– Чего ты испугалась, глупенькая? – дышал он ей в ухо. – Это же я, твой Дима. «Deamon Lover», помнишь?

От его шепота по коже пробежали мурашки.

– Ты хотел что-то спросить, – пробормотала Римма, хватаясь за этот предлог, как утопающий за соломинку.

– Хотел. – Он подошел к ней вплотную и обхватил за талию. – Очень хотел.

– Так спрашивай.

Она уже не вырывалась. Волнение и трепет, охватившие ее, были в точности такими, как в юности. С Глебом она никогда такого не чувствовала.

– Ты меня любила, да? – спросил Дима, покрывая ее шею быстрыми, нетерпеливыми поцелуями. – Скажи честно.

– Да, – прошептала Римма, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую.

– А теперь? – допытывался он. – Теперь любишь?

Она молчала, потому что любой ответ был бы одновременно и правдой, и ложью. Противоречивые чувства рвали ее душу по живому. Словно в бреду, она осознавала, что Димины руки ее раздевают и увлекают на кровать.

– Не говори, – разрешил он. – Я и так знаю.

Римма позволила опрокинуть себя на спину и закрыла глаза. Это не она, это происходит не с ней. Все неправда, все сон.

Дима уже лежал рядом, нависая над ней. Рубашка все еще была на нем. А остальное?

– Отпусти! – сказала Римма.

Получилось совершенно неубедительно, но он приподнялся. Как выяснилось, лишь затем, чтобы избавиться наконец от рубашки. После этого между ними не осталось никаких преград, даже условных.

«Ладно, – подумала Римма. – Пусть будет так. Лучший способ справиться с соблазном – поддаться ему. Сейчас хочется, потом перехочется. И ему, и мне».

Она схватила его за талию, ощущая пальцами ложбинку на спине. Он застонал и принялся лихорадочно ласкать ее. На какое-то время весь мир, кроме них двоих, исчез. Потом опять проявился, вздрагивая от бешеных ударов их сердец.

Все кончилось. Римма медленно открыла глаза и уронила руки, которыми все еще прижимала сухощавое Димино тело к себе.

– Пусти, – попросила она, и на этот раз он не стал спорить.

Римма села, растрепавшиеся волосы свисали с ее опущенной головы.

– Ты – чудо, – сказал Дима, продолжая лежать на кровати.

– Но чудо случается только один раз, – предупредила она. – Больше этого не повторится.

– Почему?

Он захлопал своими роскошными ресницами, искренне недоумевая, как примерный мальчик, у которого забирают любимую игрушку.

– Я замужем, – напомнила Римма.

– Это что-то меняет?

– Это меняет все.

– Не понимаю. – Дима сменил позу, подперев щеку ладонью. – Все красивые девушки выходят замуж. И все они изменяют мужьям. Иначе не бывает. Они же красивые. Сами своей красотой пользуются и другим дают.

Римму покоробила такая прямолинейность.

– Значит, у меня особый случай, – отрезала она, набрасывая халат и ища ступнями босоножки.

– Детей у тебя, насколько я понял, нет, – продолжал рассуждать Дима.

– Откуда ты знаешь? – прищурила один глаз Римма.

– Есть признаки, – заверил он. – Итак, детей у тебя нет. А значит, ты хоть и замужем, а все равно относительно свободна. И вправе сама решать, как прожить свою жизнь. Ты ничем не обязана своему… как его?

– Не твое дело.

Она заглянула в зеркало, поправляя прическу.

– Мое, – возразил Дима. – Я ведь тебя люблю.

– Мы обо всем договорились, – твердо сказала Римма.

И так же твердо закрыла за собой дверь.

Глава 5

Когда человек перебирает с алкоголем, то наутро, мучаясь от похмелья, клянется себе, что больше не выпьет ни глотка. А вечером, оказавшись в шумной компании, он обнаруживает, что его решимость тает. И, сам того не замечая, он снова подносит к губам бокал вина или рюмку водки. Чтобы утром вновь сожалеть о собственном безволии и давать себе новые клятвы.

Римма оказалась в таком же замкнутом круге. Она не могла забыть того, что вчера произошло между ней и Димой. Ночью ее мучила совесть, и она хотела вырвать из книги жизни гнусную главу измен и предательств. Но с первыми солнечными лучами она уже нашла миллион оправданий своему поведению.

И черное перестало казаться слишком черным.

Как обычно за завтраком, Римма сидела напротив Глеба. Во время болезни он стал выглядеть старше, как-то быстро обрюзг и побледнел. Мешки под глазами увеличились, носогубные складки углубились. Да и общее выражение лица стало каким-то пасмурным, нерадостным.

– Милый, как твоя нога? – участливо поинтересовалась Римма. – Сегодня ты сможешь кататься?

– Мне уже лучше, но не настолько, чтобы стать на лыжи, – покачал головой Глеб. – Так что сегодня пока еще отдыхай без меня.

Память услужливо высветила в Риммином мозгу стоп-кадры ее недолгой, но бурной встречи с Димой: холл – лифт – коридор – кровать в номере. Она почувствовала, как кровь приливает к лицу, шее и плечам. Она украдкой посмотрела по сторонам. К ее облегчению, Димы в ресторане не было. Иначе под его насмешливым взглядом кусок в горло точно не полез бы.

– Хочешь, посижу с тобой в номере? – предложила она.

– Не выдумывай, – отмахнулся Глеб. – Я большой мальчик, справлюсь. А вот ты должна получить максимум удовольствия.

Римма почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Ей показалось, что Глеб произнес последнюю фразу как-то особенно, словно с намеком. Оторвав глаза от тарелки, она посмотрела на него, пытаясь угадать, знает ли он о ее измене. Но Глеб как ни в чем не бывало с аппетитом уплетал свой завтрак.

– Что ж, я пойду. – Римма промокнула губы салфеткой. – Может, принести тебе чего-нибудь?

– Нет, ничего не нужно, – грустно улыбнулся Глеб, когда она чмокнула его в щеку. – Иди, развлекайся.

– Ладно. Пока.

Римма приготовилась уйти, как вдруг он ее окликнул:

– Постой.

Она застыла в неустойчивом равновесии, как в детской игре «Замри». Медленно повернула голову.

– Да?

– Я бы съел кусочек штруделя, – печально сообщил Глеб.

Она незаметно выпустила из груди воздух, которого вдруг стало слишком много, чтобы удерживать его в легких.

– Сейчас принесу.

Римма направилась к столу с десертами, отметив про себя, что Дима уже тут как тут: стоит у входа, как бы размышляя, где сесть, а на самом деле наблюдает за ней. В руке у него газета с иностранным названием. Неужели читает по-немецки? Или только притворяется, таская за собой прессу для солидности? Да, разительные перемены с ним произошли. Как ему удалось добиться успеха в жизни? Никто не предполагал, что этот парень станет преуспевающим бизнесменом, приобретет лоск и будет чувствовать себя на альпийском курорте свободно и непринужденно, как дома.

Пока Римма выбирала штрудель, Дима успел устроиться за своим излюбленным столом в углу и, не глядя на нее, разбивал ложечкой вареное яйцо. Она бросила быстрый шкодливый взгляд в сторону Глеба, сидящего к ней спиной. Ее радовало, что сегодня он опять останется в номере, но она стыдливо прятала радость даже от самой себя. Не хотелось признаваться в том, как сильно ее волнует перспектива нового свидания.

«Да нет же, я просто хочу побыть одна, – уговаривала себя Римма. – Покататься в свое удовольствие, насладиться свободой».

«Знаем мы твою свободу», – ехидничал внутренний голос.

Уставившись в газету, Дима неспешно поглощал яйцо с тостом. Римма поняла, что он лишь притворяется равнодушным, а на самом деле взволнован не меньше ее самой.

Положив на тарелку больше сладостей, чем смел надеяться Глеб, она направилась к мужу.

Как ни странно, его лишний вес больше ее не тревожил. Каждый делает свой выбор и отвечает за себя.

Мы взрослые люди, не так ли? И не нуждаемся в няньках!

* * *

Римма нерешительно переступила порог кабины подъемника и услышала за спиной знакомый голос:

– Разрешите составить компанию?

Обернувшись, она увидела широко улыбающегося Диму. Насколько позволяли актерские способности, она изобразила удивление:

– Ты?

– Ага, – подтвердил он, улыбаясь еще шире, хотя это казалось невозможным. – Разве ты не видела, что я иду за тобой?

– Нет, – солгала она.

– Будем считать, что так оно и было, – кивнул он. – Ну что, поехали?

Он показал глазами на вершину, но стало ясно, что подразумевается не только катание на лыжах.

– Поехали, – произнесла Римма с напускным безразличием.

Стоило Диме войти, как дверь бесшумно закрылась и кабина поплыла вверх.

Первые полминуты Римма смотрела в окно, делая вид, что не замечает присутствия любовника. Это давалось ей плохо. Сегодня он был в очень ярком облегающем костюме, повторяющем стиль и расцветку знаменитого трико Супермена. Свой шлем он держал на согнутой руке, словно рыцарь перед турниром.

– О чем думаешь? – спросил он.

– Так. – Римма пожала плечами. – Просто в окно смотрю.

– А я на тебя, – заявил Дима.

Усевшись рядом, он без лишних церемоний привлек ее к себе. Запрокинув голову, она смотрела в его жгучие глаза и была не в силах противиться. Дима прижал ее к себе еще крепче и дерзко приник холодными губами к ее трепетному рту.

Язык его был горяч и требователен.

«Когда Глеб целовал меня так в последний раз? – подумала Римма, обхватив руками голову Димы. – Сам виноват в моих изменах…»

Чувство вины у Риммы все чаще трансформировалось в обиду на мужа, который много лет не позволял ей испытать то, что теперь давал Дима. Только теперь она поняла, насколько ей не хватало страсти и огня. Целуя Диму, она как заклинание повторяла про себя: «Сам виноват…»

* * *

Римма уже и не помнила, когда ей в последний раз было так весело, как теперь с Димой. Став на лыжи, они со смехом, не договариваясь, помчались наперегонки, выписывая при этом такие лихие кренделя, что другие лыжники следили за ними с тревогой и завистью. Потом они, словно дети, бросались снежками, валялись в снегу и даже пытались лепить снежную бабу, которая постоянно разваливалась.