После этого сна я проснулась в слезах. Они текли ручьём, и чтобы успокоить, Диме приходилось качать меня на коленях как маленькую девочку.

Качать и приговаривать: "Всё прошло. Всё закончилось. Никто тебя не обидит".

Точно так же, как качал несколько часов назад на трассе, когда, стоило мне его увидеть, глаза превратились в водопады.

* * *

Я до последнего не знала, куда меня везёт очередной помощник Шиммера. Он ничего не говорил, лишь поглядывал сальным взглядом в зеркало заднего вида.

Только после поворота на узкую проселочную дорогу всё стало ясно. Возвращать меня в Питер или прятать в какой-нибудь из своих квартир Шиммер не собирался. Я не нужна была ему вовсе. Попытка поймать хищника на живца превратилась в настоящую охоту, и я в ней была не хитрой львицей, а глупой антилопой.

После остановки машины сердце тоже чуть не остановилось. Храброй девушки Алисы больше не было. Вычихалась. От падения в обморок перед глубокой ямой спасло странное, едва заметное движение за кустами. Будто ветер.

Спустя мгновение "ветер" превратился в четверых экипированных бойцов. Они вылетели так быстро, что мой палач оступился и сам упал в свежевыкопаную могилу. Я лишь охнула. Откуда взялись? Как узнали? Перед глазами была картинка с забытым в джипе скарабеем, но мои спасители находились рядом.

От неожиданности дар речи пропал полностью. Я широко раскрытыми глазами смотрела на всех. Разрешала бойцам касаться себя, проверять, цела ли. И не могла выговорить даже банальное "спасибо".

Смертельная опасность вдруг исчезла. Сверху словно решили отмерить мне ещё одну жизнь и отпустить с богом. К сожалению, правил перезагрузки никто не сообщил.

Онемевшая, обессилившая, я позволила усадить себя на заднее сиденье какой-то машины и застыла. Под рёбрами что-то колотилось, вокруг мельтешили люди, а я и жила и не жила. Без чувств. Без эмоций. Как картонная заготовка.

Единственное, что спасло — голос. Какой-то мужчина передал мне трубку, а потом без объяснения, по тяжелому дыханию я поняла, кто это. Мой Дима. Мой любимый, родной, самый лучший и надёжный.

Хотелось орать на весь мир о своей любви, а когда спустя несколько минут он выбежал из машины — уцепиться и врасти в него намертво.

Не помню, что я ещё говорила. Не помню, что говорил он. В какой-то момент расследование и радость так перемешались, что я выпала из реальности. Самсонов и Саша составляли какие-то документы, задавали мне вопросы, на которые вместо меня отвечал Дима.

А потом я нашлась. Вдруг. В уже знакомом BMW. Не реагируя на звонки и светофоры, Дима довёз нас к себе домой. За руку завёл в просторную, пахнущую свежестью и детским шампунем квартиру и, прижав к стене, поцеловал.

Сложно было понять, кому из нас этот поцелуй был нужнее. Впервые я чувствовала такую отдачу, что крышу рвало. Дима раздевал меня, целовал и шептал проклятия. Невозможно было поспеть за его напором. Только с рассветом, после кошмаров и страсти мы смогли оторваться друг от друга.

Квартира, куда я однажды попала, чтобы спасти придуманную жену, стала местом радости и покоя. Тело не в состоянии было ничего чувствовать. В крепких объятиях забывались кошмары. Медленно, как познавшие дзен ленивцы, в голове шевелились новые мысли.

Я больше не была проблемной девчонкой, заказом. Время подвигов закончилось. Впереди меня ждал развод, куча бумажных дел и финансовая волокита. Диму тоже ждали: его дочки и работа.

По всем фронтам это был конец. Вместо прежней истории нужно было начинать новую. Открыв душу нараспашку, я ждала её, как в детстве подарка под ёлкой. Даже больше.

Рано утром, рассматривая спящего Диму, представляла, как проснусь с ним завтра, как поцелую, а потом убегу в кухню готовить для него и девочек блинчики.

Я продумывала в деталях каждый шаг. Мысленно повторяла рецепт. Видела тарелки и удивлённые лица малышек. В моих фантазиях были и первый испорченый блин, и детский смех, и прикрытые ладонью глаза Димы.

Я лепила свои фантазии объёмными и реалистичными, чтобы они скорее сбылись. Лишь после утреннего душа и кофе фантастический мир сменился реальным.

За окном, намекая, что лето скоро закончится, уныло моросил дождь. Вместо простой домашней одежды на Диме был костюм с идеально отутюженной белой рубашкой.

Красивое мужское лицо излучало спокойствие. Не такое, как в Израиле или вчера утром, когда лишь Димина воля спасала меня от паники. Сегодняшнее спокойствие больше походило на забор. Дима был со мной, что-то чувствовал и одновременно отгораживался.

А потом мы вместе сели в машину.

* * *

Разбитые мечты — это больно. Но мечты, разбившиеся в тишине, — боль невыносимая. Раньше я этого не знала. Сейчас ощутила на себе.

Дима ничего не сказал, перекидывая через мою грудь ремень безопасности. Точно так же он молчал всю дорогу.

Мы ехали больше получаса, как чужие. Единственное, что я слышала, — шум двигателя. Монотонный, безучастный, совсем как мужчина, сидевший за рулём.

От его молчания хотелось кричать. Истерика со слезами и соплями так и рвалась из груди. Руки дрожали — так сложно было контролировать себя. Губы горели, сдерживая вопросы и упрёки… наивные, напрасные.

Но Дима даже не оглядывался на меня. Он не давал ни единого повода сорваться. Его глаза смотрели только вперёд. Руки уверенно лежали на руле. За окнами проносились знакомые кварталы, дома, мимо которых я ездила всю свою жизнь. А у моего мужчины не было для меня слов. Надёжный даже в расставании.

Когда машина остановилась возле родительского дома, я, как в далёком детстве, почувствовала себя никому не нужной. Странное дело — столько лет прошло, слишком маленькой я была, чтобы помнить, а душа переворачивалась от того же непонимания и боли.

— Ты так ничего и не скажешь?

Нужно было открывать дверь и выходить. Там, дома, меня ждали родители. Может, я так и не стала для них родной, но однажды они уже спасли несчастную сиротку. Наверняка могли спасти ещё раз.

Кадык на горле Димы дёрнулся. Грудь поднялась и опустилась.

— Хочешь, помогу тебе? — Несмотря на все передряги, умение остановиться вовремя я так и не приобрела. — Люди придумали столько отговорок на такие случаи… Выбирай любую.

Я повернулась к нему вполоборота. Мерзавец всё же был слишком хорош. Даже в профиль. Хотелось смотреть и смотреть, пока не выучу каждую чёрточку наизусть.

— У меня своя жизнь, дети, работа, — начала я первый вариант, — а ты ещё молодая. Слишком глупая, не знающая, что такое настоящие трудности. Годится?

Переносицу ломило. Грёбанные слёзы всё же хотели опозорить меня в самый последний момент. Но Дима смолчал. Лишь повернул ко мне лицо, и гордость взяла верх над отчаянием.

— Хорошо, — я пожала плечами, — не нравится, тогда вот ещё. Ты совсем неприспособленная к взрослой жизни, а у меня нет времени на свидания, разговоры и прочую романтическую чепуху. — Откашлялась. — По-моему неплохое объяснение. Глупость, конечно, но звучит солидно.

И без того тяжёлый взгляд Димы стал ещё тяжелее. От него в салоне машины было тесно, и воздух казался густым сиропом — вдохнёшь и задохнёшься.

— Поняла. Тогда третий вариант. Я тебя не люблю. Четыре слова. Кратко, как ты умеешь.

Сложно было понять, но на этом варианте меня саму будто переклинило. Спина выпрямилась в струну, а слезы исчезли.

От ощущения того, что попала в цель, внутри всё словно инеем покрылось.

— Прости, что задержала.

Сердце превратилось в ледяную крошку и осыпалось к ногам. Находиться рядом стало невыносимо. Задержав дыхание, я потянула на себя ручку двери. Ни дрожи, ни слабости больше не осталось.

Когда правая нога коснулась асфальта, Дима резко выбросил руку и схватил меня за предплечье.

От прикосновения как огнём обожгло.

— Ты ошиблась со своими версиями. Со всеми.

Следом за прикосновением меня опалил взгляд. Я запретила себе пытаться понять что-нибудь в выражении любимого лица или прочесть по глазам. Спрашивать запретила тоже.

— Пообещай быть осторожной. — Дима всё держал. — Со всеми.

С губ рвалось: "А для тебя это важно?", но я лишь кивнула.

Словно хотел сделать что-то ещё, Дима легонько потянул меня на себя. Захват стал сильнее, однако ничего не произошло. В самый последний момент, будто одумавшись, он отпустил руку и тряхнул головой словно контуженный.

Я открыла рот, чтобы спросить. И закрыла.

Спустя пару секунд закрыла и машину. С улицы. Решимости на это хватило с лихвой, но уже снаружи она закончилась. Ноги снова ослабли, на глаза накатились слезы, и такой вот развалиной я пошла по узкой дорожке к дому. Подальше от того, кто за короткий промежуток времени стал моим новым домом, самым лучшим и настоящим.

Глава 61

Дима

Алиса ушла не обернувшись. Такая же, какой была в нашу первую встречу: короткая юбка, рубашка и каблуки. Школьница в маминых туфлях, за поцелуй с которой нужно было давать срок.

Мне тоже следовало убираться к чёртовой матери. Все бумажки, какие следовало, бухгалтер уже отправила по почте. Несмотря на обещание самому себе раскрутить папашку на состояние, я потребовал убрать все расходы и подписал почти нулевые акты выполненных работ.

Не хотелось видеть ни его, ни его денег. Но здесь, возле дома строителя, всё же что-то держало. Вместо облегчения на плечи навалилась тяжесть, и я продолжил сидеть в машине. Смотрел через открытую калитку на узкую дорожку к крыльцу. Иногда отводил взгляд в сторону незаметной дверцы со стороны чёрного входа.

Наверное, это была привычка — ловить выбегающую через боковой вход Рыжую. Напрасная привычка. Больше не было причин выбегать. Я свою работу сделал, а с её влюблённостью… тоже сделал, что мог.