Джулия рассмеялась и промаршировала к лестнице, Кэри следовал за ней по пятам. Остальные смотрели на их ребячество, снисходительно улыбаясь.

— А теперь самое время смыть макияж и залезть под одеяло, — сказала Амелия. — Что бы мы делали без замечательной Эсти Лаудер и ее косметики?

— Ужасно выглядели? — предположила Билли.

— Близко к истине, — улыбнулась Амелия. — Спокойной ночи всем.

Рэнд закрыл дверь их с Мэгги комнаты и спросил у жены, кто такая Эсти Лаудер.

— Она — легенда косметологии. Видишь это, и это, и вот это? Ты только понюхай! И все это — Эсти Лаудер. Мама всю жизнь пользуется ее косметикой, а вслед за ней и мы. Мама ведь прекрасно выглядит, правда?

Рэнд усмехнулся:

— А я-то всегда думал, что твоя красота — естественного происхождения. И не перебивай, ты просто хочешь заставить меня признать, что твоя мать выглядит потрясающе, а значит, и ты тоже! Но я не попадусь в эту ловушку!

— Вот как, ловушку? — тихо произнесла Мэгги. — Я — паук, а ты — муха?

— Именно, моя прекрасная леди. Но, кажется, следует напомнить, мы пришли сюда кое-чем заняться.

Мэгги изобразила глубокое раздумье.

— Секс! — внезапно воскликнула она. — Да, мы вернулись в комнату, так как собирались заняться любовью.

И вот она стояла обнаженная, позволяя мужу насладиться созерцанием ее красивого тела.

Горячими, дрожащими пальцами она расстегнула рубашку Рэнда. Когда остальная его одежда оказалась на полу, Мэгги прижалась к мужу. Ее глаза поблескивали в полумраке спальни. Рэнд вздрогнул, когда ее теплые губы прикоснулись к его рту. Он закрыл глаза, целиком отдаваясь чувственному поцелую.

Мэгги почувствовала растущее возбуждение мужа и позволила ему увлечь себя. Руки Рэнда, ласкавшие, успокаивавшие ее, в одно мгновение стали ее тюрьмой, сомкнувшись вокруг нее твердым кольцом, из которого невозможно убежать. Мэгги любила Рэнда в такие моменты, неистового, страстного, и ей нравилось сознавать, что именно она пробуждает в нем эти чувства.

Его руки были повсюду — в ее волосах, на груди. Когда он овладел ею, она застонала от удовольствия, называя Рэнда ласковыми прозвищами, которые ему нравились.

* * *

Шадахару Хасегава с трудом сел на кровати. Он приложил всю силу воли, стараясь держаться прямо. Как бы ему хотелось оказаться дома! Но впереди старика ожидало долгое, утомительное путешествие. Он надеялся, что Райли вместе с ним проделает этот путь. Но он не должен сейчас думать о внуке. Ему нужно приготовиться к новому дню. Принять душ, но прежде выпить две болеутоляющие таблетки. Несколько месяцев тому назад, когда старику сказали о его болезни, он решил не принимать эти лекарства. Японцы встречают боль с достоинством и страдают, как страдали их предки. Никогда самураи не принимали пилюль. Рука старика дрожала, когда он вытряхивал на ладонь из пузырька маленькие таблетки. А что случится, если он проглотит их больше, чем нужно? Убьет ли это боль или его самого? Но если он сделает это, то навлечет бесчестье на своих дочерей и их мужей, и на Райли тоже. Нет, он должен страдать. Так предназначено судьбой. Через несколько минут острая кинжальная боль перешла в тупую и затем постепенно успокоилась. Теперь старик мог почистить зубы, не боясь возвращения боли. Душ освежит его. Когда он брился, рука почти не дрожала. Может, сегодня он будет чувствовать себя не так уж плохо.

Небо благословило Хасегаву восемью дочерьми, а после их замужеств у него появилось и восемь сыновей. Но он хотел, чтобы созданную им империю возглавил Райли. Райли носил имя Хасегавы, несмотря на кровь Колменов, текущую в его венах. Кровь Райли — его кровь. Старик опустил голову. Стыд, который он чувствует, невозможно передать словами. Он не ожидал, что в его жизни наступит день, когда его единственный внук отвернется от него.

Старик медленно шагал по комнате, ожидая, когда рассвет рассеет робкими лучами темноту долгой ночи. Он не придал значения первой волне озноба, отогнав ее усилием воли. Вторая волна заставила его остановиться и схватиться за кресло. Он попытался расправить плечи и выпрямиться, но не смог почувствовать себя самураем. Он с грустью согласился с этим, и от собственного бессилия ему захотелось плакать.

Старик ощутил чужое присутствие, но прежде чем он успел обернуться, сильные руки обняли его за плечи. Его внук. Японец успел повернуться и заметил слезы, блестевшие в глазах Райли.

— Тебе, должно быть, очень грустно, мой мальчик. Но такова воля Будды. Обещай зажечь курительные палочки в храме, когда приедешь в Японию. Обещай мне, Райли. Твой Иисус простит обещание, данное старику.

— Я обещаю, дедушка. Я еще не решил окончательно. Дай мне время. Скажи, ты что понимаешь меня.

Слова дались старику с трудом, но Шадахару заставил свой язык выговорить их:

— Я все понимаю, Райли. Но и ты должен понять, что у меня осталось не так уж много времени. Болезнь, поселившаяся в моем старом теле, теперь несется быстрыми скачками. Ее ничто не остановит. Врачи говорят, что я протяну не больше года. Сегодня я вернусь домой и помолюсь о том, чтобы дожить до цветения вишен. Хочу увидеть это в последний раз.

Старик хотел сказать внуку, чтобы тот не оплакивал его, но язык показался ему слишком неповоротливым. Или он просто отказывался произносить эти слова?

— Пойдем, я хочу выпить чаю, даже если он в пакетиках. Проводи меня, Райли.

— Я сделаю лучше. Я сам приготовлю чай, — и не успел старик запротестовать, Райли легко поднял его на руки. — В этом нет ничего унизительного, и, кроме того, все еще спят.

Старый японец едва не взорвался от негодования, но в конце концов опустил голову на грудь внука и впервые в жизни позволил, чтобы за ним поухаживали.

Теплую кухню Санбриджа заполнял приятный аромат. Однажды японец спросил повара, что это за запах, и тот ответил, что поджарил в духовке еловые шишки и палочки корицы. Хасегаве нравился этот приятный аромат, он напоминал о Японии.

Райли занялся приготовлением чая. Он уже знал, что не позволит дедушке возвращаться в Японию одному. Он оставит ненадолго дела Колменов, а потом вернется к ним. Семья поймет, почему он так поступил.

Сердце Райли сжалось при виде того, как старик держит кружку с дымящимся чаем двумя руками. Крупная капля янтарной жидкости стекла по его подбородку. Впервые Райли увидел, как его дедушке трудно глотать. Быстро выпив свой чай, юноша выскочил из кухни.

Около лестницы Райли столкнулся с Коулом, едва не сбив его с ног.

— Какого черта? — вскричал Коул и побежал вслед за братом.

— Мне нужно поехать в Японию. Я не могу допустить, чтобы он летел один.

— Конечно, не можешь. Тебе нужна моя помощь?

— Нет. Да, — влетев в свою комнату, Райли принялся кидать в чемодан белье и чистые рубашки. — Позвони Лейси и объясни ей все. Сейчас еще слишком рано, чтобы звонить; они встают поздно.

— Но, Райли…

Райли взял куртку. Взглянув в глаза Коулу, он сказал:

— Я верю тебе, Коул.

Коул протянул руку, и Райли пожал ее обеими руками.

— Я знаю.

— Прошлое есть прошлое, — произнес Райли хрипло.

— Если я тебе понадоблюсь, Райли… я смогу прилететь в считанные часы.

— На этом вашем «Самолете Мечты»? — вымученно рассмеялся Райли. — Думаешь, я не знаю, что тебя называют самой важной шишкой в «Колмен Авиэйшн»? Ты там жужжишь себе в небе, а я внизу отбиваю свою задницу, добывая нефть.

Коул расслабился; самый трудный момент остался позади.

— Эта нефть поддерживает огонь в домашних очагах, и благодаря ей летает «Колмен Авиэйшн», Колмен.

— Ты сделал свой выбор, Таннер, — ответил Райли.

Привычка называть друг друга по фамилии осталась со времен пансионов и общественных телефонов. Привет, Таннер. Вызывает Йель. Привет, Колмен. Нотр Дам на проводе.

— Ты же знаешь, я вернусь.

— Знаю, — тихо ответил Коул. — И я рад, что ты так решил.

Они вышли на лестницу.

— Это будет непросто, — сказал Райли. — Но я справлюсь. Мне необходимо через это пройти.

Коул шагнул к брату:

— Ты прекрасно справишься, Райли. А если не получится, то для чего тогда нужна семья? Семья, Райли. Помнишь, как все родственники слетелись со всех уголков света, когда Бен Симмз обвинил нас с тобой в изнасиловании его дочери? Они будут поступать так и впредь. Ты научил меня этому, приятель. Тогда ты сам не верил своим словам, но я этого не знал. Я никогда не забуду тот день, Райли, когда твой дед посмотрел мне в глаза и сказал, что верит нам. В тот день он изменил мою жизнь. Твой дед словно заглянул в мою душу. Его полное, абсолютное доверие было тем, с чем мне до того не приходилось сталкиваться и, возможно, никогда не придется. Я сказать тебе не могу, как часто вспоминаю тот день и твоего деда.

Райли вздрогнул.

— Смерть слишком категорична. Но я справлюсь, Коул.

* * *

Сырые, промозглые дни уступили место поздним декабрьским морозам. Рождество в Санбридже прошло без вечеринок и празднования, и Новый Год был встречен спокойно — просто еще один день.

Амелия любила Новый Год. Ей нравились любые начинания. Ее намерение решить проблему с устройством дома для престарелых за праздники окрепло. На свете слишком много одиноких стариков, лишенных минимального комфорта, который придает смысл жизни. Амелия почти все время тратила на то, что с кипами журналов и проспектов объезжала один дом за другим, чтобы получить представление об окрестностях будущего приюта для престарелых. Кэри не понимал всего этого. Она видела это по глазам. Когда Амелия пыталась объяснить мужу, что она приближается к возрасту большинства своих подопечных и может, по немилости небес, оказаться в таком же положении, Кэри внимательно слушал, но ему было неинтересно. Да и с какой стати ему интересоваться этим? Для мужчины его возраста дом престарелых должен казаться призраком из другого мира. Амелия вздрогнула. Старость приходит ко всем людям, придет и к Кэри. У него нет детей. Кто позаботится о нем, когда она умрет? Или он…