— А ты этого хотела сейчас? — вновь задрал бровь, дернул головой, пытаясь откинуть волосы со лба, которые в глаза лезли.

Уткнулся носом в ее шею, вдыхая аромат любимой. Только сейчас его это не успокоило. Подогрело бурлящее внутри собственническое и жадное, то, что душило последние минуты. А еще плеснуло жаждой по ней. Голодной, горячей. Безрассудной и алчной, властной до жадной дрожи в пальцах. В животе нуждой свело. В паху жаром.

— Нет, Кузьма. Вообще нет, — Кристина вздохнула, отвела его вихры в сторону. Забрала у него изо рта размозженную сигарету. — Я знаю, как это внутри разъедает. Отвратительное чувство. Я понять хотела, зачем ты так сделал, родной? Ведь можно было попробовать… А даже если и нет, думаешь, я бы сломалась, если бы не поступила? Нет, выдержала бы. У меня же ты есть. Зачем же ты на себя такое взвалил, еще и со мной не делишься? Утаиваешь? Считаешь меня маленькой? Глупой? Так думаешь, да? — посмотрела на него в новом приступе тревоги и грусти.

— Знаешь, что я думаю, мавка? — вглядываясь в ее зеленые, бездонные глаза. — Что я слишком мало времени тебе уделяю, вот что. Про студентов-третьекурсников она уже расспрашивает, видите ли.

Ссадил ее с колен, но крепко за руку держал. И пошел в коридор, потянув Кристину за собой.

— Кузьма? — она удивилась. И точно еще не просекла его задумку. Торопливо семенила следом. — Ты куда пошел, мы же ели?

— Потом доедим, — отрезал он, затащив Кристину в их комнату.

Захлопнул дверь, задвинул защелку. И толкнул мавку на диван. Сгреб ее тетради и учебники в сторону. Столкнул на пол.

До Кристины только сейчас, кажется, дошло, чего ему в голову стукнуло. И на лице какая-то безумно недоверчивая, и при этом соблазнительная улыбка расплылась, вызывая у него дикое желание наклониться и языком слизнуть это выражение с губ Кристины.

— Кузьма? — голос Кристины охрип, стал ломким и низким.

Выдающим, что и в ней полыхнуло желанием, заставляя забывать обо всем, о чем говорили до этого. Обожал этот взгляд у нее, этот тембр голоса. Потому что — японский бог! — точно знал: только для него это все! Только он в своей мавке такие чувства и эмоции будит. И так оно останется и дальше. На фиг всех остальных парней, которые вокруг Кристины крутятся. Никому шанса не даст. Не дождутся!

— Иди сюда, мавка моя, — притянул ее к себе.

Прижал крепко, до хруста в своих руках, потому что сильнее сжать хочется, но нельзя, чтобы ей не было больно.

— На парней, значит, засматриваться начала, меня уже мало, — немного с поддевкой, протянул он, губами дразня шею Кристины. Прижался жадно ртом к ее коже, заставив откинуть голову.

А она и засмеялась, и задохнулась, задрожав в его руках крупной дрожью.

— Глупый! — ухватилась за его затылок ладонями, обхватила голову так, что локтями обняла почти, прижимая к себе. — Тебя люблю. Только тебя! Мне никто больше не нужен, понимаешь? И ничего, тоже.

Сама его губы своим ртом нашла. Первая целовать начала. А у него от ее слов, от потребности в голосе Кристины — контроль сорвало окончательно. Опрокинул на себя. Сам на диван рухнул, увлекая мавку за собой. Перевернулся, подминая ее под свое тело. Губами пожирал ее рот. Соскучился, и правда. Да и знал, что она так больше всего любит — когда он сверху, когда целиком ему принадлежит.

Стянул футболку через голову, ее кофту в сторону отбросил. Вновь прижался к губам Кристины, по шее прошелся жаркими, почти жадными поцелуями, оставляя красные следы на нежной коже. Потому что его! Потому что хотел, чтобы видно было это! Сгреб в охапку обеими руками, не позволяя сдвинуться, пока потянулся за презервативами, лежащими в тумбочке. Прижал к себе так, что нет и прослойки воздуха. До сих пор обоих трясло от такого обнаженного прикосновения кожи к коже. Сколько раньше у него девчонок было, а ни в одной он так не нуждался, ни одну не хотел настолько, сколько бы раз любовью с Кристиной ни занимались. До сих пор в глазах темнело и руки тряслись, словно в первый раз. И пульс в ушах от потребности в ней барабанит так, что оглохнуть недолго. И стоны мавки, от которых только больше дуреешь, забывая о здравом смысле.

Кристина обхватила руками, сжала ногами его бедра, пока Кузьма зубами разрывал упаковку. Фиг вам, он ее и на секундочку из своих рук не выпустит! Не дождутся! А Кристина только больше дразнит: его шею целует, грудь, языком набитую букву обводит, трется всем телом об него. Кожей о кожу, нервами по нервам, кажется, словно ток сквозь него пропускает, ей-Богу!

— Кузьма? — хрипло стонет, с придыханием. Уцепилась в его плечи, целует все, до чего достать может, пока он ее волосы в пригоршни сгребает.

— Ммм? — он уже не в том состоянии, чтобы над внятностью слов париться. Ему она нужна, целиком и полностью!

— Кузьма, а у нас психология есть, знаешь? — вроде и со смехом пытается прошептать Кристина, только все без толку.

Хрипло вскрикивает, когда он в нее жадно и сильно толкается, погружаясь до упора, когда сжимает еще крепче, впивается в распахнутый от удовольствия рот.

И глаза зажмурены, ресницы трепещут, словно сумасшедшие, дыхание мавки бешеное, сорванное. Ее губы, его рот.

— И что? — Улыбается самодовольно и властно. Знает, что его она. Каждым вздохом это признает.

Сам хрипит, елки-палки! Не до того ему сейчас, чтобы в ее словах разбираться.

Волосы ее на свои пальцы накручивает, наматывает. Еще ближе, еще плотнее, чтоб под ним вся.

А Кристине говорить уже трудно. Лицо горит, щеки пылают, шея, грудь, которую он то и дело губами терзает, дразнит, каждым своим движением заставляет жадно воздух глотать.

— Нам там про…. манипуляции рассказывали. Кажется, ты этим и занимаешься — манипулируешь мной…

****! Расхохотался, несмотря на бешеное вожделение, охватившее и тело, и мозг. На самую примитивную и правильную в то же время потребность: быть в ней, ее в себе растворить. Чтоб ни о чем думать не могла. Перевернулся, уперся затылком в спинку дивана, перетащил Кристину на себя, впился губами в ее грудь. Ладонями на бедра надавил, не позволяя отстраниться. Погрузился глубже.

— Я с тобой любовью занимаюсь, мавка. А не глупостями всякими, — прохрипел он, смешливо в уже потерянные зеленые глаза заглядывая.

— Вот-вот, я об этом как раз, — сама теряет контроль, начинает навстречу каждому его новому толчку двигаться. Сжимает плечи Кузьмы, его шею так, словно придушить хочет.

Уже не стонет даже, хрипло кричит от удовольствия.

Обожает, когда ей так хорошо! Когда для него вся, никаких задних мыслей — Кристина перед ним «нараспашку», жаркая, любящая, горячая! Сам срывается, вжимая пальцы в ее спину, в бедра. Ртом дыхание ловит. Вся его!

Кожа от испарины влажная у обоих, а не хочется отодвигаться. И дыхание на двоих — одно. Сердце, кажется, одно у обоих колотится. Где-то посередине между его и ее грудиной стучит, бахает. Так любит ее, что аж больно в груди, в мышцах! Всего мало. Всегда больше хочется! И Кристину так же ломает, хотя едва дышать может. Цепляется за него короткими ногтями, губами припала к плечу. Всем телом на нем распластана. Точно, что одно целое!


— Ты меня специально от прошлой темы отвлек, да, родной? — минут через десять только вспоминает про слова и то, что говорить умеет, по ходу.

Оба лежат на диване. Прижаты плотно. Так и не разложив тот. Тесно и места мало, а им хорошо. Бедро Кристины поперек его живота. Сама почти вся на нем. Кузьма ее обнимает, губами дразнит, заставляя кожу жаром пылать. А она каждый палец его целует, каждую черточку на плечах, вздувшиеся вены на шее, влажные пряди волос.

— Понятия не имею, о чем ты, мавка, — хмыкнул, прижал ее голову к груди, как раз над своим сердцем. — Кто меня дразнить всякими парнями начал?

Кристина только глаза закатила.

— Все ты понимаешь! — вроде и с упреком, только с разморенных, обветренных их страстью губ это уже не так грозно срывается. А ему целовать ее еще больше хочется. — Что же мы теперь делать будем, Кузьма?

Ну вот не может она расслабиться! Парится обо всем на свете, будто своих забот мало и думать ей не о чем!

Кузьма хмыкнул. Сел. Ее усадил на себя. Достал кофту Кристины с пола и принялся натягивать на свою мавку. Мать скоро вернется. Ему побоку, но малышка ж все еще краснеет и смущается, типа родные не в курсе, что между ними и как происходит.

— Да ничего, то же, что и раньше, малыш. Ты — учишься, я работаю. Продумано все, мавка, понятно? Этот год прижмемся. Потом полегче будет, — глянул на нее серьезно, четко дав понять, чтоб прекратила глупостями голову забивать. — Поженимся. Ты со своей учебой подгонишь. Детей родим. Ты кого хочешь больше: мальчика или девочку? — бесшабашно заламывает бровь.

А Кристина смеется, пытаясь волосы заплести. И такими счастливыми глазами на него смотрит, что Кузьма понял — убедил, уломал и уговорил — расслабится немного.

— Мальчика… И девочку. Или мальчика и мальчика. Или две девочки… Мне все равно, родной, — поддалась, позволила вновь потащить себя по коридору, теперь к кухне.

Все хорошо и здорово, но и доесть нормально — как бы, неплохо было бы. Голодный же все-таки. Снова разогревают, он ее опять от себя ни на шаг не отпускает.

— Сразу говорю: мне имя «Руслан» вообще не нравится, — ехидно замечает Кузьма, усадив Кристину к себе на колени. — Не позволю так сына назвать.

Опять есть начали, хоть то и дело как-то сами собой пальцы под ее кофтой оказываются, на животе, на груди мавки. Дразнится, щекочет. А она смеется и его целует в ответ, то в щеку, то в шею, зная, что его такими полукасаниями заводит по новой. Вот, мавка же!

— А по-моему, нормальное имя, красивое, — прищурившись, посмотрела она на него через плечо. — Это что, мне для дочек имена всех девок, с которыми ты якшался, проклянуть, что ли?