— Валюшка! — он толкнул девушку-красавицу. — Покажешь Танюшке пару упражнений? На двоих зажжете, девчонки? Вам все равно, а нам приятно!

— Аркадьич, хватит…

— Что ты сказал? Ну хватит, так хватит… Приступаем к делу. Вадим и Валюшка — по индивидуальной эротической программе, а мы с Танюшкой начнем с экзотики — пойдем в кино!

Девушка-красавица жевала жвачку и смотрела с усталым пренебрежением.

— Извините… Я не могу, — Таня, полыхая и пошатываясь, выбралась из сугроба. — Извините! У меня… много дел… Я… В другой раз!

Вадим протянул ей Чапу.

Видеть Вадима было так же мерзко, как и весь белый свет.

— Извините! Я очень спешу! Извините!

Компаньон не унимался, шумел, похохатывал. Отобрал у Тани лопату… Это уже было за порогом Таниного сознания и за порогом дома.

Но у компаньона имелась своя идея, и довольно четкая.

— Кокетничает девчонка! — сообщил он Вадиму. — Заманивает! Придется реагировать!

И решительно двинулся вслед за Таней.


Светлана Марковна не сразу поняла, что происходит. Только что ей снился очередной вязкий сон, в котором она репетировала свою кончину. Все было величественно, жутко и беззвучно. Она почти увидела эту самую смерть, остался буквально один поворот сюжета. И тут вдруг грохот, стук двери, визг Чапы.

— Отпустите, я вас очень прошу! Не надо!

— Да чего ты, Танек! Чего ты такая? Никакая? Включи чувство юмора! Поехали прошвырнемся!

— Мы сейчас человека разбудим! Она больна! Ей нельзя нервничать!

— Мне тоже нельзя нервничать! Я, когда нервный, начинаю того… жужжать!

— Пожалуйста! Уйдите! Уйди!

— Поцелуешь — уйду!

— Уйди! Нет!

Светлана Марковна смогла даже привстать. И тут в комнату внесло Таню. Она что-то шептала, похрипывала, морщилась и отбивалась от Темной силы. Это была смерть? Это она пришла? Светлана Марковна схватилась за сердце и задышала часто-часто. Никогда еще никто так не вкатывался в ее квартиру, никогда еще так не боролся, так не молотил кулаками…

Чапа лаяла диким голосом и все норовила словить Темную силу за ногу.

— Танек! Уйми бульдога! Я с детства таких боюсь!

— Уйди! Уйди!

Видно, Чапа достигла цели. Ее зубы достигли. Темная сила ахнула, изменила вектор движения, сосредоточила всю мощь в нижнем секторе. Через секунду Чапа уже летела в угол, совершая в воздухе красивые кульбиты. Удивительно, но даже гусарский пинок не остановил ее. Только в этот раз она вцепилась прочнее, и снять ее пинком было уже непросто.

Светлана Марковна в полусознании наблюдала за этой ужасной возней, и силы покидали ее огромными порциями.

— Не трогай собаку! Чапа! Чапа!

— Я трогаю? Это она меня трогает! Убери ее, Танек! Убери, или я не знаю!..

И тут стало понятно, что Темная сила — сытый мужик, чистый, холеный, отвратительный. И его рука крепко сжимает худое Танино запястье. И рассмотрев это, Светлана Марковна ожила. И почувствовала в себе такой заряд гнева и ярости, что не просто встала, а вскочила и прокричала ужасным голосом, каким со сцены вещала в свои самые звездные моменты:

— Вон! Пошел вон! Мерзавец! Подлец! Ничтожество! Пошел вооон!!!

Мерзавец завис и с большим удивлением понял, что в комнате есть еще человек. Есть еще старая, желтая, лысая женщина с диким взглядом. И эта женщина стоит, покачиваясь, держится за спинку кровати, и алый длинный ноготь на ее костлявой руке указует прямо в него. И ничего страшнее он не видел.

— Пардон, — сказал мерзавец. И исчез очень быстро.

Только дверь хлопнула.

А через мгновение Таня уже рыдала на плече Светланы Марковны, а та гладила ее по волосам, что-то успокоительное шептала и смотрела куда-то в люстру.

Все будет хорошо.

Все будет хорошо.

Чапа от героического возбуждения сделала лужу.


Дома Оля забралась в ванну и заманила Игоря к себе. Провели очень мило время, посмеялись, понежничали. Теперь были расслабленные, мокрые. Игорь оставил воду включенной тонкой струйкой, чтобы было тепленько, а то их необжитое гнездо любви слишком быстро охладевало. Устроился очень смешно и красиво затылком на Олиной груди. При этом Олины коленки торчали у него по бокам, и он по-барски клал на них локти. А его собственные ноги были уложены на стенку, поскольку иначе два взрослых человека в маленькой ванне не помещались.

Было очень удобно гладить Игоря по голове. Его волосы струились вокруг, и вода казалась черной.

— Какой ты красивый!

— Ага… И успешный…

— Ничего. С такими данными мы с тобой добьемся всего, чего захотим.

— А чего мы хотим?

— Ну, — Оля посмотрела на грязный потолок, — мы хотим… Много денег… Много красивой одежды… Много ярких событий… Короче, мы хотим такой же красивой жизни, как мы сами!

— И как мы всего этого добьемся?

— Как? Ну… Не знаю, но вдвоем… С такими данными…

Игорь вздохнул. Ничего они не добьются вот именно с такими данными…

— Я — талантливая и красивая актриса. Ты — талантливый и красивый музыкант! Кому-то же это все надо?

— Не знаю, не знаю… Я все меньше в это верю…

— А вот я верю! — Оля с трудом поцеловала своего Аполлона Затонувшего, пришлось согнуться не в позвоночнике, а шеей — пора бы уж и в спортзал походить, на массажик…

— Кстати, надо нам с тобой в спортзал походить и на массаж.

— А кто оплатит это все?

— Кто-кто… Вадим! Он мне должен «половину состояния», не помнишь, что ли?

— А он найдет адвокатов, нахимичит чего-нибудь, и выйдет так, что он тебе ничего не должен!

— Вадим? — Оля испугалась, призадумалась. — Не, Вадим точно не нахимичит! Он меня любит!

Игорь почему-то не обрадовался такому сообщению.

— Мне бы хотелось как можно меньше его видеть, Оля. Я тебе честно говорю.

— Так а мне тоже! Я тоже не хочу видеть его жирную, бледную…

— Оля!

— Короче, он меня достал! Я его терпеть не могу! Так что все нормально! Мы его не будем видеть, а он нам будет давать деньги!

Игорь покачал головой, волосы в воде медленно колыхнулись. Что-то не так в этой поразительно изящной формуле.

— А мы будем заниматься в спортзале, ходить на массаж! Покупать новую одежду, тусоваться! И самое главное — будем вместе!

Игорь вздохнул.

— Давай не будем тратить деньги на одежду для меня, а? И на мой массаж. Ты просто меня корми и все. Хорошо?

— Хорошо!

Оля полила его водичкой. Бусечку такую.


Компаньон вылетел из подъезда пулей. Он грязно ругался, осматривал пожеванные брюки и хотел курить.

— Вот, сучка! Сучка какая, а? Ну, я те покажу, как меня… Я вам всем тут покажу… Сучки…

Набрал Вадима.

— Ну, че? Как там Валюшка? Не понял… Как домой отправил? Ты, может, бром пьешь, Вадим?.. Ну, ты больной… Ладно, твое дело! Хочешь страдать — страдай!.. У нас с Таней? Не, у нас с Таней все нормально! Отличная телочка! Обо всем договорились! Думаю, у нас получится! Спасибо за контакт! Пожелай нам удачи!.. Все!

Компаньон еще постоял, обдумывая стратегию. Какие тут сволочи вокруг, а? Какой сволочной дом! И где? В самом центре родного понятного города!


Алешенька так обрадовался Насте Второй, а Настя Вторая так обрадовалась Алешеньке, что солнце сквозь стены засветило ярче.

— Настя!

— Блин, Алешенька!

Обнялись. Было клево.

— Ну, рассказывай!

— Ты рассказывай!

— Ну, что рассказывать? Я решила снова переехать к вам!

— Ой, Настя! Настя!

Алешенька начал целоваться, скакать.

— Все, успокойся, успокойся!

— А вот смотри, что я нарисовал! — Алешенька засыпал Настю котами. — Смотри! Это — кот профессор! Это — кот думает! Это — кот, который влюбился.

Настя Вторая в который раз подумала о том, что котов надо пристраивать. Хорошие коты пропадают! Обязательно заняться!

— Слушай, Алешенька! У меня тут знакомый режиссер из Москвы кино снимает! Ну, как кино… Сериал… Фигня, конечно, просто тут дешевле… так вот он спрашивал для одной эпизодической роли актера с каким-нибудь физическим уродством.

— А что такое физическое уродство?

— Ну, это когда какое-то уродство на теле. На руке или на ноге. Или в целом.

— А что такое уродство?

— Ну…

Настя задумалась, как бы это подоступнее объяснить доброму мальчику такую простую, но горькую вещь. Увидела свое отражение в темном окне.

— Уродство — это мы с тобой.

— Мы с тобой?

— Да, мы с тобой уроды. Когда не такие. Когда всех это, ну, удивляет или возмущает. Но тебе самому по фигу. Ты знаешь, что ты хороший человек.

— Ух ты! — Алешенька страшно обрадовался. — Мама! Мама!

— Тише! — Настя едва успела прикрыть ладонью орущий Алешенькин рот, не хватало еще поделиться таким счастьем с Лилией Степановной. — Тише!

Алешенька, пользуясь случаем, зацеловал Настину руку, потом помчался в мамину комнату за книгой, потом вернулся и с ходу, воодушевленный, начал декламировать:

— Анна Ахматова! «Есть в близости людей заветная черта, ее не перейти влюбленности и страсти!»

Настя засмеялась, замахала руками — хватит! Только этой Ахматовой еще не хватало! Села на пол у дивана, на старенький вытертый коврик.

— Иди сюда, Лешка!

— Иду!

Алешенька охотно шлепнулся рядом, глазки светятся.

— Лешка? Я приняла решение!

— Ура! А какое?

— Ты сначала послушай, а потом ори «ура»!

— Хорошо!

— Так вот.

Настя посмотрела вокруг, на обшарпанные обои, на убогонькие полочки, на старинный художественный хлам.

— А какое решение?

— Так вот! Я приняла решение… ну, короче… Опекать тебя… Быть рядом все время, понимаешь? Что бы не случилось! Всю жизнь, до самой смерти! Понимаешь?