Тишина. Чапа дрожит над тряпкой, стыдится своего поступка. Или собирается повторить?

— Я Чапу выведу?

— Сделайте одолжение! Только не застудите ее! Долго не гуляйте!

— Конечно…

Потом Таня бродила по двору, таская за собой на ободранном поводке несчастную Чапу, смотрела на часы, ненавидела себя, думала о том, как странно и нелепо разворачивается ее жизнь. Все нелепо, куда ни посмотри. Нелепая обувь, нелепая работа, нелепая семейная жизнь, нелепые скандалы с мужем и мамой, нелепые производственные отношения с Вадимом, нелепая помощь Светлане Марковне. Все бессмысленно! Все как-то глупо, несправедливо, неправильно!

Как же так? К тридцати годам не суметь организовать хоть как-то прилично жизнь? Не иметь внятной стратегии, плана, выходного платья? Как же так? Что есть у Тани в активе к столь почтенному возрасту? Опыт? Деньги? Семья? Счастливые домашние и рабочие будни? Хотя бы малочисленные домашние и рабочие праздники? Успех? Признание? Нет этого ничего! Есть унылое перетаскивание воза проблем из одного дня в другой. Изо дня в день! Одно и то же! Беспросветное одно и то же! Почему? За что?

И вот когда она уже накрутила себя настолько, что была готова долбануть Чапу о скамейку, на нее вдруг снизошло понимание. Причем снизошло так мощно, как если бы это была театральная многоярусная люстра. Таню периодически пугала и возбуждала мысль, что вот эта дура над головой ее восьмого ряда возьмет и… Тут был такой же эффект.

Светлана Марковна одна. Она умирает. Ей никто не поможет. Глобально не поможет, не спасет от смерти, и не поможет локально, на уровне быта. Никто. Никогда. Кроме Тани. И Таня может сколько угодно обижаться на судьбу и поносить себя за мягкотелость, но ей уже никуда не деться от Светланы Марковны. Она не сможет ее отодвинуть, сделать вид, что забыла, что не успевает. Не сможет ее оставить. Все. Светлана Марковна — данность. Она теперь другая часть Тани. Она ее работа. Можно больше не спрашивать, за что и почему. Так получилось. Смириться. Смириться и жить. Так было, когда Вадим уехал. Сначала плохо до потери сознания, а потом ничего! Смириться и жить! Осваивать эти новые обстоятельства! Не распускаться! Не ныть! Жить и смириться!

Когда-то давно, когда Вадим уехал, Таня села у окна и сначала просто смотрела туда, не моргая, день или два. И ничего не было в ее бедной голове, только кипящая боль. А потом, когда уже чуть-чуть остыло, Таня принялась плакать, кричать, ругать себя и других, ненавидеть всех, особенно Вадима. И так было два года. Или пять. А потом в одно хмурое утро Таня проснулась, не увидев привычного ночного кошмара, — удаляющейся спины Вадима — и вдруг поняла что смирилась. Все. Вадим уехал. Его больше нет. Это данность Смириться и жить…

И прошло еще десять лет…

Светлана Марковна одна. Ей так плохо и страшно, как не было плохо и страшно Тане. Таня потеряла только любовь и смысл, а Светлана Марковна сейчас теряет жизнь.

Хотя Таня тогда тоже жизнь потеряла. Разве можно назвать жизнью то, что с ней сейчас происходит?

Да хватит уже!

Справимся.

Такая наша доля, что ж поделаешь.

Справимся-справимся. Ничего.

— Чапа! Чапа! Домой идем! Мне на работу пора!

Таня привела Чапу, сварила и Чапе, и Светлане Марковне кашу. Но вместо того, чтобы потом тихо исчезнуть, принялась за уборку. Времени не прибавилось. Просто если не прибраться в этом гнезде скорби и засохших корочек, мозг не переключится в режим рекламы. Мозг будет колыхаться и думать — как же так? Как это старый, больной человек умирает в грязище, а ты тут наяриваешь оды амазонкам?

Справимся.

Кстати, даже злости на амазонок не было. Лежат сейчас себе в спа-салоне, страшно переживают по поводу новой складочки на коленке, ну и пусть… Да будет амазонкам счастье в их розово-пенной житухе, да не уморят они себя диетами, да не сойдут с ума в поиске платья оттенка именно мокко, а не какого-то другого… Аминь, Оля…


Оля держала в руках телефонный номер и репетировала текст. Надо было убедить человека, не опираясь на картинку. Если бы человек ее видел, он бы убедился легко и непринужденно, но по телефону могли возникнуть проблемы. Не скажешь же вместо приветствия: «Здравствуйте, с вами говорит одна очень красивая, стройная, ухоженная, сексуальная блондинка!»

— Здравствуйте, это… господин продюсер?

— Ну, допустим… А это кто?

— Это, — Оля присела за стол, начала рисовать ногтем по стеклу, — это одна очень красивая блондинка…

— Ого! — сказал продюсер через паузу. — Какое счастье привалило… И что вас во мне интересует, красивая блондинка?

— Меня интересует общение с вами. На профессиональную тему!

— Неужели вы продюсер?

— Я? Нет. Я просто знаю одного очень талантливого гитариста, очень красивого…

— Он тоже блондинка?

— Нет, он брюнетка. Брюнет. Такой красивый, с длинными-длинными волосами, стройный, кареглазый…

— Так, и что от меня требуется? Я вам сразу скажу, я некрасивый, толстый, я в вашу компанию не вписываюсь…

— Ой, это ничего, что вы толстый! Сейчас полнота входит в моду!

— Слушайте! — продюсер засмеялся. — Я уже вообще ничего не понимаю… Чего вы от меня хотите?

— Я хочу, чтобы вы его пригласили на кастинг, оценили, предложили ему какой-нибудь контракт! Вы заработаете на нем кучу денег! Он очень красивый, правда!

— Девушка! — продюсер совсем развеселился. — О каком контракте вы говорите? Мы с вами в какой стране живем?

— Мы с вами? А в какой? В нормальной…

— Значит, вы из какой-то другой страны! У нас тут шоу-бизнес в таком состоянии, что говорить о контрактах, о «куче денег» реально смешно!

— Ну хорошо! Он сможет и без контракта! Просто дайте ему какую-нибудь работу…

— Я? Ой, я с вас угораю… Ну, хорошо, на свадьбах он работать будет?

— В смысле?

— Ну, на свадьбах, на корпоративах, на елках?

— Не знаю…

— Ну так вот знайте! В наше время в нашем месте музыкант может заработать только на корпоративах!

— Ага, — Оля ни черта не понимала, но не собиралась сдаваться, — значит, вы советуете ему работать на корпоративах… Хорошо, давайте он… или мы вместе… придем к вам в офис и обсудим все нюансы…

— Нет у меня офиса! Можете прийти ко мне домой, если хотите… И то нежелательно, у меня тут бытовых проблем куча.

— Хорошо, давайте у нас! У меня!

— У вас? — вот тут в голосе продюсера появилось раздражение, и Оля быстренько поняла, что товарищ сейчас соскочит.

— У меня дома дико уютно! Я живу в самом центре, очень удобно! А еще у меня есть коньяк, очень дорогая водка… Абсент! Вы какую кухню предпочитаете — японскую, восточную, европейскую? Блины с икрой, может быть?

— Ну… — продюсер подвис, — вообще-то я не очень разбираюсь… Но… Вот вы настырная, блондинка! Уже почти уговорили припереться хрен знает куда и хрен знает зачем занятого человека!

— Вы забыли! — Оля улыбнулась. — Я не просто блондинка! Я ОЧЕНЬ КРАСИВАЯ блондинка! И я не просто так вас приглашаю! Я вас приглашаю… на одно интересное мероприятие, а там посмотрим…

Это было то, что надо. Продюсер сдался.

— ОК, — простонал он на прощанье. — Не знаю, почему соглашаюсь, но я приеду.


— Настя, привет, это Настя!

— Привет, Настя. Это Настя.

— Ты где?

— Гуляю, а что?

— Алеша с тобой поговорить хочет.

— Кто? — Настя Первая даже остановилась, испугав прохожих.

— Алеша! Алешенька!

— На хрена?

— Ты ему обещала посмотреть его рисунки!

— Чего? Да пошел он в задницу! Рисунки его еще смотреть!

— Ты обещала!!

— Кому я обещала? Тебе?

— Ему!

— Ну, а ты чего паришься, я не врубаюсь! Рисунки его еще смотреть!

— Ты не поняла! — голос Насти Второй забронзовел, стал тяжелым и звонким. — Ты должна приехать и с удовольствием посмотреть с ним его рисунки!!!

— Идите вы оба! — возмутилась Настя Первая. — Никуда я не поеду! У меня встреча в пять часов, ясно? Я на всяких больных тратить время не собираюсь! Отвалите от меня оба! Обе! Все от меня отвалите, блин!!!

Настя нажала сброс и еще долго в мыслях и шепотом на ходу ругала больных уродов, которые окружили ее плотным кольцом, не давая жить полноценной жизнью.

А Настя Вторая даже бровью не повела, она была уверена в таком исходе, она знала, что услышит именно такой ответ. И знала, что теперь не будет Насте Первой покоя.

Алеша послушно ждал за дверью с папкой рисунков.

— Она приедет?

— Приедет, куда она денется.

— Она такая красивая! И ты такая красивая!

— Ага, особенно с утра после пьянки.

— А ты пьешь, да?

— Все пьют!

— А вот я не пью!

Настя Вторая внимательно посмотрела на Алешеньку. Стоит себе, улыбается. Смешной.

— А ты что — верблюд? — Настя весело толкнула Алешеньку, и тот захохотал так, что прибежала Лилия Степановна с полотенцем и запахами кухни.

— Что случилось? Что у вас тут случилось?

— Ничего, — Настя развела руки в сторону, чтобы Лилия Степановна убедилась в ее безоружности, — просто болтаем!

— Болтаете? — Лилия Степановна даже за косяк взялась. — Вы болтаете?

— Да. Мы клево болтаем, да?

— Ой, да! — Алешенька подкатился к Лилии Степановне, обнял ее. — Настя мне сказала, что я верблюд! Так смешно!

— Да не верблюд! Просто Алешенька говорит, что не пьет! А я ему: «Ты что — верблюд?»

— Да, мама, слышала? Так смешно! Ха-ха-ха-ха!

Лилия Степановна взволнованно обтерла и руки, и лицо, потом положила горячую ладонь на худенькое Настино плечо и сказала:

— Спасибо тебе, девочка! Огромное тебе спасибо!

— Да не за что, — смутилась Настя, шмыгнула носом, дернула бритой головой. — Все нормально…