Вета Сашина - Тепло его объятий

И это чистая правда.

После супермаркета они попадают в бутик торгового центра. Идет выбор одежды на весну. Всю зиму Глеб прятал раздавшуюся фигуру под свитерами и толстыми куртками, а теперь наступает момент истины. Римма специально предлагает ему примерить слишком тесные для него вещи – то хипстерские брюки, то зауженные в талии рубашки. Глядя на свое отражение, Глеб все больше мрачнеет. «Идем отсюда!» – Он берет Римму за руку и решительно выводит из магазина. «Куда мы? – делано удивляется она, едва поспевая за ним. – Разве ты не хочешь ничего купить?»

«Хочу, – ворчит он. – Кроссовки хорошие и спортивный костюм. Завтра начинаю бегать. Пять… Нет, семь километров». Она качает головой, улыбаясь (почти во всех воспоминаниях о днях, прожитых с Глебом, она улыбается). «Нагрузки нужно увеличивать постепенно. Начни с двух километров».

Он морщится. «Нет. Ты же знаешь, мне нужно все и сразу».

Она знает. Он во всем такой. И в любви тоже.

«Ну хватит, хватит тебе, – шепчет задыхающаяся Римма. – Ты устал, милый. Тебе завтра на работу, а сейчас уже начало четвертого».

«Ну и пусть».

Опираясь на локти, он покрывает ее грудь и живот поцелуями.

«Ты с ума сошел», – хихикает она, как бы отталкивая его большую голову, а на самом деле вцепляясь пальцами в густые жесткие волосы.

«Сошел, – глухо соглашается. – Давно. Как только тебя увидел».

Она смеется, а потом кричит. От переполняющего ее счастья. От нахлынувших эмоций. Находясь рядом с Глебом, невозможно оставаться равнодушной. Всегда испытываешь какие-то чувства. В преобладающем большинстве – приятные. Господи, как же с ним хорошо!

Не забирай его у Риммы, а ее у него, Господи!

Она ошиблась, но поняла свою ошибку и никогда… никогда больше…

Совсем никогда?

* * *

И тут Римма умерла. Она поняла это, потому что больше ничего не связывало ее с миром, в котором было слишком холодно и одиноко.

Она медленно уплывала, тонула, погружалась в непроглядный мрак, где не существовало даже воспоминаний, ничего не существовало.

Только ее имя. Кто-то выкрикивал ее имя, снова и снова. Она бы не откликнулась – зачем возвращаться туда, где так холодно и больно? – но голос, звавший ее, принадлежал Глебу, и она кое-как разлепила смерзшиеся ресницы.

Открыв глаза, она увидела перед собой Глеба, тормошащего ее за плечи.

– Римма! Римма!

В ее сознании мелькнула мысль, что она уже умерла и видит, как он горюет над ее бездыханным телом. Но, почувствовав, как на лице тают снежинки, решила, что это галлюцинация, а не смерть.

Она устало опустила заиндевевшие веки.

– Римма, милая моя, – приговаривал Глеб, подхватывая безвольное тело на руки. – Любимая, не спи, прошу тебя. Сейчас я тебя согрею, только держись.

– Глеб, – прошептала Римма едва слышно. – Глебушка…

Ее раскачивало, как на волнах. Держать глаза открытыми было очень трудно, но она старалась. Иначе она не смогла бы видеть над собой лицо Глеба.

– Ох, моя маленькая! – Его голос дрожал. – Не пропадай больше, пожалуйста. Я… я так сильно тебя люблю. Поговори со мной, ладно? И не закрывай, не закрывай глаза.

– Не буду, – так же тихо проговорила Римма. – Я тоже очень тебя люблю. И мне не нужна жизнь без тебя.

– Глупышка! – Остановившись на мгновение, Глеб поцеловал Римму горячими, мокрыми от талого снега губами. – Скоро все будет хорошо…

Послышался быстрый топот, сопровождаемый поскрипыванием снега, а затем голос Димы.

– Ты нашел ее? – спросил он, задыхаясь от бега. – Как она?

– Главное, что жива, – холодно ответил Глеб, проваливаясь в сугробы. – С остальным справимся.

– Римма, – воскликнул Дима, взяв ее замерзшую руку. – Ты нас так напугала!

Римма посмотрела на лицо Димы, ставшее для нее совсем чужим. И не просто чужим, а неприятным.

– Далеко до отеля? – спросила она у Глеба, едва ворочая языком.

– Совсем близко, – успокоил Глеб. – Мы почти дома. Вот уже видны фонари, потерпи немножко, любимая.

– Все обойдется, – добавил Дима, идущий рядом. – Мы нашли тебя.

Глеб нахмурился, но промолчал.

Римме хотелось, чтобы Димы здесь не было. Ей казалось сейчас, что он виноват во всех ее бедах.

Прижавшись покрепче к Глебу, Римма слушала хруст снега под ногами, его тяжелое дыхание. Глядя на краешек его лица, попадавший в поле зрения, Римма чувствовала, как ее замерзшие губы пытаются изобразить улыбку. Она все еще не верила, что это не сон, а явь. Спасение казалось невозможным. Особенно финал, в котором любимый несет ее на руках.

«Теперь все плохое позади, – подумала она, стараясь не моргать, чтобы потом не приходилось снова поднимать свинцовые веки. – А впереди – длинная и счастливая жизнь».

За черными стволами она увидела уютный желтый свет фонарей, и ей стало легче.

– Наконец-то, – прошептала она и позволила глазам закрыться.

Глеб тревожно посмотрел на Римму и ускорил шаг. Понурый Дима шел немного поодаль, словно не смея нарушить единение супругов.

А горы все так же молчали, отрешенно наблюдая за жизнью людей. Бесценной жизнью, которой они так бессмысленно распоряжаются. Но им не было жаль людей.

Возможно, потому что эти глупые, самонадеянные создания сами не щадили себя.

Ресницы Риммы дрогнули, и Глеб, сидевший рядом с кроватью, взволнованно привстал. Он еще крепче сжал маленькую, почти детскую руку Риммы и тревожно посмотрел на ее бледное лицо с голубоватыми жилками, проступившими на висках, и тенями вокруг глаз.

Подняв веки, Римма непонимающе уставилась на потолок. Почему так много гладкого и белого? Что бы это могло быть? Наконец она поняла, перевела взгляд в сторону и, увидев Глеба, счастливо улыбнулась.

– Глеб, – выдохнула она. – Ты здесь! Со мной!

– Конечно здесь, конечно с тобой. – Глеб сел на кровать рядом с Риммой. – Где же мне еще быть?

– Я так боялась, что больше не увижу тебя.

Ее лицо внезапно скривилось. Она закрыла свободной рукой глаза, сдерживая слезы. Там, в лесу, они замерзли, а теперь оттаяли и просились наружу.

– Я…

Римма не сумела договорить. У нее перехватило дыхание.

– Что? – ласково спросил склонившийся над ней Глеб.

Она посмотрела на него и покачала головой:

– Не могу сказать… – Ее голос срывался. – Не могу сказать, как я… как сильно я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, милая. – Глеб опустил глаза, покрасневшие от выступивших слез. – Не плачь, ладно? Мне так больно, когда ты плачешь. Все будет хорошо. Все уже хорошо.

– Правда? – спросила она.

– Конечно, – подтвердил он. – Мы ведь теперь вместе. Я с тобой.

– Я так виновата перед тобой…

– Хватит, хватит.

– Нет, не хватит. Я виновата!

Из глаз Риммы все текли и текли ее невыплаканные слезы. Они были такими горячими, что казалось, на коже останутся ожоги.

Глебу потребовались большие усилия, чтобы тоже не заплакать. Стиснув зубы, он смотрел на Римму и мысленно благодарил Бога за ее спасение. Если бы с ней что-то случилось, он бы не пережил. Пока искал ее по заснеженному лесу, кажется, состарился на десять лет. Такой потери он бы не перенес. Римма была для него больше, чем любимая женщина, она была для него сердцем и душой. А разве способен человек жить без первого или второго?

Но Глеб не стал говорить Римме о своих страхах и волнениях. Он просто держал ее за руку, смотрел ей в глаза и не мог наглядеться. Некоторые любуются огнем, закатами или морем. Глебу достаточно Риммы. Она заменяла собой все. Заслоняла остальной мир. Потому что для Глеба именно она была на первом месте.

– Знаешь, – произнесла Римма, немного успокоившись. – Знаешь, я ведь чуть не умерла там, на снегу…

– Глупости, – поспешно произнес Глеб. – Ты не могла умереть.

Она сжала его ладонь холодными пальцами, призывая помолчать и дать ей возможность высказаться до конца.

– Когда находишься за шаг до смерти, то в один миг понимаешь, что важно, а что нет. – Она села и внимательно посмотрела на Глеба. – Что настоящее, а что мишура.

– И что ты поняла? – тихо спросил он.

– То, что и так знала, – ответила Римма. – Уже давно. Ты самый главный человек в моей жизни. И мне больше никто не нужен…

Ее голос завибрировал, как слишком туго натянутая, готовая порваться струна.

– Глеб, – торопливо заговорила она. – Если бы ты знал, Глеб… Я… Мне…

– Дорогая, – мягко перебил он. – Ничего не надо объяснять. И вообще, тебе лучше лечь. Вот так… – Он помог Римме принять горизонтальное положение и бережно укрыл ее одеялом. – Тебе удобно?

– Да, – пролепетала она. – Я…

– Как ты себя чувствуешь?

– Как ни странно, под теплым одеялом намного лучше, чем в ночном лесу. – Римма грустно улыбнулась. – Скажи, пожалуйста, я долго спала?

– По-моему, не очень. – Глеб посмотрел на свои наручные часы. – Полтора часа.

– Спасибо, что спас меня, – произнесла Римма, понимая, что получается излишне торжественно, но не находя иного способа выразить свои чувства. – Спасибо тебе, милый.

Он дернул плечами:

– Разве я мог поступить иначе?

– Вот ты точно не мог. – Римма погладила Глеба по руке. – Ты мой герой.

В эту секунду в дверь номера постучали.

– Наверное, глинтвейн принесли. – Глеб встал с кровати. – Я заказал, чтобы ты выпила, когда проснешься.

– С большим удовольствием, – обрадовалась Римма. – Хочется согреться изнутри.

Глеб открыл дверь и некоторое время стоял не двигаясь. Римма взволнованно смотрела на его спину.

– Что случилось, Глебушка? – Вытянув шею, она попыталась увидеть, кто находится за дверью. – Почему ты там стоишь?

– К тебе пришли, – наконец ответил Глеб.

– Пришли? Ко мне? – Римма почувствовала себя так, будто на нее вылили ушат грязи. – Я не хочу никого видеть, кроме тебя.

Глеб словно не услышал.

– Пожалуй, схожу за твоим глинтвейном, – сказал он не оборачиваясь.