Стаса вообще трясло мелкой дрожью от мысли о том, что творится в нынешней медицине. С каждым годом средний уровень практикантов в роддоме падал всё ниже. Поэтому, видимо, министерство решило не тратиться на бесполезное обучение и отменило интернатуру. А зачем? Пусть все идут в поликлиники и приемный покой. Врачи-универсалы, мать его, заглядывающие в интернет, чтобы назначить лечение от ОРВИ. И ведь остается лишь восхищаться комплексностью решения проблемы. Сколько зайцев одним выстрелом: сэкономили и на обучении врачей, и на пенсиях пенсионерам. А что? В живых останутся только самые здоровые или опасливые, которые лечатся сами, травками и уринотерапией. А остальных — на опыты юным дарованиям. Поскольку без интернатуры практика будет набираться исключительно опытным путем.


Как ни странно, ординатура пока сохранилась. В основном, платная. Но врачом нынче вообще быть не дешево. Мало того, что пройди повышение квалификации, так еще и в конференции раз в год поучаствуй. За двадцать тыр каждая. Это если у тебя одна специализация. А если упаси боже, две? Разве в госучреждении можно себе позволить такую роскошь? И останутся вскоре в поликлиниках и роддомах одни фельдшеры да акушерки. А к врачам-специалистам придется в столицу ехать. М-да. Поэтому Стас предупредил Маму Фриду, чтобы та до ста двадцати лет про пенсию даже думать не смела. Работать кто будет? «Танечки»?


И без того взвинченный Стас вошел в «штопор» и стал показывать фигуры высшего пилотажа. То есть покатил «бочку» на подчиненных. Ни на кого-то конкретно, а в целом. О том, что имеют место случаи нарушения профессиональной этики. И они, как медики, должны понимать, что врач, как и пациент, пола не имеет. Но раз уж кому-то из них так любопытна его личная жизнь, то женщинами он интересуется. Но исключительно за пределами работы. Потому что на работе это непрофессионально. И даже аморально. Стас распинался перед «пипетками», а сам тем временем пытался вычислить «писательницу». «Первопечатницу», так сказать. Поведение девиц было предсказуемо. Марго брезгливо крутила носом. Геля строила глазки, особенно на той части речи, которая касалась личной жизни. Оленька смущенно улыбалась, поглядывая на завотделением, как в песне, «искоса, низко голову наклоня». И лишь Татьяна цинично копалась в смартфоне.


— Татьяна Егоровна, вы вообще слышали, что я говорил? — не выдержал Стас.


— Конечно, Станислав Борисович. — Ординаторка встала и протараторила, как отличница на уроке: — Вы интересуетесь женщинами профессионально. Врач пола не имеет. Это аморально. Правда, я не поняла, что именно.


И в этих руках — будущее российской гинекологии! Оленька захихикала. Геля открыла рот. Судя по старательно округленным губкам — это была не упавшая челюсть, а выставка достижений. Марго удостоила ординаторку внимательного взгляда. Стас тоже ее взглядом одарил, когда вправил себе челюстной вывих и поймал на кончике языка тройку первых пришедших на ум выражений.


— По-моему, я несколько не так выражался, — с тонким намеком на тяжелые последствия произнес он.


— Я тезисно, — покрутила Татьяна в воздухе ладошкой и невинно улыбнулась.


Вот же засранка. И наказание не впендюришь. Типа, просто дурочка. Просто не подумала, что сказала. Эх, за что ж ему такое наказание? Ведь Лизка уже вот-вот должна была выйти. Так ведь нет, Гад-кий супруг отправил ее в очередной декрет. С одной стороны, они поступили мудро. В их возрасте нужно пользоваться моментом, пока АМГ не упал ниже единицы. Как врач Стас ее понимал. Как руководитель — плевать хотел на репродуктивные планы Горских. Скинул бы сейчас эти разборки на Лизку. Она всю молодежь в ежовых рукавицах держала. Нет, всё это Дежневу категорически не нравилось.

Глава 3

Завотделением покинул ординаторскую раскаленный, как чайник. У Татьяны в голове почему-то всплыла неадекватная случаю картина. В Харбине на чайной церемонии она видела глиняную фигурку мальчика, которую кипятком польешь — и он выдает из причинного места струищу чуть ли не через весь стол. Вот почему-то такого мальчика сейчас напомнил Тане Дежнев. «Стимул — реакция», как говаривали классики теории условного рефлекса. Предсказуемо, ожидаемо, физиологично. Но забавно. Если наблюдать со стороны.


«Мальчик» помещение покинул. «Описываемый» женский состав — остался. Ни с кем из них Таня не была знакома близко. Так, изредка пересекались на сменах. Она порылась в памяти. Пожалуй, Станислав Борисович собрал здесь весь молодняк отделения. Нужно отдать должное, ему быстро удалось локализовать источник заразы. Татьяна почему-то думала, что забавы еще долго останутся незамечены и безнаказанны. Бдительным оказалось око Саурона в белом халате. Хотя, какой он белый? Голубой он. Таня тихонько вздохнула про себя. «Прилетит вдруг волшебник в голубом балахоне, и бесплатно покажет кино…» Кино показал. Так себе кино оказалось. Чисто, артхаус из birth hоuse. На самом деле, хотя «birth» в переводе с английского — «рождение», birth hоuse — это не «роддом», а «родной дом». Роддом будет «maternity» — матернити. Очень точное название с позиции русского человека, который там работает. Таня зевнула. В отличие от остальных зрительниц представления, она была с суток. Красный диплом медколледжа не слишком помог ей в борьбе за место в медвузе — больше дали упертость и доступ к учебной литературе. Зато он дал возможность подрабатывать на полставки медсестрой. На стипендию ординатора в чужом городе не проживешь. А если и проживешь, то не прокормишься. Ночь выдалась беспокойной. Наверное, поэтому и мысли у Татьяны скакали, как горные козлы по снежным скалам.


— Слушай, ты зачем его так? — спросила Ангелина, бойкая брюнетка-акушерка в экстремально коротком халатике.


— А чего он так нас? — Нападение — лучше, чем оправдания, Таня это прекрасно знала. — Тоже мне, приз зрительских симпатий нашёлся… Все просто умирают тут без подробностей его личной жизни.


— А мне интересно, — призналась Ангелина, поерзав на стуле. — И вообще, он такой, мужчина видный. Приятный.


— Мужик — и мужик! — отрезала Маргарита, акушерка. Она выглядела ровесницей Тани, плюс/минус пара лет, минус пять килограмм, плюс кудрявая шевелюра, с трудом умещающаяся под больничным колпаком.


— Ой, понятно, тебе сейчас и Бред Питт с Робертом Паттисоном «мужик — и мужик», — отреагировала Геля, которая, видимо, была в курсе личной жизни акушерки.


— Тебе нужно оставить его в прошлом, — с сострадательной улыбкой произнесла Оля, медсестра с глазами-блюдцами и славой правдоискательницы. Похоже, о личной жизни Риты не знала только Татьяна. Возможно, единственная в отделении. — Иначе никогда не встретишь своего единственного. Ты должна освободить для него место в жизни.


Таня еще раз зевнула. По-хорошему, нужно идти. Но раз тут, в довесок к кино, бесплатные посиделки доморощенных психологов, то грех отказываться.


— А я и не хочу никого искать! — возмутилась Рита. Ее обычно зовут «Марго», вспомнила Таня. — Да и кому я нужна с прицепом? — опровергая предыдущее заявление, добавила акушерка.


— Зря ты так, — утешила ее Ольга. — Ты молодая, красивая, стройная.


— Ой, я тебя умоляю! Рыжая, конопатая и тощая, — возразила Марго. — А молодость не требует специфического лечения и обычно проходит сама.


— Ты не должна ставить на себе крест! — взывала местная мать Тереза к… совести или самолюбию, может?


— Я вот знаю некоторые способы… — вмешалась в глубоко воспитательную, но совершенно бесполезную беседу Геля. — Вот смотри. Чтобы забыть своего бывшего, представь себе его лицо. И мысленно дорисуй ему рожки. Или усики, как у Гитлера. Или бородку козлиную.


— Он и без нее козел! — отрезала Марго.


— Вот! А с бородкой он станет смешной козел! И эта наша цель. Представлять бывшего в нелепом виде один раз в день по столовой ложке. Через неделю он уже не будет вызывать серьезных чувств. Так. Просто клоун-козел.


Глаза закрывались сами собой, и перед глазами Татьяны предстал Станислав Борисович. Таня мысленно приделала ему красный клоунский нос. Нет, клоунский нос ему не шел. А бородка шла. Когда Татьяна впервые увидела Дежнева, он был с бородкой.


Таня хотела стать врачом, сколько себя помнила. Но шансов хорошо сдать ЕГЭ в поселковой школе не было. Поэтому она поступила в медколледж. Вот тогда-то, на практике в роддоме, она и увидела Станислава Борисовича в первый раз. Страшно подумать, это было восемь лет назад. Именно тогда Татьяна поняла, чего хочет. Она хочет стать врачом. Настоящим врачом-акушером, чтобы работать вот здесь, с этим человеком. Целеустремленности Татьяны Зуевой хватило бы на маленькую космическую ракету. Поэтому она поступила в медуниверситет, пробилась на бюджетное место в ординатуру по акушерству и даже — что уж совсем из ряда фантастики, — попала сюда, в отделение Дежнева. Все эти восемь лет он был для нее путеводной звездой. Но мечты — слишком хрупкие творения, чтобы выдержать встречу с суровой реальностью. Конечно, придя с направлением ординатора, Таня не ждала сакраментальной фразы: «Ужель та самая Татьяна?» Она не рассчитывала, что ее вспомнят. Хотела. Но не надеялась. Она надеялась, что обратит на себя внимание как молодой перспективный специалист. Увы. Дежнев избавился от нее, как от прилипчивой пиявки. Фрида Марковна, ее наставник, была замечательным специалистом. Она была требовательна, компетентна и даже помогла с устройством на полставки. Но разве об этом мечтала Татьяна? Она мечтала о Станиславе Борисовиче, который оставался всё так же неженат, и всё так же недоступен. К сожалению, чувствам, в отличие от мечт, до суровой реальности не было никакого дела. Таня видела завотделением каждый день. Каждый божий день он проходил мимо и, не узнавая, здоровался. А у нее тряслись руки, и заплетался язык. Таня мысленно дорисовала ему рожки. Рожки Дежневу неожиданно пошли. В комплекте с бородой. Зуева вздохнула.