– Просто, просто… Всё-то у вас просто, Анна Сергеевна. А вот у меня не сходится! – Задорно заявил и, казалось, сам этому заявлению обрадовался. – Почему, кстати, не требуешь вызвать своего защитника? Филатову спуску не давала, а мне…

– А на лице написано, что вам откровенно плевать на все мои просьбы. Да и вызвали бы при желании.

– И встречался ли я с ним в зале суда, тоже не уточнишь?

– А вы встречались? – Недоверчиво склонила голову в его сторону, но подобное положение вызывало пульсирующую боль в затылке и отвечать на заигрывания больше не хотелось. А Амелин именно заигрывал.

– Имел удовольствие. Кстати, в том слушание я выиграл.

– Какие познавательные факты есть в вашей биографии. Почему мы не были знакомы с вами раньше?

– Потому что Крайнов чертовски не любил проигрывать. А ещё не любил, когда его водят за нос. Так, Анютка? – Прищурился, а Аня глянула недоверчиво. – Что? Ничего не напоминает? Ваш разговор в той грязной подсобке… – Подсказал, когда нахмурилась. – Там тоже установлены камеры.

Пояснил и будто разозлился, наталкиваясь на молчание, улыбаться перестал. В сторону двери глянул и удовлетворённый тем, что конвоир прикрыл окошко, через которое за происходящим наблюдал, вернул всё внимание ей. Сначала было движение его руки. Прикосновение кончиков пальцев, не более того. Обжигающее тепло, от которого, несмотря на его необходимость именно сейчас, захотелось спрятаться. Только не вышло. Невинное, мимолётное прикосновение на поверку оказалось сильнее собачьей хватки. Совсем скоро он уже накрыл её ладонь и, забавляясь, смотрел на результат. Как только почувствовал, что руку отогрел, как только понял, что вырываться Аня больше не собирается, давление усилил, повернулся к ней лицом и второй рукой за бедро ухватил, к себе разворачивая. Страшно было. И мерзко. А ещё Аня очень боялась, что на этом Амелин не остановится.

– Не очень-то вы похожи на того, кого я могу заинтересовать. – Пыталась говорить так, чтобы голос не дрогнул, но Амелин расслышал вибрацию. – Орёл, которого заинтересовала падаль это, по крайней мере, странно.

– Ну, что же ты так. Да, сейчас не в лучшей форме, но разве это что-то меняет? – Шептал. Сдавленно усмехаясь. – Крайнов ведь тебя хотел? Сколько вы вместе? Шесть лет? Семь? Значит, стоишь внимания? Да и не для себя ведь – для дела. – Говорил, будто Аню уговаривает. – А я карьерист. – Пояснил, голосом играя, будто пытаясь правильную тональность подобрать. – Мне всё равно, каким способом результата добиться. – Перешёл на угрожающий шёпот и рукой, которой до этого Анину ладонь удерживал, вверх повёл. Сначала по предплечью, потом по плечу. На ключицу перешёл, поднялся выше к шее, а уже шею сжал, удерживая голову в нужном для него положении.

От давления его пальцев на затылок в глазах потемнело и что-то подсказывало, что Амелин это знал.

– Не-ет… Терять сознание не стоит. Я поговорить с тобой хочу. – Слышался тихий шёпот на грани сознания. – Ань, Анечка, а ведь его нет больше. Нет. Слышишь?

Свободной рукой по телу шарил. Небрежно, унизительно. Сжимал грудь, боль причиняя, царапал кожу, ногтями в неё впивался.

– Как он трахнул тебя в последний раз? Понравилось? Неужели не хочется повторить?

Пальцы в разрез платья нырнули, оттягивая лямку белья и прикосновения стали жадными, откровенными, теперь это уже не намёк был, а последнее предупреждение. Находясь на грани сознания, отбиваться не получалось, но и поддаться не могла. Протестующе замычала, когда солоноватый вкус кожи во рту почувствовала: его пальцы, выполняющее своеобразное движение сексуального характера. Но и на это не получилось ответить. Слюной давилась, когда пальцы в глотку толкал, когда до боли мочку уха зубами сжал.

– Не так громко, родная, если ты, конечно же, не хочешь, чтобы к нам присоединились. – Догадливо хмыкнул и азартно облизал губы. – Как? Устраивали тройничок с братьями? Кто брал тебя сзади? Или ты предпочитала быть всегда сверху? Не молчи, малыш, не молчи. У нас мало времени. – Доверительно шепнул и языком влажную полосу по щеке провёл.

Выругался сквозь зубы, когда по двери ударили с той стороны и Аню от себя оттолкнул, не обращая внимания, что таким образом о жёсткие нары головой ударил. И сделал вид, что стон боли не заметил, хотя не заметить не мог. Окошко надзирателя снова открылось.

– Говори. – Жёстко скомандовал.

– Я не понимаю, что ты хочешь услышать. – Жадно глотая воздух, давилась им Аня и периодически содрогалась от отвращения. К себе и к нему. Сдержаться не получалось. Подступала тошнота. Перед глазами снова темно, а его голос, как ориентир. Снова обманчиво ласкающий. Паша говорил так же, когда успокаивался. Чаще под утро.

– Меня интересует день свадьбы Давыдова. При анализе записи с камер видеонаблюдения было установлено, что в какой-то момент ты и Крайнов решили освежиться. Только вот направились не на веранду, как все нормальные гости, а в подсобку, где он трахнул тебя. Там, как я уже сказал, камера тоже есть. Интересно, твой любовник об этом знал? Пока вы зажигали наедине, в банкетном зале появился младший из братьев. Он коротко переговорил с Давыдовым и тут же зал покинул. Вы вернулись, разминувшись всего на пару минут. Короткие гляделки, которые происходили между тобой, Крайновым и Давыдовым вскоре закончились тем, что двое последних вышли вслед за Кириллом, а ты осталась, правда, ненадолго. – В глаза посмотрел и, чувство такое, что взбесился, не встретив в них отклика, понимания. – А потом ты спустилась на подземную стоянку, где уже бурно вели общественную деятельность трое замечательных друзей, трое бизнес-партнёров. Давыдов и браться Крайновы. Завтра похороны, Анечка. Завтра Кирилла Крайнова предадут земле. Нашего дорогого Кира, всеобщего любимца, младшего из братьев. Что передать его родным? – Выговорил на одной волне. Так, что Аня и поняла-то не сразу, что сказал. Что имел в виду и чего от неё ждал.

Сидела, пошатываясь из стороны в сторону, пытаясь со стремительно усиливающимся головокружением справиться, а потом замерла. Поняла вдруг, что упустила что-то важное. На Амелина подняла плавающий взгляд. Улыбки не было. Сейчас на его лице вообще ничего не было, и само лицо бледное, с лихорадочным румянцем, а в глазах безумный блеск. И они не были голубыми, как показалось сразу, сейчас больше походили на серые… как у Алисы. Так странно, что о ней вспомнила… Образ Олега Николаевича перед глазами, а потом звук выстрела. Отчётливый, оглушающий. Он вроде напугать должен, но не пугает. Глухой звук за звоном в ушах практически не слышен, но он есть. Удар чего-то тяжёлого о бетон и блестящие носы лаковых туфель совсем рядом от неё самой. Страх зарождается постепенно. Образы и слова сливаются, образуя единую картинку. То, что не могла вспомнить, а теперь не сможет забыть. И туфли. Тогда не заметила, а сейчас, вот, именно сейчас поняла, что сама их выбирала в брендовом магазине Милана. Красивый город и люди красивые. Талантливые, успешные… А туфли… туфли выбирала на подарок. Кирилл очень любил эту обувную марку. Ручная работа, индивидуальный для каждой пары узор выбит какой-то особенной, уникальной иглой. Выбрала и подарить успела. Недавно совсем. Кир долго сетовал, что без повода, смеялся, что в такой красоте или на свадьбу, или на похороны, третьего не дано. Сейчас не уверена, но, кажется, он так и не успел жениться…

В сознание привёл глухой стон. Её собственный. И удары сердца. Редкие. Мощные. Такие, что грудную клетку пробивают. Отвратительный, тошнотворный привкус крови во рту и липкая тёплая влага на лице. Амелин тоже в крови. Не напуган, а, встревожен, что ли… Он что-то кричит, но голоса не слышно. Не слышно за другим, более сильным, более громким, будто воем… или это плач… Сердце заколотилось, когда поняла, что это она воет, в истерике бьётся, из его захвата вырываясь. Цеплялась за ворот рубашки, за полы пиджака, справиться пытаясь, брыкалась, уворачивалась от навязчивых прикосновений. Снова страшно стало, что изнасиловать попытается, а потом яркая вспышка в голове. Болезненная, заставляющая истошно кричать, потому что глаза его видит… мёртвые глаза, которые смотрят в одну точку. И Кира больше нет. «Его больше нет с нами, Аня, Анечка, его больше с нами нет…» – возвращают сознание сказанные не так давно Амелиным слова и боль разрывает на части. Голову на части разрывает. Кровь растекается по губам, подбородку, капает на грудь и колени, она захлёбывается этой кровью и её же размазывает по грязному полу в поисках защиты, в поисках помощи. От собственного страха спрятаться пытается, только места такого нет.

– Ну? Что? – При появлении Амелина, Женя Самолётов передёрнул плечами и заёрзал на жёстком стуле. Тот к интересу остался равнодушен, но на какой-то момент всё же задумался о происходящем.

– Да ничего, Жень. – Рукой махнул, не позволяя продолжить ряд вопросов. – Палата с отдельным санузлом, конвоиром у двери и бдительные медработники. Давно не видел такой самоотверженности. – Головой покачал, припоминая особо воодушевившуюся при его появлении медсестру. – А ещё очень хочется поговорить с оперативной группой, которая на вызов ездила. Интересно всё-таки кто её так по голове-то ударил. Врачи диагностировали закрытую черепно-мозговую травму, сотрясение мозга лёгкой степени тяжести и кратковременную потерю памяти. Если говорить проще и по делу, то Ковалёва не помнила событий интересующего нас вечера, оттого её искреннее недоумение выходило настолько натуральным.

– То есть от своей идеи по поводу её причастности ты не отошёл. – Самолётов утвердительно кивнул, а Амелин не менее утвердительно кивнул тому в ответ.

– Не отошёл. И, если быть более точным, утвердился в своей версии ещё больше. Хотя то, что сейчас у меня в голове версией-то и не назовёшь. Так, домыслы, в которых есть жертва и преступник, а вот цели, мотива вроде как и нет.

– Я могу попробовать тебя разубедить?

– Ты эксперт-криминалист, Самолётов. – Амелин еле сдержал смешок. – Кто может переубедить, если не ты? Интересно даже, что скажешь.