– Привет!

Поднимаю голову. Ко мне бежит девчушка в фиолетовом сарафане. Ее волосы настолько черны, что блестят на солнце. Кудрявые хвостики подпрыгивают. Личико лучится радостью.

– Привет!

Кому это она так рада? Я здесь один. Затем я вижу Болвандеса, следующего за ней степенной походкой. Наверное, это его дочка.

Я кладу мобильный в карман и поднимаюсь. Никогда не могу понять по этому мужику, о чем он думает, но меня так и подмывает наехать на него за опоздание. Ведь он за то же самое сделал мне выволочку на прошлой неделе.

Девочка обхватывает ручонками мои ноги. Вздрогнув, я неосознанно делаю шаг назад. Она хихикает, но не выпускает меня.

– Привет! – повторяет она, еще крепче сжимая руки и улыбаясь мне во весь рот. Отпускать она меня явно не собирается.

– Марисоль!

Последние шагов десять Болвандес преодолевает бегом. Подхватывает дочку, отрывая от меня, закидывает на плечо и прижимает к себе.

Она заливисто хохочет.

– Перестань, папи![7]

– Прости, Мерф, – устало говорит Болвандес, вынимая из кармана ключ. – Она всех обнимает.

Поведение его дочки напомнило мне о беззаботной невинности, запечатленной на снимке с разбомбленным городом. Эта малышка не знает меня. Она не видит того, что видят остальные. Мне хочется предупредить ее, предостеречь. А Болвандес-то как быстро отлепил ее от меня. Словно я мог причинить ей какой-то вред.

Я стою около ангара и хмурюсь, размышляя над этой ситуацией. А он в это время поднимает ворота и зовет меня внутрь, чтобы мы вместе вывезли косилки.

– Так ты, парень, готов работать или как?

– Я был готов уже полчаса назад.

Я ожидаю, что Болвандес огрызнется, но он лишь кидает мне рабочие перчатки.

– Знаю. Прости. Кармен пришлось задержаться на работе, а надо было забрать Марисоль. Я думал, что вовремя вернусь.

Извинений я никак не ожидал, и они немного остужают мое раздражение. Я натягиваю перчатки и беру мусорный мешок для сбора принесенных на кладбище вещей.

Болвандес залезает на косилку и кричит дочери:

– Хочешь сесть за руль, Которра?[8]

– Да!

Она бежит к нам, бросив пыльную стену, на которой уже начала рисовать цветы, или монстров, или уж не знаю, кого она там хотела нарисовать с такими длиннющими корявыми пальцами. Забирается при помощи Болвандеса на косилку, усаживается перед ним и вцепляется ручонками в руль.

На секунду я снова ощущаю себя ребенком, наблюдающим за тем, как Керри залезает в пикап, чтобы «помочь» отцу рулить. Мы с ней дрались, решая, чья очередь сидеть рядом с ним в машине.

«Вы были с сестрой близки?»

Я с трудом отвожу от них взгляд. Забираюсь на свою косилку. Может, зря я затеял эту переписку? Я уже во многом признался, и каждый раз, касаясь листа карандашом, чувствую, что откапываю воспоминания, которые хотел оставить глубоко зарытыми.

Двигатель газонокосилки Болвандеса с кряхтеньем заводится, а потом глохнет. Болвандес бормочет себе под нос слова на испанском и снова пытается его завести. На этот раз, судя по издаваемым движком звукам, он вряд ли заведется. Нет, заводится. Но тут же глохнет. Болвандес в третий раз пытается его завести. И в четвертый.

Есть какое-то слово, которым называют остервенелое повторение одних и тех же действий в ожидании результата, противоположного получаемому.

– Эй, – зову я Болвандеса.

Он игнорирует меня, пытаясь завести двигатель. Теперь тот вообще не фурычит.

Я глушу свою косилку и слезаю с нее.

– Эй!

Болвандес оставляет в покое ключ.

– Что? – раздраженно спрашивает он.

– Похоже, проблема в бензопроводе.

– Да что ты об этом знаешь?

Ненавижу это. Ненавижу людей, относящихся ко мне как к идиоту, который с трудом время по часам определяет.

– Я знаю, что проблема в бензопроводе. Когда ты в последний раз проверял фильтр?

– Я не занимаюсь техникой, Мерф. Она проходит сервисное обслуживание.

– Тогда твое сервисное обслуживание – говно.

– Твое сервисное обслуживание – го-о-овно, – повторяет Марисоль и подпрыгивает на сиденье. – Поехали, папи! Вперед, трактор, вперед!

– Ну спасибо, парень, – расстроенно ворчит Болвандес. Поднимает дочку и спускает на пол перед косилкой. – А я думал, что быстро наверстаю упущенное из-за опоздания. Теперь придется работать в субботу.

– У тебя есть инструменты? Может, я смогу разобраться с проблемой.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Лады. Пофиг.

Пошел он к черту. Мое дело – предложить.

Сажусь на свою газонокосилку и завожу двигатель.

Я выезжаю из ангара, когда Болвандес сзади кричит:

– Хорошо! Глянь, что с ней.

Косилка в плачевном состоянии. Я не сразу добираюсь до двигателя, так как на закрывающем его пластиковом кожухе заржавел винт. Не знаю, кому Болвандес платит за сервисное обслуживание, но к косилке явно никто не притрагивался. Я осматриваю поддон двигателя. Масло в нем превратилось в густую черную кашу. Я говорю об этом Болвандесу.

– Когда это ты у нас стал экспертом по косилкам? – спрашивает он.

Его дочка сидит на корточках между нами с таким серьезным лицом, будто она здесь главный механик. Переводит взгляд с меня на отца и повторяет почти каждое мое слово.

– Я не говорил, что я эксперт по косилкам. Просто это элементарные вещи. – Я протираю рукой лоб, чтобы капли пота не попали в глаза. – Двигатель – он и в Африке двигатель.

– Ты разбираешься в машинах?

Пожав плечами, я задвигаю поддон обратно. Я привык к тому, что не привык к тому, чтобы Болвандес обращался конкретно ко мне. Обычно он чешет языком, не замечая моего присутствия.

– Больше в их внутренностях.

– Сможешь сегодня починить?

– Возможно. Нужно заменить топливный фильтр, но сперва я его почищу.

Я отсоединяю и продуваю фильтр. Марисоль наклоняется вперед, пытаясь мне помочь. Я протягиваю фильтр ей, чтобы она в него дунула. Ловлю на себе взгляд Болвандеса и убираю от девочки фильтр, вспомнив, как он поспешно отцепил ее от меня.

– Очень мило, что ты позволяешь ей помогать, – говорит Болвандес.

Залившись краской, я перевожу взгляд на движок. Кому удается ладить с детьми, так это Рэву. У него в этом практики больше, чем у меня.

– Ну, она же ничем не навредит.

– Я ничем не наврежу! – возмущенно повторяет Марисоль, вызывая у меня улыбку.

– И она так рьяно все за мной повторяет, что потом, похоже, напишет нам целое руководство.

– Попугайчик мой, – обнимает дочку Болвандес.

– Я помогаю! – вырывается из его рук Марисоль.

– Конечно! – подтверждает он.

Я протираю фильтр снаружи и снова продуваю.

– Не могу обещать, что косилка проработает весь вечер, но на покос пары участков ее хватит.

– Тебя отец этому научил?

– Угу.

– Он механик?

– Уже нет.

Болвандес, должно быть, уловил в моем голосе резкость. Со следующим вопросом не спешит, хотя его раздирает любопытство. Странно, что он не получил всех данных обо мне от судьи. Хотя, может, ему дали информацию только о моих правонарушениях, а об отце умолчали.

В любом случае он решает не давить на меня.

– Спасибо, Мерф.

Я возвращаю фильтр на место, а потом поворачиваюсь к Болвандесу.

– Меня зовут Деклан. – Мне не удается скрыть раздражения в голосе.

Ни на секунду не замешкавшись, Болвандес протягивает мне руку:

– Рад познакомиться с тобой. Фрэнк.

– Фрэнк? – недоуменно моргаю я.

Он пожимает плечами.

– Ожидал услышать что-то вроде «Франсиско»?

Я почти пристыженно отвожу взгляд. С чего бы это? Я же не звал его про себя «Педро». Хотя, наверное, лучше бы звал его так, чем Болвандесом.

Фрэнк хлопает меня по плечу.

– Отец не научил тебя рукопожатию?

Я стягиваю рабочую перчатку и протягиваю ему руку.

– А ты неплохой парень, Деклан, – говорит Фрэнк.

– Это ты меня еще плохо знаешь, – фыркаю я.

* * *

Когда я возвращаюсь домой, Алан сидит в гостиной. Обычно я проверяю, нет ли его внизу, прежде чем пройти на кухню, но сейчас мне хочется взять газировку, принять душ и закрыться ото всех в своей комнате. По телику идет футбольный матч. Звук отчим врубил на полную мощность. Они с мамой купили телевизор с большим экраном как подарок на свою свадьбу. Мама не выносит громких звуков, поэтому я не удивлен, что она не сидит рядом с ним. Но домой она вернулась – ее машина стоит на подъездной дорожке.

Мне хочется сказать Алану, чтобы он уменьшил долбаный звук. Тогда мама тоже сможет посмотреть телевизор. Но я этого не делаю. Даже не смотрю на него. А вот его взгляд на себе чувствую кожей. Он будто только и ждет, что я вспылю или накинусь на него. Повисшее в комнате напряжение можно практически ухватить рукой.

– Где ты был? – спрашивает Алан.

Ну что за придурок? Он прекрасно знает, где я был. Я прохожу мимо дивана, направляясь в кухню.

– Я с тобой говорю. – Отчим почти орет, пытаясь перекричать телевизор. – Не смей игнорировать меня.

Я игнорирую его. В кухню он за мной не идет.

Алан продает страховки. В приступе рабочего ажиотажа он чуть не копытами роет землю, и кажется, из его ноздрей вот-вот повалит пар. В остальное же время он строит из себя крутого чувака, помешанного на спорте. Чудо, что у него в руках нет флажка и рукавицы с поднятым пальцем. И что в нем мама нашла? Не понимаю. Вру – прекрасно понимаю. Сладкоречивого балабола, запудрившего ей мозги, желая залезть под юбку. Знаете, кем вижу его я? Очередным козлом, из-за которого она так больно шлепнется с небес на землю, что падение с обрыва и то покажется более милосердным. Хотя моего мнения, конечно же, никто не спрашивает.

В холодильнике лежит лазанья. Я кладу себе немного в тарелку, но не заморачиваюсь подогреванием. Подцепляю кока-колу и готовлюсь к вторичному забегу мимо Алана. Он злобно таращится на кухонную дверь, когда я из-за нее появляюсь. Позади него орет телик.