— Так хорошо, — прошептала она.

По-прежнему не произнося ни слова, он вытащил руку и отклонился назад. Затем взялся двумя руками за пояс её штанов и потянул, а она приподняла бёдра, чтобы помочь ему.

Он стянул с неё штаны вместе с нижним бельём, пока не достиг ботинок, которые по-прежнему были на ней. Тогда он остановился, улыбнулся ей, поднял её ноги себе на бёдра и начал расшнуровывать ботинки. Он был по-прежнему полностью одет: в ботинки, жилет и всё остальное, но она вообще не протестовала, когда он стащил с неё ботинки, а затем сорвал кружевные леггинсы вместе с нижним бельём. Сейчас всё, что на ней осталось, лишь лифчик, скрученный под грудью. Она потянулась за спину и расстегнула его, а затем небрежно отбросила в сторону.

Теперь она была полностью обнажена, он смотрел на неё сверху вниз, как будто она была экзотическим деликатесом.

Он подтянул её к краю кровати, опустился коленями на пол и стал поглощать её, словно она была его всем.

И ох... бл*дь, он был в этом так хорош… лучше, чем она помнила. Он закинул её ноги себе плечи, а затем переместил руки к её груди, так что теперь мог пощипывать и покручивать оба соска в одном ритме с его губами и языком.

Он накинулся на неё, как будто больше не было ни одного места в мире, где бы он предпочёл оказаться, а ей на ум пришло лишь несколько мест, которые она предпочитала у него. Его затылок, бугорки его языка, жар его дыхания, грубая кожа его пальцев, возбуждающая её такие сверхчувствительные соски… всё это превращалось в симфонию чувствительности, которую Фейт едва могла выдержать.

Она не была скромницей. Она ни в коем случае не хранила обед безбрачия в течение прошедшего десятилетия. Она наслаждалась сексом, но не требовала эмоциональной привязанности, наслаждалась физической стороной. Но это… он был у неё первым во многих смыслах — и эмоционально и физически — её лучшим любовником. И сейчас он стал ещё лучше. Всё сейчас стало лучше. Это было так хорошо.

Так хорошо. Ох бл*дь… как же хорошо. Она приподняла вверх колени и обхватила его голову, удерживая его, пока кончала, извиваясь вокруг него, пытаясь оставаться тихой, но потерпев неудачу.

Он оставался на ней, его язык щёлкал по её клитору, пока она в следующую секунду оказалась больше не в силах выдерживать напряжение. Когда она оттолкнула его голову, он встал и наконец-то начал избавляться от своей одежды.

Кроме жилета, который он закинул на угол её кровати, он побросал одежду, не глядя, где она упала.

Проклятье. Он великолепен. Тот же мужчина, которого она любила, но в то же время совершенно другой. Огромный: резко очерченные мускулы на руках, туловище, ногах — повсюду. Он опять встал на колени на кровать и наклонился над ней. Затем дёрнулся, сел и потянулся к полу. Сначала Фейт не поняла, но он подобрал свои джинсы и стал что-то выуживать из кармана.

Она приняла решение. Она надеялась, верное решение. Но она знала, что он скажет ей, если это не будет безопасно.

— Майкл.

Он остановился и поднял вверх голову. Она и раньше не понимала, почему он был настолько тихим во время секса, и по-прежнему не понимала. Это просто то, кем он являлся. По крайней мере, она любила его молчание. Она обожала это знание о нём, ощущая это знакомое молчание сейчас. Она протянула руку и показала ему маленький шрам.

— У меня установлен имплант. Тебе это не нужно.

Она использовала противозачаточный имплант большую часть прошедшего десятилетия. С самого начала Майкл был не очень силён в натягивании резинки со всеми вытекающими, а иногда и вообще не использовал, хотя он всегда вытаскивал. И она сама была не слишком сильна, чтобы останавливать его. Она хорошо выучила урок: что лучше не оставлять эти мысли на самый последний момент. Поскольку иногда момент становиться слишком горячим, чтобы думать.

Он смотрел на неё в течение нескольких секунд, затем отбросил джинсы. И снова оказался поверх неё, его вес был гораздо больше, чем она помнила. Он закинул её ноги себе на бёдра, удерживая себя на одной руке, а другой направляя себя в неё.

Он наполнил её — огромный и горячий. Она почувствовала себя более полной и не только телом. Она ощущала себя целой. Она откинула голову, когда он глубоко толкнулся, неспособная сдержать вскрик.

— О, Боже, Майкл!

Когда он перестал двигаться, Фейт откинулась на матрас и открыла глаза. Он смотрел на неё сверху вниз, боль сильно отражалась в его чертах лица. Щёки стали красными. Она ничего не понимала.

— Майкл?

Его голова упала вниз, плечи опустились.

— Я… не могу. Не могу.

Страх, который она думала, что отбросила, вернулся и вылез наружу.

— Что ты не можешь?

Он тряхнул головой.

О-о, НЕТ. Всё собиралось развалиться на части, пока он оставался внутри неё. Она подняла его голову своими руками и оказалась с ним лицом к лицу. Его глаза блестели.

— Не можешь что?

Боль в выражении его лица усугубилась, но он не ответил. Он не собирался говорить ей. Но она не собиралась отпускать его. Она знала одну вещь, которой он никогда не мог сопротивляться. Фейт обвила его ногами, втягивая его так глубоко в себя, насколько могла. Его стон превзошел её собственное учащенное дыхание.

— Фейт, я…

Она снова притянула его бёдра. И снова.

— Заткнись, Майкл. Заткнись и трахни меня.

Притягивая к себе его голову, она приподнялась, чтобы встретиться с ним и крепко поцеловала, требуя, чтобы он закончил то, что они начали. Издав звук поражения, он это сделал.

Сначала он был нежен и осторожен, как будто продолжал бороться с демоном, что встал между ними или чтобы там ни было. Они не размыкали губ, целовались всё время, пока он двигался внутри неё, а она двигалась вместе с ним.

Но затем, когда её удовольствие достигло самого пика, она начала двигаться в своём собственном ритме в погоне за своим экстазом, который был близок. Он тоже ускорился, не отставая от неё. Она точно знала, в какой момент он потерял контроль, и подумала, что она точно поняла, что он имел в виду, когда он произнёс «я не могу»… поскольку он издал звук, который можно было только назвать рычанием и сел на пятки, подкидывая её бедра вместе со своими. А затем стал трахать её жестче, чем её когда-либо раньше трахали, намного жестче, чем он когда-либо трахал её, так сильно и так быстро, что она почувствовала себя под отбойным молотком, а её стоны и вскрики сбивались и прерывались на середине вместе с её подпрыгивающим телом.

Он и раньше был интенсивен, но эта свирепость потрясла её. Но не причинила боли. Затем она сильно кончила — совершенно новым способом, тем, что она не могла описать, как будто он нашёл ещё одну точку на её теле, намного более глубокую, чем точка G. Её соки в спешке потекли вниз, когда он кончил и застонал, как будто его освобождение было пыткой, а его пальцы сильно вонзились в её бёдра, голова откинулась, мускулы и вены на его шее и плечах четко прорисовались и раздулись, кожа вспыхнула тёмно-красным румянцем по всей напряженной грудной клетке.

Когда Майкл расслабился, он сделал это полностью, кучей обрушиваясь на неё. Фейт обняла его и крепко держала, чувствуя, как трясётся его тело. Этот большой измученный мужчина настолько отличался от того юного измученного мальчика, которого она знала, однако по-прежнему пытаясь и так сильно нуждаясь оставаться таким же хорошим, что она почувствовала, как снова и снова влюбляется в него.

Постепенно их дыхание снова стало нормальным, он приподнялся и посмотрел на неё сверху вниз.

— Я причинил тебе боль… Я…

Она положила руку ему на рот.

— Даже не смей. Мне не больно. Я люблю тебя. Мне понравилось всё это. Здесь нет ничего, из-за чего можно себя чувствовать плохо. Сейчас мы в безопасности. Мы в порядке.

Кивая, он поцеловал её руку.

— Окей. Окей. Мы в порядке. Окей.

Он опустил голову и уткнулся лицом в её шею, а она обняла его.


Глава 8


Демон проснулся, лежа на спине, Слай свернулся клубком между его коленями, а Фейт лежала сверху, двигая руками по его груди, отправляя множественные водовороты нежности и волны ощущений.

Фейт находилась в его объятьях.

В его голове и теле царил покой. Он мог бы оплакать эту непринужденность, которую чувствовал, этот чужеродный для него комфорт.

Видя, как он просыпается, она улыбнулась ему и положила руку поверх его сердца.

— По-прежнему здесь.

Он улыбнулся и пропустил руку сквозь красивые пряди её тёмных волос, теперь они были в беспорядке после их секса.

— Моё сердце? Да. Ждало тебя.

Это заставило её разулыбаться, но она покачала головой и провела пальцем по его коже.

— Я не о нём. А о твоих татуировках. Тех, с которыми знакома. Вот тут иероглиф — Кандзи. Я думала, что ты перекрыл его, как свои старые клубные чернила, но он по-прежнему здесь. Просто теперь… переплетен с остальными татуировками.

Символ силы. Он сделал его сразу после того, как достиг нужного возраста, чтобы выйти из-под системы опеки. Он был бездомным в это время, но сумел собрать наличку для дешевой татухи. Для него это было важно… решающе… в восемнадцать лет сделать эту татуировку. Тогда шестьдесят долларов были целой кучей денег. Он отказывался от пищи и крова, чтобы сэкономить на неё. Но этот иероглиф Кандзи означал для него всё. Теперь это казалось глупым.

Но менее глупым в этот момент — с Фейт, очерчивающей кончиком пальца эти старые чернила.

Её рука двигалась по его груди и провела по шраму на ребрах, потом ещё одному чуть выше на животе.

— Что здесь произошло?

Демон положил руку поверх её.

— Жизнь. Не важно.

Даже с Фейт он не будет говорить о клубе в прошлом или настоящем.

Она встретилась с ним глазами.

— Дела клуба, да?

Он пожал плечами.

— Получил несколько царапин.

— Каково это — быть «Кочевником»?

Чувствуя, что часть его мира ускользает прочь, он сел, облокотившись о спинку кровати.