Вета Сашина - Тепло его объятий

О да, им было что вспомнить! Так много, что, едва ступив на эту дорожку, они уже не могли остановиться. Слова лились неудержимым потоком, словно плотину прорвало. Оба захлебывались, перебивали друг друга, то тряслись от хохота, то становились печальными и торжественными.

– А помнишь, как…

– А помнишь, мы…

– А ты…

– А я…

Тайные свидания, урывочные встречи, записочки, звонки, переглядывания, невозможность жить друг без друга, постоянное стремление увидеть предмет своей любви хотя бы краешком глаза. Как, попрощавшись, не могли разнять объятий и продолжали стоять на месте, несмотря ни на что. Как однажды, отправившись на дачу к Диминому приятелю, заблудились в лесу и чуть не околели от холода. И как в один прекрасный день рванули к морю, после чего Римме пришлось долго объяснять родителям, как она умудрилась так загореть в общежитии, где готовилась с девчонками к экзаменам.

Оборвались воспоминания неожиданно, словно вагон резко затормозил. Качнувшись в сторону Димы, Римма поймала себя на желании прижаться к нему и села подчеркнуто прямо. Ликер тоже закончился. Все хорошее когда-нибудь кончается.

– Да, были времена, – брякнула Римма, поморщившись оттого, как банально и пошло это прозвучало.

– Были, – согласился Дима, помрачнев. – Все было, а теперь… – Он посмотрел на свои ладони, выложенные на стол двумя перевернутыми лодочками. – Ты замужем, я вижу.

Его взгляд метнулся к кольцу на ее пальце и вернулся обратно.

– Да, – подтвердила Римма и нахмурилась.

Кажется, ее начинало мутить. Не следовало так увлекаться алкоголем.

– И как? – спросил Дима, по-прежнему не поднимая глаз, скрытых длинными, почти девичьими ресницами.

– Нормально. Хорошо даже. Мне пора.

Римма встала. Дима последовал ее примеру.

– Я тебя провожу, – сказал он, сделав знак официанту.

– Зачем? – вяло ответила она. – Это лишнее.

– Мужа боишься?

– При чем тут муж…

– Тогда провожу.

Оставив деньги в принесенной коробочке, Дима пошел рядом. Они поднялись в лифте, стоя по разные стороны кабины, словно боясь прикоснуться друг к другу.

– Спасибо, – сказала Римма, подойдя к своей двери. – Было здорово. Спокойной ночи.

– Спокойной, – пробормотал Дима и неожиданно присосался губами к ее губам.

У нее подогнулись колени, она уперлась спиной в стену, чтобы не упасть. Поцелуй был очень долгим и сопровождался яростными толчками его языка – это походило на то, чего Римма так страстно желала и чему внутренне противилась.

Дима отстранился, тяжело дыша. Римма смотрела в пол, чтобы он не заметил, как затуманились ее глаза. Если бы он захотел, она бы не смогла противостоять, не сумела бы. Но он попрощался и быстро зашагал по коридору, едва не срываясь на бег. Было ясно, что он заставил себя уйти, чтобы не довести начатое до конца. Получилось очень благородно и немного обидно.

Нырнув в номер, Римма опять прислонилась к стене и пару минут стояла в темноте неподвижно, слушая, как бешено стучит ее сердце. Только после этого она смогла добраться до ванной. Ноги ее не слушались. И дело было вовсе не в алкоголе.

Когда Римма легла спать, до утра оставалось всего несколько часов. Она надеялась забыться, а проснувшись, оказаться, как по мановению волшебной палочки, бодрой, свежей и полной сил. Но ее надеждам не суждено было сбыться. Сон не шел. То одеяло казалось слишком теплым и тяжелым, то подушка – высокой и неудобной. Но на самом деле причиной бессонницы были мысли Риммы. Она корила себя за поцелуй, которым удостоила Диму.

Ведь она ему ответила. Да-да, не просто подставила губы, а ответила на поцелуй со всей накопившейся страстью. Вот что угнетало Римму.

«Как я могла целоваться с ним? – думала она с раздражением. – Да еще и у собственного номера, где спит муж».

Скосив глаза, Римма бросила виноватый взгляд на спящего Глеба – такого уютного, такого мирного, – и ее сердце сжалось от сострадания и стыда. Как она могла так просто и бездумно предать его? Да, десять лет брака дают о себе знать, порождая в душе скуку и смутное желание каких-то перемен. Но ведь невозможно всю жизнь любить и переживать чувства так же остро, как в медовый месяц. Рано или поздно приходят будни – с простудами, заботами, ссорами и обидами. И важно суметь пройти через трудности вместе, держась за руки и не утрачивая интерес друг к другу.

«А я? – корила себя Римма. – Оставила мужа одного, а сама сбежала к смазливому мальчику из детства. Как же это могло получиться? Неужели я настолько безнравственна?»

Стараясь понять причину своего недостойного поведения, Римма пришла к выводу, что во всем виноват алкоголь, – а выпито было немало.

«Ну конечно, – вздохнула она с облегчением. – Разве стала бы я целоваться с посторонним мужчиной, будучи трезвой? – Она машинально покачала головой, лежащей на подушке. – Даже если это первая любовь, воплотившаяся в сногсшибательном красавчике. Нет, никогда, ни за что! Я бы дала ему пощечину, вот и все».

От спасительной мысли стало легче. Закрыв глаза, Римма погрузилась в недолгий тревожный сон. Снилось такое, что лучше и не вспоминать. Как бы мы себя ни обманывали, подсознание беспощадно.

* * *

Утром Римма извинилась перед Глебом за свой вчерашний уход и чрезмерную раздражительность.

– Сама не знаю, что на меня нашло, – сказала она, виновато потупившись и массируя виски кончиками пальцев. – Повела себя, как глупая девчонка. Теперь мутит и голова раскалывается.

– Сейчас позавтракаем, и все пройдет, – пообещал Глеб, растирая ладонями одеколон по крупному, гладко выбритому лицу.

Знакомый запах ударил Римме в нос. Угрызения совести за вчерашнее мучили сильнее, чем алкогольное отравление.

– Не буду я завтракать, – надула она губки и отвернулась.

Ей так хотелось, чтобы ее утешали, жалели, уговаривали, как маленькую. И Глеб был именно тем человеком, на которого можно положиться в трудную минуту. Ласково погладив Римму по растрепанным волосам, он сбегал на рецепцию и раздобыл таблетки от похмелья. Приняв пилюли, она почувствовала себя почти здоровой, но еще более виноватой.

За завтраком она старалась быть внимательной к Глебу и щебетала без умолку. Супруги, как десять лет назад, то и дело брались за руки во время еды, потому что им было важно чувствовать тепло и близость друг друга. Римме показалось, что нет худа без добра и их отношения преображаются на глазах, готовые пережить новую весну.

Повинуясь душевному порыву, она привстала со стула и, перегнувшись через стол, одарила Глеба горячим поцелуем. Открыв глаза, она едва не задохнулась от неожиданности.

Перед их столиком стоял Дима, расплывшийся в ослепительной улыбке.

– Доброе утро! – поздоровался он и, не дожидаясь ответа, прошел к соседнему столику и, устроившись за спиной Глеба, по-свойски подмигнул Римме.

Вздрогнув, она перевернула стакан апельсинового сока себе на джинсы.

Дима состроил сочувственную мину и покачал головой.

– Вот, вытри! – Глеб пододвинул к Римме подставку с салфетками. – Ты его знаешь? – Он обернулся и внимательно посмотрел на Диму. – Он, кажется, с тобой поздоровался?

– Не знаю, – пожала плечами Римма, оттирая следы сока. – Не обратила внимания.

– Зато он обратил.

– А, наверное, он был вчера в баре. Не помню точно.

Она прикоснулась пальцами ко лбу, напоминая, что выпила лишнего. Глеб снова обернулся, прежде чем раздраженно поддеть вилкой ломоть ветчины.

– Ты как будто испугалась чего-то. – Он испытующе впился глазами в Римму. – Все в порядке?

– Да, все хорошо, – кивнула она, не поднимая глаз. – Просто голова раскалывается.

Глеб больше ничего не говорил, а только изредка бросал на Римму странный взгляд, от которого ей становилось не по себе.

Воцарившееся за столом молчание показалось ей невыносимым.

– Я, пожалуй, пойду переоденусь.

Одарив мужа короткой улыбкой, она выскользнула из-за стола. Пока она шла к выходу, как минимум двое мужчин неотрывно смотрели ей вслед.

Глеб и Дима. Дима и Глеб. Их глаза выражали совершенно разные, противоположные чувства.

* * *

Сборы заняли несколько больше времени, чем обычно, но через час с небольшим Римма и Глеб уже стояли на горе, озаренной высоким и безмятежным горным солнцем. На свежем морозном воздухе ей стало намного легче: головная боль больше не тревожила, и воспоминания о поцелуе почти испарились. Словно ничего и не произошло. Думать таким образом было легко и приятно.

Улыбнувшись друг другу, Римма и Глеб понеслись вниз.

При каждом вираже облака снежной пыли взлетали вверх, подобно клубящемуся туману, в котором вспыхивали и переливались искорки снежинок. Смеясь от счастья, Римма восхищалась ощущением свободы, простора и расстилающимся вокруг пейзажем. Почему, изображая рай, художники забывают о зиме? Разве не прекрасен этот ослепительный белый снег под синими небесами?

Продолжая стремительный спуск, Римма непроизвольно улыбалась и с наслаждением вдыхала обжигающий морозный воздух. Сейчас жизнь казалась ей подарком, которым нужно воспользоваться в полной мере.

Глеб начал отставать, но Римма помнила о нем и стала притормаживать, не давая лыжам унести ее вперед. Некоторое время они двигались рядом, словно связанные незримой нитью.

Внезапно совсем рядом Римма увидела Диму, которого узнала даже в очках и эластичном лыжном костюме. Он был безупречен в любом наряде. Ловко лавируя, он обогнал их с Глебом и, обернувшись на ходу, помахал рукой. Римма почувствовала бессильную злость и унижение.

«Для чего он это делает? Неужели считает, что один поцелуй дает ему право вести себя подобным образом? – мелькнуло у нее в голове. – Он хочет поссорить меня с мужем. Наглец!»

Больше Римма ни о чем не успела подумать. Она не сразу поняла, что теряет равновесие, а в следующий момент почувствовала жесткий удар о землю. Перед глазами все закружилось и, смешавшись, превратилось в сплошной калейдоскоп. Когда стремительное скольжение закончилось, она потерла ушибленные места и осмотрелась по сторонам. В метре от нее, массируя ногу, сидел Глеб.