— Ты же хочешь… — прошептала на ухо. — Ну зачем, Андрей?

Наверное, ему было щекотно, шея покрылась мурашками. Он обернулся, глядя мне в глаза, и страстно поцеловал взасос.

Рука с запястья исчезла.

Он положил ладонь на мой затылок, делая нас ближе. Второй неторопливо расстегнул пряжку ремня и ширинку.

Наконец-то. Он меня возьмет. У меня сладко защемило сердце.

Пусть так и будет.

Несколько минут блаженства.

Оно пройдет, но останется с нами навсегда.

Андрей меня отпустил, позволяя начать. Я освободила его от рубашки, обнажив грудь в старых шрамах. Она тяжело поднималась от нетерпения. Сбоку был красный след от последнего огнестрельного ранения. Я погладила его и наклонилась к ширинке.

Не хочу тянуть.

Я хочу его... Он так возбужден.

Андрей застонал, как только я начала. Пальцы легли на голову, впились в кожу — он не давил, но не хотел, чтобы отодвинулась. Мои дрожащие, торопливые губы действовали неумело, но с огромным желанием. Он начал помогать, нетерпеливый от голода, шире раздвигая мне рот. Я закатила глаза. Перебирала пальцами в шелковистой дорожке волос внизу живота, и помогала ему насытиться. Наслаждалась каждым ритмичным движением на языке. Поверить не могу, мы это делаем… Нервные окончания зашкаливали от ощущений.

Это как будто не я.

Потому что состояла из слепого желания — доставить удовольствие ему. И ничего больше.

Побыть с ним минутку.

Ему хватило еще пары толчков, и он выплеснул семя мне в рот.

Самый короткий секс, что у нас был…

Сердце сходило с ума от взрыва чувств. Я прижалась к щекой к его животу, прислушалась к быстрому пульсу. Губы пекло с непривычки. Как сладко…

Вытерев рот, я подняла глаза.

Андрей отдыхал, откинув голову на спинку дивана. Расслабленный, рубашка скомкалась на спине.

Я потянулась рукой, гладя шею и выступающий кадык. Накрыла расслабленный открытый рот — пальцы тут же опалило влажное дыхание. Он автоматически поцеловал ладонь, затем запястье, браслет с бабочкой… И взглянул на меня. Погладил подбородок, благодаря за ласки.

В глазах был интимный туман.

Лицо обмякло, с одной стороны сильнее проступила асимметрия.

У нас наступило полное расслабление. Словно мы смыли с себя всю грязь: страхи, боль, разлуку в плену. И внутри такие чувства, которые словами не выразить. Я навсегда запомню это.

— Лена, — выдохнул он, сглатывая, будто от боли.

Глава 39

Пока делала минет, я сползла с дивана, и сейчас стояла ноющими коленями на полу. Андрей привстал, застегиваясь, а затем подхватил меня под руки.

— Ты как? — прошептал он, усаживая рядом. — Все хорошо?

Я кивнула.

Не хочу говорить. Горло перехватило.

Спрятала лицо у него на груди, и Андрей обнял меня обеими руками. Поцеловал в макушку. На языке еще оставался солоноватый вкус. Я не знаю, как вышло, что ничего не обещающий совместный вечер закончился оральным сексом.

Я дышала ртом, уставшая от диких по силе эмоций. От ожиданий, поцелуев, ласк. От всего, что случилось со мной с тех пор, как я пошла в этот злополучный клуб с Витой.

Просто лежала у него под рукой — и ни о чем не думала.

Мыслей не было.

Только приятное ощущение сладкой легкости на сердце. Это не было сексом для примирения в прямом смысле, но с души упал груз. Думаю, такой и должна быть любовь.

— Устала? — прошептал он.

Как все-таки близость меняет мужчин.

Какими мягкими и ласковыми они становятся — даже такие, как он.

— Немножко…

Он усмехнулся, гладя по голове — я засыпала и сквозь сон ощутила, как он взял меня за руки. В темной спальне я открыла глаза. Он меня отнес к себе… Увидела, как раздевается, окончательно снимая рубашку.

— Поспи, мне нужно в душ, — предупредил он.

Сунув ладони под щеку, я смотрела, как он выходит в зал, темной тенью ходит по квартире, спокойный и не такой издерганный как всегда.

Зашумела вода — он мылся с открытой дверью.

Как всегда наготове…

Следующие недели были самыми легкими.

Я не торопила роды. Стала неповоротливой, быстро уставала, но наслаждалась каждой минутой. Андрей никуда не ходил, почти все время мы проводили вместе.

Я была рада, что он залег на дно.

Никому не звонил, не «работал».

Хотя оружие всегда держал наготове и при себе. И сам всегда настороже. Каждое утро, сонный и лохматый, пил кофе у окна, бдительно осматривал двор, припаркованные машины — не появилась ли опасность. Интересно, замечал ли он сам в себе это.

И кошмары его никуда не исчезли.

После случившейся близости мы спали в одной постели, но больше ничего не было. Беременность не сделала меня эротичной, а он сам по себе такой — к девушкам в положении его не тянет. Пыл, которым он баловал меня вначале романа, подостыл.

Но ложились мы вместе, перед сном лежали в обнимку. Как в обычной паре смеялись, он рассказывал что-нибудь легкое, целовал — иногда щеки, иногда в губы. Каждый раз я таяла и отвечала тем же.

Пару раз он просыпался от кошмаров.

В первый раз испугал — неожиданно вскинулся среди ночи, задыхаясь.

— Андрей, это я, — шептала я, чтобы вырвать его из липкой паутины кошмара. — Все хорошо, мы дома.

Гладила вспотевшую спину — тоже в шрамах — пока его не отпускало. Иногда десять, пятнадцать минут. Он никогда не рассказывал, что ему снится.

Затем Андрей шел курить, а я делала чай.

С балкона он возвращался почти нормальным. Может быть, немного пришибленным.

Алкоголь он бросил — потому, что роды близко. Хотел быть готов, когда начнутся схватки. Объяснил, что тогда будет. Что я не буду рожать одна, он отвезет меня к врачу, все готово и он обо всем позаботился… Пусть у меня не будет родов, как у всех. Но тревоги будут теми же, такими же останутся хлопоты и я, как и все, возьму мою малышку на руки.

Я перестирала и погладила вещи, аккуратно сложила в пакет. Потом несколько раз перепроверяла, все ли в порядке, ничего ли не забыла. Вновь рассматривала детское и вновь складывала… Розовый костюм на новорожденную, платье расцветки божьей коровки, крошечные носочки, белокурая кукла. Туда же уложила одеяло. Пакет я держала наготове.

Осень перевалила за середину ноября. В последний раз, когда Андрей выводил меня гулять, уже стояла зимняя стужа.

Скоро рожать.

Я чувствовала каким-то шестым чувством, предвкушала и страшно боялась этого момента.

Рожу — и мы расстанемся.

Грусть, которую я при этом испытывала, была светлой. Такое бывает, когда речь идет о новом этапе в жизни, которого не избежать.

Я гнала печаль и ненужные мысли.

Это наш медовый месяц.

А первого декабря пошел густой снег.

Я проснулась затемно. Часов семь утра, через не задернутые шторы было видно свет фонарей, густой слой облаков и серый крупный снег, похожий на пепел, сыплющий с неба.

Андрей уснул поздно, и спал на спине, разметавшись на кровати.

Я зависла, вставая, и с минуту смотрела, как он спит. Неудобно, но я не двигалась. Спина побаливала, это не страшно — она весь последний месяц болит. Интересно, а Андрей смотрит на меня, когда я сплю? Я прикоснулась к горячей, шершавой руке, лежащей на груди.

Такой хороший момент… Тепло, уютно и ты рядом... Очень хотелось поцеловать, но не стала — разбужу.

Встала, подогрела воду для чая, постоянно поглядывая в окно: в круге света под фонарем крутило снег.

Погода тревожила — но это гормоны, в последние дни меня тревожит все... Скоро рожать. Я читала об этом, готовилась, но книги помогали мало…

Позади скрипнула половица.

Я пригубила чай и даже не обернулась — подставила щеку. Андрей обнял меня сзади, поцеловал, затем ушел умываться. Наш утренний ритуал. Вчера он оставил паспорт на столе, и я взяла пролистать. Прежний был на фамилию Воронин. Теперь он Александр Иванов.

— Почему ты не оставляешь настоящее имя? — спросила я, когда Андрей вернулся.

Андрей пожал плечами, делая себе кофе.

— А как меня будут звать? — уточнила я.

— У тебя останется твое. Елена.

Про фамилию я не спросила — какая разница? А имя старое, наверное, чтобы не сбивалась по привычке на настоящее. У меня опыта жизни под левыми документами нет. Перелистывала страницы паспорта. Регистрация и место рождения — город Москва. По отчеству Александрович.

— А у дочки какое будет отчество?

Я спросила ровно, не выказывая чувств и даже на него не смотрела.

Андрей выдержал паузу.

— Андреевна.

Я слегка улыбнулась, и вернулась к первой странице паспорта, рассматривая его фото. Ему тут лет тридцать пять-тридцать шесть. Красивый, только глаза выдают, что жизнь была несладкой.

— Откуда ты на самом деле? Где родился? Я хочу знать.

— В Питере.

— Серьезно? — я не поверила, что он так легко ответил. — А твоя семья, родители, кто они?

Он облизал губы, взгляд на миг вильнул.

— Лен, я об этом не вспоминал с тех пор, как с армии вернулся.

— Понимаю, — я опустила глаза.

Интересно, но не заставлять же рассказывать о себе.

Он и не станет.

За годы привык скрывать правду, забыл про прежнюю жизнь. Сколько той жизни было, если в незаконные дела его втянули после армии. Человек-загадка.

— У меня была простая семья, — сказал он. — Тебе будет неинтересно о них слушать. Я давно их не видел.

Я прикусила губу, все еще рассматривая снимок.

И вспомнила фото, где он молодой и веселый — таким его запомнили родители. Давить не стала. Не хочет говорить, к чему портить ему настроение… После армии он домой не вернулся. Затем, наверное, уже не мог.