— Вы считаете, что это должно происходить? Светлана Марковна даже шутила. — Я не могу разговаривать с вами, Вадим, пришлите ко мне Таню!

Вадим чертыхнулся, но на этом разговор явно закончился. В собеседниках осталась только Чапа. Вадим подумал, набрал Таню.

— Извини, я не могу сейчас разговаривать! — быстро прошептала она в трубку и сбросила Вадима.

Интересно, а чем она сейчас занята?


Ковбой был Настей Первой. Насте все нравилось, она страшно радовалась происходящему и чувствовала себя на острие жизни. Рядом крутился любимый мальчик, бармен, он же Буш. Богатая соседка сверху, Оля, шикарно все продумала, пробашляла стол и шарики. Надували вместе, накрывали тоже вместе, даже подружились.

— Ты красивая! — сказала ей Настя Первая.

— Ты тоже! — ответила ей Оля.

— Настоящие ногти? — спросила Настя и сама испугалась собственной наглости: как же так, знакомы всего ничего, а она уже спрашивает о самом святом.

— Акрил.

И это значило, что Оля приняла Настю Первую за свою, практически породнилась с ней. Отчего же сейчас не пойти к ней домой и не веселиться до утра, или сколько там той жизни?

Седьмая квартира оказалась тем самым однокомнатным аппендиксом, который не успели присоединить к хоромам Вадима. В квартире были голые оштукатуренные стены, цементный пол и наспех отмытые окна. Это так заводило! Вампиры затекли в эту нору и были счастливы. Особенно малолетние преступники Тристан и Эрик, которых мама Алия (вампир) очень гармонично одела в бандитское. Буш помог перетащить музыку, «организовал» удлинитель, пока муж, Вадим, который по идее должен был бы сам заниматься такими вопросами, позорно возился со старухой с первого этажа. Мать Тереза, мать его!

К Насте Первой подкатилась Настя Вторая, которая была без костюма, но своей лысой черепушкой и гвоздем в ноздре могла напугать кого угодно.

— Идем к Алешеньке! — строго сказала она. — Ты обещала!

— Ой, Настьк! Давай позже, а? Ты ж видишь — вечерина! Куда я сейчас пойду? Давай потом, утром!..

— Сейчас!

— Да не могу я сейчас! Тут самое интересное начинается! Оля продюсера какого-то пригласила! Вдруг он меня в кино сниматься позовет или песни петь! Вдруг я на «Евровидение» поеду!

— Ты по формату не подходишь! — холодно сообщала Настя Вторая. — Там проигрывать надо уметь!

Настя Первая не ответила, но продолжила танцевать.

Но Настя Вторая тоже умела быть последовательной.

Она подумала и помчалась вниз.

На лестнице столкнулась с Вадимом, богатым соседом, владельцем сразу трех квартир и безумной жены Оли, которая была не только гламурной коровой, но еще и редкостной дебилкой, судя по всему. Поэтому соседа Настя Вторая чуть-чуть толкнула и не извинилась.

Дома ее ждали Лилия Степановна и Алешенька. Они изнемогали от любопытства, подсматривали в глазок и хотели подробностей.

— А что, Настенька, Ирина Павловна разрешила проводить такой праздник в подъезде? — волновалась Лилия Степановна. — Она очень болезненно к таким вещам относится, когда кто-то сорит…

— Уберут! — грозно пообещала Настя Вторая. — Все уберут, сволочи! Ненавижу зажравшихся скотин! Вот убила бы, кажется!

— Что вы такое говорите! — Лилия Степановна ахнула. — Тут же ребенок!

Ребенок Алешенька хихикал и протирал дверь у глазка широкой скулой.

— Лилия Степановна! — сказала вдруг Настя. — Алешенька — не ребенок! Он взрослый мужчина, у него сила сжатия такая, что я чуть без пальцев не осталась! У него все мысли только о любви и девочках! Какой он ребенок? Ему надо дать жить нормальной жизнью!

Оставив Лилию Степановну в коме, Настя Вторая решительно двинулась в комнату Алешеньки и взяла подготовленную стопку рисунков.

— Идем! — сказала она Алешеньке и взяла его за руку. — Если нас ставят в такие условия, то мы их примем и с ними справимся! Будем веселиться, как нормальные люди, потому что мы — нормальные люди, ясно?

Алешенька кивнул. Лилия Степановна сделала все, что бы не упасть в обморок.


— Ну, и где ваш гениальный гитарист? — спросил продюсер Олю. — Я все жду, напиваюсь, а его нет.

Оля ласково улыбнулась, протанцевала в сторону и там дернула ковбоя Настю Первую за локоть.

— Где Игорь?

— Не знаю, обещал быть!

— Когда?

— Сказал, что с Ириной Павловной все вопросы уладит и тогда придет!

— Уже пора!

— Ну откуда, блин, мне знать?

— Сходи за ним!

Настя Первая тяжко вздохнула, посмотрела с укором, но пошла. За ней увязался Буш. Куда Буш без ковбоя?

Позвонили в дверь Игоря.

Открыл сразу, как будто ждал.

— А! — сказал он громко и счастливо. — Янки гоу хоум!

— Это ты гоу, — еще больше обиделась Настя. — Тебя там Оля с продюсером ищут!

— А пошли они… Или как там у вас в Америке говорят? Fuck off!

— Слышь, ты кончай! — грозно заметил Буш. — Забыл, как я тебе навалял тут, в подъезде?

— Маленький! Если бы я не захотел, ты бы не навалял!

— Так что, сейчас снова хочешь?

— Хочу! Только другого!

Вдруг стало видно, что он очень пьян.

— Э, — Настя Первая отошла подальше, мало ли, — ты чего это там нажрался раньше времени?

— Это я не раньше времени! Это я тещу нейтрализовывал, чтобы она вам гулять не мешала!

— И что? — оживился Буш. — Нейтрализовал?

— А то! — Игорь обернулся и прокричал вглубь квартиры: — Мама! Вы как? Живая еще?

— Ладно, — Буш махнул густой славянской челкой, — давай шевелись, мы больше за тобой бегать не будем, у нас поинтереснее занятие есть!

Сказал, и в темный угол первого этажа ковбоя поволок. Ковбой был не против, только хихикал, как будто у них в Техасе все такие дурачки…


Алия курила в окно и зорко посматривала за своими малолетними преступниками. И за преступником многолетним. Митя — Серый Волк — был крайне возбужден, цеплялся к девушкам, пел песни, танцевал нижний брейк, пытался бороться с вампирами и кусать их в шею.

— Мама! — злились малолетние преступники. — Скажи папе, чтобы он не хулиганил больше нас, а то нам не интересно!

— Не могу сказать. Он не послушает!

— Тогда мы скажем!

— И вас не послушает!

— А кого послушает?

— Никого уже не послушает!

— А что делать?

— Ждать, пока папу отпустит!

— А кто его держит?

— Его держит одна страшная сила, надо следить, чтобы папа не подходил к окну!

— Это скучно! А что еще делать?

— Следить, чтобы папа не ушел один на улицу!

— А почему? Его арестуют за то, что он Волк?

— Нет. За то, что он любит траву.

— Наш папа любит траву? А почему тогда он Волк, а не Овечка?


Вадим заперся и включил погромче спортивный канал. Какая-то тьма надвигается, всеобъемлющая, плотная тьма. Вадим так хотел, чтобы становилось спокойнее — он живет, работает, стареет, старается, и жизнь законно становится спокойнее. Но ведь не становится! Ни черта не становится! Что не так? Где была ошибка? Последние месяцы Вадим все чаще ворочал горы памяти, пытаясь найти место, в котором началось искривление. Его возвращение в родной город? Но оно не было спонтанным, выстрадалось на полную. Не успевал Вадим за Москвой, хоть и давно жил в унисон. Но каждое утро нового успешного дня давалось ему колоссальным усилием воли — на уровне подъема после бессонной ночи над гудящим проспектом. Он подготовил почву, партнеров, перенес бизнес, хоть и с большими потерями. Но ведь голова-то осталась при нем? Значит, все наверстает, правильно? Мир ведь одинаково устроен, хоть в большой Москве и шансов соответственно больше. Ну, хорошо, здесь меньше, но не будем забывать о голове! Если есть голова… Ладно, дальше… Переезд вместе с Олей? Так ведь и у нее не складывалось! Да, красивая, да, с амбициями, но не повезло ей, бывает. И можно было бы Оле еще лет десять успешно бегать на московские пробы, получать отказы или приглашения на маленькие роли, а потом даже добиться чего-то такого, но ведь Вадим честно ее спросил: есть ли силы? И она честно сказала, что сил нет, что устала. И что хочет пожить спокойно, семейно. Сама ведь сказала! И сама согласилась на эмиграцию в тихую провинцию! И даже прослезилась, когда на семейных переговорах в маленьком ресторанчике Вадим преподнес ей колечко и фото двухэтажного домика в липах с подписью на обратной стороне: «Это — наше родовое гнездо. Скоро в этом окошке нас будут встречать двое детей. Мальчик и девочка!» Нужное окошко было обведено фломастером.

Когда-то давно из-за шторки в этом окошке маленький Вадим наблюдал за двором, за буйными мальчишками. Но сам никогда к ним не выходил, был букой и занудой, все время чего-то читал, собирал модельки самолетиков и даже стихи писал. Играть с таким больным дворовые мальчики, конечно, не желали. Из этого же окна Вадим видел, как Лилия Степановна учит ходить своего толстого, смешного сына Алешеньку. Как великолепная, таинственная актриса Светлана Марковна Соколинская вбегает в подъезд, прикрываясь цветами от назойливых взглядов соседок, а на шляпе у нее — перья. И это так красиво, так странно… Как девочка Таня из соседней квартиры идет в школу. И вот столько, сколько он видел, столько раз его сердце начинало волноваться. Почему оно так поступало, Вадим не понимал. Пытался анализировать ситуацию — он вообще анализировать любил, хлебом не корми — и еще больше запутывался. Назвать девочку Таню красивой он не мог. Назвать ее интересным собеседником — тоже. Они ни разу толком не поговорили за все время его отрочества в родовом гнезде. Что тогда? Вот что-то…

Может, не надо было вообще уезжать в эту Москву? Но ведь хотелось жить, работать, а в родном городе он уперся в потолок уже через год активной деятельности на ниве предпринимательства.