она словно хочет видеть только одну часть моей жизни, а вторую – реальную, запутанную и сложную – игнорирует.

Мне видится все в преувеличенном и искаженном свете, я это знаю.

Я сделал это. Я.

Я разрушил все.

Это я виноват.

Еще одно бремя поверх остальных.

Мне хочется скинуть с души невыносимую тяжесть, но не получается.

Пальцы стучат по клавишам.


Мрак: Все очень сложно.

Девушка с кладбища: Ты сам все усложняешь.

Мрак: Да уж, похоже, я ас по части усложнений.


Я закрываю приложение.

И удаляю его.

Сгибаюсь, обхватив колени руками, и силюсь не закричать.

Приходится задержать дыхание. Это помогает. Я сижу в полной тишине, пока легкие не начинают гореть от нехватки кислорода.

Нужно взять себя в руки.

Комната давит на меня, душит. Хочется вырваться из нее, но существует одно только место, куда я могу пойти, не боясь, что Алан вызовет полицию.

Я беру мобильный и пишу сообщение Рэву. Последние двенадцать штук он проигнорировал. Но все они были различными вариациями на тему: перестань быть занозой в заднице.


Деклан Мерфи: Рэв, пожалуйста, ответь. Ты нужен мне.


Он сразу же отзывается.


Рэв Флетчер: Я здесь.

Деклан Мерфи: Можно к тебе?

Рэв: Конечно.

* * *

Я вхожу домой к Рэву через заднюю дверь и нахожу его поедающим хлопья Lucky Charms. Обычно таким поздним ужином балуются любители травки, но Рэв ни разу в жизни не пробовал покурить косячок. Когда мы были помладше и проводили время не только у него дома, но и у меня, мама специально держала для него коробку Lucky Charms.

Он никогда не завтракает этими хлопьями. Всегда ест их тайком, словно скрывая пагубную слабость. Может, в прошлом отец запрещал ему есть их. А может, Рэв просто любит сахар. Я никогда его об этом не спрашивал.