— Еще, Стас, еще! — взмолилась я, когда неизвестный мне ранее огненный шар стал нарастать, будто вращаясь.

— Конечно, еще, девочка, — подтвердил Калинин, — Не сомневайся, моя маленькая Стрекоза, я буду трахать тебя, пока ты не кончишь на моем члене. Пока твоя нежная розовая дырочка не сожмется от удовольствия, а из твоего прелестного ротика, куда я сам намереваюсь кончать бесчисленное число раз, не будет рваться наружу ничего, кроме моего имени.

— Да! Стас, да! Еще! Ну, сильнее!

Он взревел, говоря еще какие-то несусветные пошлости, разобрать которые я уже больше не могла. От накрывающей с головой эйфории закрывались глаза, а руки отталкивались от спинки кровати, чтобы сильнее столкнуться, чтобы проникновение его было еще более неистовым, глубоким, чувственным. Зафиксировав меня руками на подушках, Стас яростно и жестко вдалбливался внутрь. Толчок за толчком. Стон за стоном.

На его лбу выступили капельки пота, периодически срывающиеся вниз, между бровей залегла уже знакомая складка. Потянулась рукой и разгладила ее, скользнула по щеке. Стас, резко повернув голову, обхватил губами мой большой палец и пососал, лаская подушечку языком. Внутри его рта тепло, влажно, скользко. Наверное, внутри меня точно также.

Это стало последней каплей.

Отправной точкой на скоростном пути в нирвану.

Огненный шар внутри меня взорвался на тысячу осколков, затопил, вырвал из реальности и вознес на вершину блаженства.

Оргазм — это маленькая смерть.

И я готова умирать в его объятиях до конца своих дней.

Вслед за мной кончил и Стас. Может, он и хотел это сделать в мой рот, как и говорил, только не получилось. Может, не успел. А может, просто неудобно было пристроиться.

Впрочем, ни он, ни я, этому факту не огорчились.

Горячая сперма толчками орошала живот, стекая к груди, а я счастливо улыбалась и втирала ее в кожу.

Весь мой.

До последней капли.

— Вся моя, — хрипел довольный Стас, вторя мом мыслям и торжественно обтирая о кожу блестящую головку.

Слегка отодвинулся, вытащил подушки, скидывая их на пол, крепко обнял, устраивая на своей груди, и укрыл одеялом.

— Спи, Стрекоза. Завтра я не буду таким галантным.

Я хихикнула, но не стала отрицать его эпитетов.

— А мы мыться не пойдем?

— Конечно, нет. Мне слишком нравится, как ты пахнешь мной.

— Мне тоже.

Забросила на него ногу, лизнула сосок, получила нежный чмок в макушку, дождалась хриплого «люблю тебя, Козочка моя» и блаженно уснула с улыбкой на припухших губах.

Эпилог


Предательство, измена, пренебрежение и даже безразличие навсегда оставляют невидимые, труднозаживающие раны, нанося удары по твоей самооценке, уверенности, вере в себя, навсегда нарушая адекватность восприятия действительности и искажая направленные на тебя чужие эмоции.

Другими словами, порождают комплексы и страхи.

А страхи в конечном итоге приводят к одиночеству. Как в той песне — если у вас нету дома, пожары ему не страшны, и жена не уйдет к другому, если у вас нет жены. Если у вас нет собаки, ее не отравит сосед. И с другом не будет драки, если у вас друга нет.

Если однажды тебе отказали в предложении о замужестве, сделать повторный шаг с той же легкостью и уверенностью не получится, ведь опытным путем заложен негатив, и подспудно ты ожидаешь отрицательный ответ, считая себя недостойным.

Если однажды человек, которого ты считал другом, подло предал, то сомневаться начинаешь во всех и каждом.

Если некогда любимая женщина совершила измену, поверить в верность и порядочность снова и вовсе почти невозможно. И что уж греха таить, если ты и сам дал себе право на лево, то есть ли хоть одно основание считать себя достойным чьей-то чистой, искренней и преданной любви. Разве может ее быть достоин тот, кто снаружи и изнутри измазан в грязи лжи и предательства?!

Наверное, нет.

К несчастью, таких, как я вокруг великое множество. Надломленных, обиженных, разочарованных. Не побоюсь предположить, что нас и вовсе преобладающее большинство.

К счастью, в этой жизни каждому выпадает как минимум второй шанс. Шанс, где мы можем использовать весь свой накопленный опыт, чтобы не допустить повторения ошибок. Или где мы можем наплевать на былые неурядицы и с головой нырнуть в омут новых отношений.

Вторым шансам во сто крат сложнее, чем первым. Нет былой наивности. Нет безоговорочного доверия. Как нет и былой самоуверенности. Наши вторые шансы, лишь по нелепой случайности оказавшиеся вторыми, вынуждены терпеть закидоны, постоянно что-то доказывать, подтверждать, убеждать, прощать ревность и недоверие, подбирать слова, продумывать каждое действие.

И вроде бы понятно, что один человек совершенно не обязан отдуваться за другого и доказывать свою порядочность, искренность и любовь. Но презумпция невиновности в делах сердечных работает до абсурда неправильно, действуя лишь наполовину. Это когда улик нет, а приговор уже озвучен.

Кажется, Стрекоза понимала все эти принципы лучше меня. Не обижалась на приступы ревности, не раздражалась на просьбы повторить признание в любви, всегда отвечала на звонки, спокойно докладывая, где она и с кем.

Только и она была сломлена. И ей самой нужны были бесконечные подтверждения моей любви, вспыхнувшей, как она считала, внезапно, а потому являющейся ненадежной.

Мы проговорили об этом ее страхе всю третью нашу совместную ночь. Как, оказывается, много Стрекоза имела на этот счет предубеждений. Ей казалось, что чувства мои в равной степени основываются на жалости к ней и желании быть хоть кем-то любимым.

В корне был с ней не согласен.

Во-первых, я не жалел Стрекозу, а был возмущен несправедливостью ее семьи. В особенности Ирины и Сергея.

Во-вторых, я, не отрицаю, любимым быть хотел (а кто нет?!), но не хоть кем, а ЕЮ! Восхитительной девчушкой с розовыми волосами, губами со вкусом лесной малины и мягким, податливым животиком, сквозь который я могу чувствовать, как наполняю ее изнутри.

Теперь, я точно это знал.

Я влюбился. Безбашенно. Безрассудно. По-мальчишески.

И это было так непохоже на мою первую любовь к Анжеле. Методичную. Степенную. И спокойную. Мне нравится сравнивать, потому что результат всегда в пользу Февронии.

Заставил бы меня сейчас хоть кто-нибудь сидеть над учебниками по программированию или неотрывно писать код к программе, когда где-то поблизости ходит Стрекоза, облизывая свои пухлые губки, становится в позу собаки мордой вниз, пахнет этими своими дикими ягодами.

Удивляюсь, как прожил все эти месяцы без нее. Сейчас это кажется нереальным, сном. А жизнь она здесь — рядом с Рони.

Вы когда-нибудь чувствовали, что полностью совпадаете с человеком? У вас разные вкусы на напитки и десерты, разный стиль одежды, разные предпочтения в кино. Один из вас жаждет постоянных прикосновений, а другой хочет слышать слова признаний.

Между вами миллион несостыковок.

Но при этом вы все равно полностью совпадаете. Закрываете глаза в объятиях друг друга, и все вокруг становится неважным. Важен только этот момент. Момент, в котором вы вдвоем. Момент, в котором вы вместе.

Так вот, когда ты находишь свое совпадение, свой идеальный пазл, то желания растут в геометрической прогрессии. Ты хочешь всего и сразу. Видеть ее. Слышать ее. Брать. Быть рядом. Все о ней знать. Заклеймить. Заменить ей всех и подарить целый мир. Хочешь, чтобы каждый встречный знал, чья это женщина и не смел приближаться. Хочешь, чтобы она улыбалась и сияла счастьем. чтобы всегда ее взгляд был направлен в твою сторону. Туда, где она будет чувствовать силу, поддержку, уверенность и любовь.

И я захотел.

Поэтому на пятый день, тридцатого декабря, на презентации сделал еще одно, теперь уже официальное, предложение Февронии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Сразу после ее благодарственной речи, завершающей торжественную часть презентации, во всем зале потух свет. Не посвященному в детали происходящего вполне могло показаться, что возникли неполадки с электроэнергией.

Первый луч прожектора упал на небольшую сцену, где Дима, Денис и Даня, вооруженные музыкальными инструментами, принялись исполнять медленный кавер на известный хит Стинга. В ярком свете особенно четко читались надписи на их белоснежных футболках.

«Всю жизнь мечтал о сестренке». «Меняю двух братьев на одну сестру». «Я твой брат навсегда».

Следующий луч мягко подсветил опешившую Стрекозу, удивленно смотрящую на братьев, сквозь наворачивающиеся слезы.

Приглашенные гости, основную часть которых составляли фанаты с форумов и инстаграма, уже помогавшие мне с тюльпанным сюрпризом и заранее оповещенные о предстоящем событии, зажигали на своих гаджетах фонарики, создавая иллюзию звезд в далеком космосе.

На огромном полукруглом экране позади Февронии из темноты начали всплывать фотографии, о существовании которых и сам не знал до недавнего времени.

Вот, картинка, где семилетний мальчик настороженно всматривается в лицо младенца. Малолетние фанатки Стрекозы, помогавшие с оцифровкой и монтированием клипа, восторженно трещали, что на этой фотографии сразу видно, что я на Февронии запечатлелся. Не знаю, чтобы это могло значить, но спорить предусмотрительно не стал. Как позднее выяснилось, юные романтические особы, взращенные «Сумерками» сравнили меня с оборотнем, встретившим свою истинную пару. И не спрашивайте, откуда порядочный гетеросексуальный мужчина знает о таких интимных подробностях вампирской саги.

На самом деле, я помню этот день. Я не запечетлевался на Стрекозе. Я поражался тому, какой маленький у нее нос и мутные глаза. Мне казалось, что она точно либо ослепнет, либо задохнется. А мелкая взяла и… улыбнулась, блестя розовыми беззубыми деснами.