Пусть ходит смотрит, если ему так хочется, хотя его беззаботный вид ничуть не говорит о том, что у Найдёнова ко мне срочное дело.

Я лезу в холодильник, делаю на скорую руку салат из моркови и чеснока, режу колбасу. Отчего-то мне кажется, что Михаил Иванович захочет овсянку, если я предложу. По крайней мере в гостиничном ресторане он ел с удовольствием.

– А чем это у вас так вкусно пахнет? – спрашивает он, возвращаясь на кухню.

– Овсяной кашей.

– Она еще осталась?

– Осталась.

– А вы мне ее дадите?

– Ради Бога! – Я словно дирижирую рукой с ножом. – А я тут закуску готовлю.

– Закуску! – всплескивает он руками и опять скрывается в недрах моей квартиры. Точнее, я слышу, как он топает в прихожую. – Вот.

Он возвращается и ставит на кухонный стол бутылку коньяка в красивой, расписанной золотом коробке.

– У вас в руках не было сумки? – удивляюсь я.

– Зато в мой внутренний карман пальто свободно помещается бутылка. И главное, её не заметно… Вам помочь?

– Спасибо, не надо… Кстати, – спохватываюсь я, – может, вы голодны?

– Ничуть. Я звонил вам из ресторана, где ужинал… Каша – это просто так, я люблю овсянку.

– Тогда, если хотите, садитесь за кухонный стол, я вам положу каши, а сама пока нарежу колбасу и сыр. Ещё у меня есть прекрасный осетровый балык…

– Знаете, Анечка, это только наша женщина, завидев гостя, бросается на кухню готовить закуску. Европейка и не подумает этого сделать. Я никогда бы не женился на иностранке… Кстати, балык я тоже люблю.

– А что вы не любите?

Найденов на минутку задумывается:

– Подгорелую картошку, сбежавший кофе, прокисшее молоко.

– Господи, какой кошмар! – ужасаюсь я. – Неужели у вас было такое тяжелое детство?

– У меня была тяжелая молодость, когда однажды я сдуру надумал жениться…

– Каша у меня не подгорела, – говорю я, протягивая гостю ложку.

Он берет её и начинает уплетать кашу так, что Мишка, с которым мы иной раз устраиваем соревнование, кто быстрей съест овсянку, мог бы ему позавидовать.

Неудобно прерывать столь увлеченного едой гостя, потому я занимаюсь своим делом и не напоминаю Михаилу Ивановичу, зачем он ко мне пришёл.

Наконец он откидывается на стуле и довольно говорит:

– Уф! Никогда не ел такой вкуснятины.

Раскладной стол в гостиной я накрываю только наполовину – он слишком велик для небольшого междусобойчика. Я как та баба-яга, которая сначала накормит, напоит, в баньке попарит, а потом уже задает вопросы… Пожалуй, с этим добру молодцу придётся повременить.

Накрываю на стол кружевную салфетку, приобретенную мной специально для такого случая – выпивки с небольшим количеством закуски, и ставлю на него всё, что успела приготовить.

– Какая вы… сноровистая! – говорит Найденов с восхищением.

– У меня много добродетелей, – отбиваю я его комплимент. А как ещё можно реагировать на такие восхваления гостя?

– И самое большая из них – скромность! – фыркает он.

По-моему, это уже не комплимент, рано я обрадовалась. Вообще не понять, как ко мне относится Найдёнов. Вроде я ему нравлюсь, но в то же время… Я отчетливо помню, как он в Москве в своем номере почти оттолкнул меня, когда я хотела…

Видение этой картины так отчетливо встаёт перед моим воображением, что я краснею. Как-то тогда, в спешке, я на него почти не отреагировала, а теперь… Чего он ко мне притащился на ночь глядя? Вот возьму и отплачу ему полной мерой, но ничего такого я не делаю. Он гость, а это – свято.

– Выпьем! – Михаил успел разлить коньяк в рюмки, а я все медлю. – За любовь. Пусть посетит она сей благословенный дом.

От неожиданности я прыскаю. Нет, он как скажет!

– Простите, – говорит он, – сам не знаю, чего это на меня нашло. Захотелось вдруг вас разозлить…

– Разозлить? – изумляюсь я. – Но почему?

– Потому что вы всегда такая спокойная, собранная, такая непробиваемая… Простому человеку к вам страшно подступиться.

– Кто простой? Вы простой? Скажите это кому-нибудь другому!.. Кстати, вы ведь хотели мне что-то сообщить.

– Оттягиваю момент, – признается он. – Хуже нет, чем быть вестником дурных новостей. Правильно делали в былые времена азиаты, что отрубали таким головы… Пожалуй, я ещё выпью.

– Вы меня пугаете, – замечаю я.

Он наливает себе немного коньяка и залпом выпивает.

– Ну вот, теперь я готов.

И смотрит на меня с некоторой жалостью.

– Всё равно вы узнаете, даже если я не скажу вам об этом.

– Да о чем об этом?! – уже сержусь я.

Он набирает в грудь воздуха, будто собирается прыгнуть в холодную воду. А меня не покидает чувство, что мой гость просто играет комедию.

– Думаю, вас ожидают неприятности.

– А где они меня ожидают, эти неприятности? – пищу я голосом мультяшного котёнка.

– Откровенно говоря, я бы с удовольствием вам помог, – игнорирует он мои приколы, – но как уберечь человека от сплетен? По-моему, в раю даже ангелы сплетничают между собой… Дело в том, что в городской управе милиции работает мой хороший приятель, Гена Семенов. В порядке спонсорской поддержки неделю назад мы подарили его отделу хороший компьютер со всеми мыслимыми наворотами, ну и он позвонил мне с благодарностью. Слово за слово, стал спрашивать, где я был, с кем ездил, а когда я упомянул ваше имя, он мне всё и рассказал…

– Да что всё-то? Тянете кота за хвост!

– Вообще-то я считаю, что эта ерунда не стоит вашего внимания.

– Тогда зачем вы пришли? – уже откровенно грублю я.

– Меня всё это время не покидало чувство, что я свалял большого дурака… Я имею в виду в Москве.

– Когда повели меня играть в автоматы?

Он смотрит на меня грустно, и в какой-то момент я даже забываю, что Найдёнов пришёл ко мне с дурной вестью.

Глава двадцать третья


Надо сказать, целуется он хорошо. Не то чтобы я совсем потеряла голову, но некоторое кружение присутствует. Жалеет, значит, что оттолкнул бедную девушку?

– Ванесса Михайловна, – почти строго говорит он, – я предлагаю вам… быть моей девушкой!

Какое разочарование. А я уже решила, что он предложит мне сразу руку и сердце. Или быть девушкой господина Найдёнова – уже почетно?

Если подумать, таких предложений я ещё не получала. Не знаешь, плакать или смеяться.

– А в чем это будет выражаться? – интересуюсь я. – Мы заключим с вами договор? Что мне будет дозволено, а что нет. И что вы обязуетесь для меня делать…

– Вот вы опять шутите, а я между тем серьёзен как никогда.

Странный он всё-таки. И я его не всегда понимаю. Может, потом, с течением времени, когда мы узнаем друг друга получше, и придёт это понимание?

– Хорошо, я согласна быть вашей девушкой.

По крайней мере меня это если и будет к чему-то обязывать, то вовсе не так, как если бы я была его женой… А вообще хочу я быть женой? Хоть чьей-то. И почему мне не хочется замуж?

Я протягиваю Найденову руку, он её целует. Итак, мы с ним дружим!

Наверное, мне всё-таки не удается скрыть некоей ухмылки, отчего Михаил Иванович поднимает голову и некоторое время внимательно смотрит мне в глаза.

– Мне кажется, мы перешли на ты, или нет?

Хорошо хоть мы знаем, как друг друга зовут.

– Ну а раз перешли, то не будешь ли ты так добр рассказать мне то, о чем поведал тебе твой приятель Гена Семенов?

– А мне понравилось с тобой целоваться, – сообщает он.

– Вообще-то мне тоже.

Едва мы успеваем друг к другу потянуться, как голос сына приводит меня в чувство:

– Мама, у меня в комнате кто-то стучит в окно!

Михаил Найденов так шарахается от меня, словно его подростком за курением сигареты застукала мама. Что за необычный мужчина в моей жизни появился? Стесняется ребёнка.

– Здравствуйте, – вежливо говорит мой сын, – меня зовут Михаил Лавров.

– А меня – Михаил Найдёнов. Можешь звать меня дядя Миша.

– Я когда вырасту, тоже буду дядей Мишей.

– Ежу понятно, – соглашается наш гость, – мы же с тобой тезки. А не возражаешь, если я с тобой пойду и посмотрю, кто там к тебе стучит?

Я собираюсь двинуться следом, но мой новый бойфренд останавливает меня взглядом.

– Я сам, ладно?

Ах да, я же забыла: он теперь мой… парень. Интересно, никто из моих знакомых мужчин прежде не врастал так активно в мою жизнь. А тем более не пытался набиться в друзья моему сыну.

Минуты через две Найдёнов показывается в дверях и решительно направляется к входной двери.

– Я сейчас вернусь.

Он и в самом деле возвращается минуты через две и просит:

– У тебя, случайно, нет каких-нибудь домашних тапок? В этих «саламандрах» невозможно чувствовать себя комфортно. Я имею в виду в домашней обстановке.

– Есть… папины. Он тоже не любит ходить по дому в уличных туфлях, вот я ему и купила.

– Так что же ты медлишь? – вроде даже прикрикивает он.

Надевает тапки и довольно притопывает.

– Вот теперь в самый раз!

Что происходит? Как он успел так быстро освоиться в моём доме? И вообще, почему я его так беспрекословно слушаюсь?

Он опять скрывается в Мишкиной комнате и, вернувшись, докладывает:

– Теперь, надеюсь, ребенку ничто не помешает заснуть.

Он присаживается рядом со мной на диван и обнимает меня за плечи.

Я оглядываюсь на дверь детской.

– Ты думаешь, он не будет спать? – довольно хмыкает Найдёнов. – Обижаешь! Мы с парнем заключили договор: я буду говорить с его мамой, а он – спать…

– А за это…

– А за это я свожу его на ипподром.

– Что?!

От неожиданности я чуть с дивана не падаю.

– Ребенка – на ипподром?

– А что здесь страшного? Он же не будет ставить на лошадей, а просто посмотрит один-другой забег.

– Тебе мало того, что мать азартная, надо и ребенка сделать таким?

– Ванесса! – говорит он строго, как будто вместе с нашим договором быть моим парнем он получил право стать отцом моего сына. – У нас в стране вообще извращенное отношение к азарту. Между прочим, здоровый азарт для жизни необходим, как и умение держать его на контроле. Как ты думаешь, почему вся наша страна так панически боится игровых автоматов?