– Почему сейчас об этом вспомнил?

– Потому что каждый раз, рассуждая, задумывался над одним вопросом: почему Оля дочь бросила. Ладно Пашку, любовь прошла, но ребёнка… не такой уж она и *укой была. Вот, будет неплохой способ об этом спросить.

– То есть эта Оля может вполне серьёзно претендовать на опекунские права над дочкой?

– По закону да, хотя при разводе и отказалась от всех претензий, после чего Паша добился лишения её родительских прав. Быстро и просто. Она подписала все документы. Сейчас, после его смерти, это обязательная процедура.

– И что по этому поводу считает твой отец, Аня… Если уж так всё между ними непросто?

– Отец в принципе Олину кандидатуру не учитывает. Аня, скорее всего, об этом приезде пока не знает, хотя я бы с удовольствием посмотрел на её реакцию.

– Выбираешь позицию наблюдателя? Ты?

– А что?

– Никогда не поверю, что можешь спокойно стоять в стороне и не вмешаться.

– А здесь, если ты вдруг не успел заметить, всё не так, как обычно. И мне отступать приходится, хотя для того, чтобы дожать остаётся всего один шаг.

Сказал и задумался, а так ли это или в данном случае впечатление обманчиво и ни о каком последнем шаге и речи не идёт? На Самолётова посмотрел и, не желая больше говорить, только головой махнул, вроде как попрощавшись, из-за стола поднялся и к выходу направился.

Интерес… А интерес ли это? В больнице Аня одна была: мягкая, добрая, ранимая, а дома, рядом с Алисой, другой стала. Там сама в защите нуждалась, а здесь посмела нападать, повысить голос, силу свою почувствовала. А со своим отцом какой была? Видел эту их встречу на крыльце больницы. И то самое первое впечатление о маленькой девочке, когда с ним по телефону разговаривала, оно только подтвердилось. Настоящие эмоции: переживания, страх, волнение, забота о родных, дорогих тебе людях. Не сразу сориентировался, когда Александр Юрьевич о её личной трагедии, о гибели родителей упомянул. И всё будто в другом свете виделось. То, как ценны могут быть для человека эти отношения. Семья, дети… Может, именно потому к Алисе так тянется? По себе знает, что, не имея круга близких людей, стремишься его восполнить, едва ли не принуждаешь людей к общению с тобой, пытаясь донести до них смысл этих отношений. Так и у них с женой было: Олю заменить пытался. Вроде даже удалось, потом только поняли, что люди они разные и общего слишком мало, чтобы продолжить совместное сосуществование.

Так странно было слышать, что Аня лидер в отношениях. Какой из неё в принципе может быть лидер, хотя… Не он ли сам не так давно обвинял Анну Ковалёву в расчётливости и хитрости? В изворотливости и витиеватом подходе к любому делу? Сам ведь в это верил, так, почему назад готов пятиться, когда лишнее подтверждение своим догадкам получил?

Но больше всего с ней поговорить хотелось. Как тогда, в больнице… или при первой встрече в комнате для допросов… Когда ещё не было этих сложностей, официоза, когда она могла улыбнуться и о своих впечатлениях рассказать. Как сейчас кажется, бред полный несла, но, вспоминая, улыбки сдержать не получается. Вот этого и жаждет, только не понимает, как потребовать. Всего сутки назад мог просто войти и начать разговор, а что теперь? Вроде не изменилось ничего, но Аня свободу почувствовала. Свободу и власть над ситуацией. Контроль, к которому так привыкла в обычной жизни, ведь Паша всегда и всё контролировал и её к тому же приучил.

Что во всех фразах не так? Что упустил? Думал, а ответ всё не желал находиться. Не заметил, как возле дачи отца оказался и взгляд невольно к той стороне дома пополз, где комната племянницы. Наверно, за последние несколько дней это первая ночь, когда Алиса может почувствовать себя спокойно. Невооружённым глазом можно было различия заметить, вот и не стал отрицать очевидное. Остановившись под высоким балконом, не сразу расслышал, что за звуки раздаются и, только голову задрав, понял, что это тихий шёпот. Тихий успокаивающий шёпот или, скорее, бормотание. Прислушался, но слов было не разобрать, только интонацию, которая, кстати, легко передавала смысл сказанного. Наверно, только за это желание Ани помочь, вытащить девочку, можно было отступить. И в груди что-то неприятно сжималось, разливалось горячей болью, клокотало. Свою Лизу на месте племянницы представил и зубы сжал, сдерживаясь от желания взвыть: было ошибкой ставить себя на чужое место. Ведь теперь так легко найти оправдания поступкам, которые нельзя оправдывать. И начинают закрадываться сомнения, впечатления становятся смазанными, прячутся под налётом чувств и размышления теряют весь здравый смысл.

А утром позвонила Оля и коротко сообщила о своём приезде. Она всегда звонила ему сама. С Пашей отношения не поддерживала, уж, нельзя было сказать, почему, а вот ему частенько названивала, сообщая об успехах и разочарованиях. Вот и сейчас набрала, напоминая о собственном существовании. О встрече просила. Вроде действительно просила, но время назначила. И пока в доме было тихо и безлюдно, привёл себя в порядок и в город выехал.

– Не устаю каждый раз отмечать, что ты ни капельки не изменился. – Заученная улыбка и поставленный голос отличали Олю от других ещё при первом знакомстве, первом впечатлении. Тогда это не смутило, теперь же бросалось в глаза. – Привет. – Практически прошептала она и прикоснулась к щеке в дружественном поцелуе.

– Утро доброе. – Отозвался сухо. Всё же те восемнадцать лет, что отделяют Амелина от бывшего романтического налёта, от грёз о любви, не прошли даром и людей он стал оценивать строже и более предвзято.

– А как же ответный комплимент в мою сторону? – Надула она припухшие от «уколов красоты» губы, поправила причёску. Прежде они однозначно были тоньше, но Оля славилась как девочка модная. Вот и сейчас соответствовала.

– Ты прекрасна, как утренний цветок, утонувший в первых солнечных лучах. Ты свежа, как роза, окроплённая первыми каплями росы, ты…

– Хватит, Андрей! – Оля недовольно прервала его речь и обиженно глянула. – Зачем ты устраиваешь весь этот цирк? Что? Так и не смог меня простить?

– Ты сделала мне замечание по поводу невежливости, нужно было срочно исправляться. По-моему, комплимент удался. – Плечами пожал, реакции удивляясь, а Оля глаза прищурила и понимающе кивнула.

– Ты так и не устроил свою личную жизнь? – Самодовольно улыбнулась. – А ведь казался таким самостоятельным.

– С возрастом некоторые люди становятся более разборчивы в своих связях, дорогая. Но это так, к слову. Я бы хотел перейти от моей личной жизни к делу. Ты ведь получила уведомление из опекунского совета?

Преподнесённая официантом чашечка «эспрессо» на мгновение рассеяла внимание. Оля довольно улыбнулась.

– Угадала! – Констатировала и прихлопнула в ладоши. – Несмотря на то что в молодости ты предпочитал «капучино», такие строгие и деловые мужчины просто обязаны в итоге сделать выбор в сторону чего-то более подходящего их стилю.

– Хорошо, что я всё же соответствую твоим представлениям о мужчинах. А если перейти к сути встречи? – О вопросе напомнил и Оля скривилась. Не хотела, но это вышло непроизвольно. От его настойчивости отмахнулась как от назойливой мухи.

– Ты стал невыносим! – Вынесла приговор и будто бы расстроилась этому факту. – Неужели нам нечего вспомнить? Сколько воды утекло с тех пор? Мне всегда казалось, что первая любовь у большинства людей вызывает ностальгию.

– Не хочется в этом признаваться, но в этом конкретном случае я всё же остаюсь в меньшинстве. Да и повод для встречи отнюдь не весёлый.

– Это ещё почему? – Оля натурально удивилась и всеми силами старалась продемонстрировать радость на лице. – Могу предположить, что Паша получил по заслугам. Жаль, что никто не сделал этого раньше. – Заявила и можно было полагать, что это были истинные её мысли.

– Мне казалось, у вас всё было не так уж и плохо.

– Тебе казалось! – Пухлые губы поджались и теперь не скрывали откровенной насмешки. – От хороших мужей жёны не уходят.

– Насколько я помню, легенда гласила о том, что ты безумно влюбилась в итальянского режиссёра и сбежала с ним под покровом ночи.

– Не неси чушь! – Раздражённо повысив голос, Оля сжала сухой кулачок, правда, тут же спрятала руку под стол. – Братец твой уродом был, уродом и остался! Убили… туда ему и дорога! Сколько тварей из тюрьмы волоком вытащил? Скольким хорошим людям дорогу перешёл?

– Ты о себе сейчас? – Сделал глоток обжигающего напитка.

– А хотя бы и о себе! Или ты думаешь, что я не человек? Я верила ему как… как тебе! – Пальцем в сторону Амелина ткнула и, зубы сжав, в сторону отвернулась. – Только моих ожиданий Крайнов не оправдал.

– Ну, допустим, Пашка действительно подарком на Рождество не был, но поговорить я хотел об Алисе. И разыскивал тебя именно по этому поводу. Ты ещё не забыла, что она твоя дочь? – Бровь изогнул, за вялой реакцией на произнесённое имя наблюдая. Коротко ухмыльнулся, так и не обнаружив на идеальном с виду личике нужного отклика.

– А если и забыла, то что? В конце концов… Крайнов хорошо позаботился о том, чтобы мою память укоротить.

– Не нужно сейчас из себя мать-героиню изображать!

– А ты думаешь просто всё было, так? Если знать хочешь, то он откровенно мне угрожал, на тот случай если всё же появлюсь в их с Алисой жизни. Документы свои подсовывал, гадости нашёптывая. А перед вами, видимо, ангелом с разбитым сердцем предстал.

– Оля…

– А что ты так скривился?! Думаешь, я не знаю, что вы все меня обвинили?! А я жертва обстоятельств!

– Очень хорошо. Не волнуйся, я тебя понял. – Примирительно выставив перед собой раскрытые ладони, Амелин склонил голову на другой бок. – Но сейчас Паши нет, а Алиса есть. Что ты скажешь мне по этому поводу?

– А, знаешь, мне интересно даже, что ты хочешь услышать? – В показательном изумлении брови взлетели вверх, а улыбка стала безумной. – Девочке шестнадцать лет и все шестнадцать лет она слышала тот бред про итальянского режиссёра, про шлюху-мать и что я ей скажу? Что это всё неправда? Что я всё это время роняла слёзы на её детскую фотографию?