И все еще держал ее лицо, не позволяя Кристине отводить глаза.

Вадим вышел в соседнюю комнату, с кем-то эмоционально говоря по телефону, матерясь через слово. Но Кристина никак в смысл того разговора вслушаться не могла, хоть и хотела уже несколько раз сказать, чтобы Вадик говорил тише. Соседи проснутся, ночь же на дворе…

Только это все шло по заднему плану сознания. А в разуме доминировала, прессовала ее саму одна-единственная мысль — хоть бы выжил… Хоть бы не было внутренних повреждений… Как ей проверить? За какие симптомы первыми браться?

Уже все тело трясло, не только руки. Мозги не соображали. Мысли, казалось, метались, разбегаясь от любой попытки Кристины хоть как-то сосредоточиться.

— Мавка, соберись! — Кузьма это понял. Всегда читал ее, как открытую книгу. Да и была она таковой для него. — Ты все можешь. Что я, не знаю, что ты одна из лучших на своем курсе? И какого хр**а ты тогда столько шляешься по больницам с этим Карецким? Зря я тебе, что ли, дружить с ним разрешил? Сама же говорила — ради практики, — хмыкнул Кузьма.

Поддевал ее, на их вечные пререкания все переводил. Отвлекал от страха. Не то чтобы любил Руслана, но общался пару раз, четко дав понять, кто и что собой для Кристины представляет. Да Карецкий особо и не претендовал на ее чувства вроде, что Кузьму и успокоило. А вот общности интересов и тяге к медицине был рад, и всегда с удовольствием делился всем, что сам узнавал. Искренне дружил, ни на что не намекая. Да и Кристина никогда повода не давала. Не нужен ей никто кроме Кузьмы, и не был никогда.

А он сейчас, хоть и старался показать ей, что все нормально и под контролем, так надсадно вздохнул, что у нее волосы на затылке вздыбились. Зажмурился, на секунду разорвав контакт их взглядов.

У самой волна боли по животу прошла, скрутила.

— Кузьма, родной, давай в больницу, — подхватила она его под шею, пытаясь поддержать, дать опору. — Не могу я сама тут все проверить, понимаешь? Я же не хирург, вообще. Да, Руслан меня учил швы накладывать. Да, я даже тренировалась, измучив десяток кур. Только это же не то, что хирург с опытом, который проверит все, исключит кровотечение или остановит, если что… Ты же умереть можешь. Даже если я зашью все, понимаешь?

— У нас вариантов нет, мавка, — Кузьма тяжело открыл глаза, она прямо ощутила это усилие своей кожей. — Нельзя никуда — ни в травмпункт, ни в больницу. Только тут. И говорить никому нельзя, маленькая. А в тебя я верю. Шей. Нормально все будет. Давай.

Ей очень хотелось настоять на своем. И спросить — почему нельзя в больницу? Как-то донести до Кузьмы, насколько это все серьезно: если она хоть что-то пропустит — потом уже поздно будет. Нет мелочей в такой ситуации. И она в его смерти виноватой окажется.

Только и лгать он ей не стал бы. Это Кристина тоже четко понимала. Как и глупо рисковать. И если Кузьма говорил, что нельзя никого вызывать — она ему верила. Всегда. Безоговорочно.

Наверное, именно этот факт заставил Кристину хоть как-то собраться. Она все еще не ощущала никакой уверенности. Так же боялась. Только выбора не было судя по всему. Да и ужас, что он может просто сейчас кровью тут истечь, у ее ног, подгонял.

Потому и заставила себя глубоко вздохнуть. Сжала руки в кулаки.

— Агхрррр! — бессвязным криком против воли, вырвалась из ее горла вся беспомощность и страх, все сомнения. — Будет больно, Кузьма! У меня же даже «новокаина» нет. Давай, в аптеку….

— Времени нет, маленькая. Шей. Я вытерплю, — крепко перехватил ее пальцы любимый.

И так уверенно посмотрел в глаза Кристины, что у нее отговорок не осталось. Некогда было уже сомневаться.

Поднявшись с пола, подложив ему под голову свернутое полотенце, она быстро пронеслась по комнатам, разыскивая хоть что-то. Окриком отправила уже затихшего Вадима на кухню, следить за Кузьмой. Потребовала чайник включить, чтобы закипал. У них новый был, электрический, он им и подарил на новоселье… Замерла, вспоминая, в каких ящиках валяются мотки кетгута и хирургической нити, на которых в прошлом году так долго тренировалась узлы вязать и накладывать швы на куриных тушках, а Кузьме это настолько смешным казалось, что до сих пор иногда над ней подшучивал, когда она курицу в магазине покупала для готовки. Начала хватать все, что теперь всегда в доме было: спирт, перекись, бинты. Йод прихватила.

Мысли разбегались, заставляя пульс лихорадочно скакать, барабанить в голову. Елки-палки, еще и игла самая дурацкая осталась: большая, изогнутая, толстая… Остальные отдала Руслану, наверное. Точно, что на толщу мышц хватит.

Страх живот в узел скручивал, а не имелось других вариантов. И она это себе все время повторяла, загоняя вглубь сознания противную неуверенность и все сомнения.

«Нет вариантов, нет», — бормотала, прикусывая губу. Словно этими словами принуждала свой мозг собраться и работать так, будто перед ней не самый дорогой человек на свете.

Или, наоборот, переломить собственный страх. Осознать, что некому ему помочь, кроме нее, никому она его доверить не может. А значит, сама все сделать должна так, как никто о нем бы не позаботился и не сделал!

Вернулась на кухню, вывалив все на стол. Прервала какой-то тихий разговор между мужчинами, но ей сейчас не до их секретов было, честное слово! На секунду замерла, опустившись на колени, ухватила его за руку, сжала пальцы: то ли Кузьму поддержать пыталась, то ли сама нуждалась в подпитке от него волей и уверенностью.

Чайник закипел. Подскочила, принялась переливать в кастрюльку, кипятить иглу. Наорала на Вадика, заставляя уже его искать вату, ножницы, помогать ей.

Сто раз, кажется, кожу протерла вокруг раны: всем, чем под руку попалось, если честно. Заливая и перекисью, и спиртом, и даже йодом вокруг обошла. Старалась таким уже не попадать на сам порез, только вокруг проходила. Убеждала себя не реагировать, когда он судорожно сжимал брюшную стенку под ее ватно-марлевыми тампонами. Себе руки обработала едва не по локоть. Словно в транс саму себя вводила этими действиями, постоянно повторяя про себя, что иного варианта нет, и никто ему сейчас, кроме нее — не поможет. Не сумеет. Только она может Кузьму спасти… Должна была убедить свое сознание и разум, как-то переломить страх.

И смогла, отстранилась. Руки не дрожали, когда первый прокол делала. Хотя, видит Бог, где-то глубоко внутри часть Кристины рыдала и выла от дикого ужаса перед тем, что она делает; от безумного страха пропустить кровотечение. Своими руками любимого убить…

А она новый прокол делала, игнорируя придушенный стон Кузьмы и его отрывистые, резкие выдохи, когда шла иглой в тканях, позволяя пальцам делать то, что перед экзаменами доводила до автоматизма. Пусть, как оказалось, и не проверял этого потом никто…

— Ты для себя учила, а не для преподавателей, — отмахнулся потом Рус, когда она жаловалась ему после сессии. — Им тоже требовать это от всякого — ни времени, ни желания нет. Зато ты умеешь. Да и они это поняли, уверен, даже просто расспросив. Тех, кто знает, преподаватели видят и чувствуют. Тем более хирург разберется, хватает у тебя знаний или нет.

Что ж, точно, что для себя в памяти «зарубила», выходит. Всплыло оно, умение это. Выручило.

Стянула рану. Наложила швы. Вадик рядом бледный сидел, шепотом матерясь. Не выдержал. Подскочил, закурил прямо тут, открыв форточку.

— Мне дай, — потребовал Кузьма, бледный почти до зеленого оттенка.

Еле дышит. Голос едва тянет, а все туда же, командует.

Вадим вопросительно глянул на Кристину, которая в этот момент зачем-то методично и слегка безумно оттирала пальцы перекисью. Словно спрашивал — можно ли?

А она чуть не разревелась в голос. Не знала. Просто не знала. И от понимания этого на нее по новой все страхи накатили. Смотрела на швы — кривовато, не косметические, точно. Но не это главное. Не кровило больше. Хорошо вроде…

А ее снова начало ломать и корежить внутри безумным ужасом, что только ухудшила все…

Махнула рукой Вадику, решив, что после всего, сигарета Кузьму точно не добьет. По правде сказать, ощущала все в таком сумасшедшем внутреннем раздрае, что сама готова была у них сигарету просить. Только и того, что не курила никогда. Точно не поможет. И, наверное, именно потому вдруг ткнула рукой в сторону Вадика.

— Следи за ним. На телефоне. Я быстро, — подскочила с пола так шустро, что Кузьма не успел перехватить.

Не в том сейчас состоянии.

— Куда ты рыпаешься, мавка?! Ночь на улице. Не смей выходить… — пытался кричать и указывать. Только сил не было. Она это видела. И боль мучила.

Надо будет и в аптеку забежать…

— Я быстро, родной. Моментом, — закусывая губу и вдавливая ногти в ладони, пообещала Кристина, уже выбегая в коридор.

В этот момент осознанием накрыло, что они же совсем недалеко от медгородка живут. Специально снимали квартиру у университета, когда перебираться надумали от матерей. Кузьма так решил, чтобы ей легче и удобней. А в третьем общежитии Руслан живет. Так и не перебрался никуда еще, хоть и в интернатуре давно. Деньги экономил. Да и сам не местный. Возвращаться в соседнюю область, в свой райцентр, не хотел, зачастую жил в больнице, зубами и ногтями выгрызая себе распределение и место среди десятков желающих, демонстрировал рвение и готовность работать на износ, лишь бы больница на него запрос в университет подала. Но сегодня — «дома». Кристина точно знала. Они говорили вечером по телефону, когда она с ума сходила, волнуясь о том, что Кузьма не появляется, хоть и должен был приехать давно. И на ее звонки не отвечает…

Нет, Карецкому не сказала ничего о своем страхе и о Кузьме, в принципе. Ей просто с кем-то поговорить нужно было, чтобы не тронуться умом. А Руслан это понял, наверное. И «висел» полчаса на телефоне, хоть и намекал пару раз, что у него свидание запланировано. А не разрывал связь. Обсуждал план операции пациента, которого они через день оба должны были «оперировать». Ей обещали дать полностью вести наркоз, пусть и под наблюдением, конечно. Но все же доверяли уже…