Мэри оглядела себя и только теперь заметила, что вся в крови.

– Но сначала выпейте чаю и ответьте на вопросы доктора Фишера.

Спустя два часа Мэри, в чистой одежде, постепенно приходя в себя, снова сидела в комнате ожидания вместе с миссис Паркер. К ним вышел доктор Минстер – хирург, оперировавший Тима.

– Езжайте домой, дорогая, с Тимом все в полном порядке, – заверил он Мэри. – Операцию он перенес великолепно, и теперь спит как младенец. Мы подержим его немного в реанимации, а потом переведем в одну из палат. Пару дней понаблюдаем в больнице и отпустим домой.

– У него должно быть все самое лучшее: отдельная палата, все, что может ему потребоваться!

– Значит, мы поместим его в VIP-крыло, – поспешил успокоить ее доктор Минстер. – Не тревожьтесь за него, миссис Мелвилл. Тим в прекрасной физической форме.

– Можно увидеть его, прежде чем я уйду? – умоляющим тоном попросила Мэри.

– Если угодно. Только недолго. Ему вкололи снотворное, и желательно его не будить.

Тим лежал за ширмой на огромной передвижной койке на колесиках. Вместе с ним в реанимационной палате находились еще семь пациентов в тяжелом состоянии, при виде которых Мэри запаниковала. Рядом с койкой Тима стояла молодая медсестра, которая мерила ему давление, но ее взгляд был прикован не к тонометру, а к лицу пациента. Мэри остановилась, наблюдая за ней. Медсестра открыто любовалась Тимом, не скрывая своего восхищения. Увидев Мэри, она улыбнулась.

– Здравствуйте, миссис Мелвилл. Он просто спит, не волнуйтесь. Давление у него идеальное, из состояния шока его вывели.

Восковая бледность уже сошла с лица Тима, черты разгладились, на щеках играл легкий румянец. Мэри убрала с его лба слипшиеся волосы.

– Миссис Мелвилл, я сейчас отвезу его в VIP-крыло. Если хотите, пойдемте со мной, посмотрите, как его устроят в палате.

Мэри сказали, что она может навестить Тима на следующий день, ближе к вечеру, однако, приехав в больницу, Тима в палате она не застала: он сдавал анализы. Она терпеливо ждала его, отказавшись от чая и сандвичей с учтивой натянутой улыбкой.

– Он сознает, где находится и что с ним случилось? – спросила она у старшей медсестры. – Тим испугался, когда, проснувшись, не увидел меня рядом?

– Нет, миссис Мелвилл, не испугался. Он очень быстро адаптировался и, по-моему, всем доволен. Вообще он очень светлый жизнерадостный парень, его здесь все полюбили.

Увидев Мэри, Тим хотел соскочить с каталки и броситься к ней, но его удержали.

– Мэри, как хорошо, что ты здесь! Я думал, что еще долго не увижу тебя.

– Тим, как ты себя чувствуешь? – спросила она, быстро чмокнув его в лоб под любопытными взглядами двух медсестер.

– Я снова здоров, Мэри! Доктор вылечил мою руку. Он зашил то место, где ее разрезал нож, и кровь больше не идет.

– Болит?

– Не очень. Не так, как в тот раз, когда мне на ногу упали кирпичи и она сломалась.

На следующий день рано утром Мэри позвонили из больницы и сказали, что она может забрать Тима домой. Она сообщила добрую весть миссис Паркер, схватила сумку с одеждой Тима и кинулась к машине. У входа в отделение Мэри встретила старшая медсестра, забрала у нее сумку и предложила подождать в комнате для посетителей.

Мэри уже начала терять терпение, когда к ней вышли доктор Минстер и ординатор из приемного покоя.

– Доброе утро, миссис Мелвилл. Старшая медсестра сообщила, что вы прибыли. Тим скоро будет готов, не волнуйтесь.

– Как он себя чувствует? – с тревогой спросила Мэри.

– Он в полном порядке. На руке, конечно, останется шрам – как напоминание о том, что надо осторожнее обращаться с острыми ножами, – но нервы не задеты, рука не утратит ни должной подвижности, ни чувствительности. Через неделю приведите его ко мне на прием, и я посмотрю, как рука заживает.

– Значит, действительно все в порядке?

Доктор Минстер запрокинул голову и расхохотался.

– Ох вы, мамочки, мамочки! Все одинаковы – волнуетесь, переживаете. Обещайте, что перестанете суетиться вокруг него, а то, если он будет видеть вас в таком состоянии, совсем избалуется и руку свою будет жалеть больше, чем нужно. Я понимаю: Тим – ваш сын, и вы по-матерински особенно сильно привязаны к нему, потому что он зависит от вас, но вы должны противиться своей привычке хлопотать вокруг него без всякой нужды.

Мэри почувствовала, что краснеет, но, плотно сжав губы, горделиво вскинула голову.

– Вы заблуждаетесь, доктор Минстер. Странно, как я сразу не заметила, что у вас сложилось неверное представление. Тим мне не сын, а муж.

Доктор Минстер и ординатор смущенно переглянулись. Любые слова прозвучали бы неуместно, поэтому они молча направились к выходу и скрылись за дверью. А что они могли сказать, совершив столь постыдную ошибку? Ах как неловко вышло! Кошмар, кошмар и еще раз кошмар! Бедная несчастная женщина!

Взгляд Мэри затуманился от слез. Она сдерживалась из последних сил. Как бы тяжело ей сейчас ни было, Тим не должен видеть ее покрасневшие глаза. И симпатичные молодые медсестры тоже. Неудивительно, что они без всякого стеснения столь открыто выражали свое восхищение Тимом в ее присутствии. То, что можно сказать матери, жене не скажешь. И теперь, размышляя об их поведении, Мэри осознала, что с ней действительно общались как с матерью Тима, а не как с женой.

Что ж, сама виновата. Сглупила. Если бы в те мучительные часы ожидания и переживаний она сумела сохранять присущие ей спокойствие и собранность, от внимания Мэри не укрылось бы, что персонал больницы принимает ее за мать Тима. Возможно, у нее даже уточняли это, и она подтвердила. Да, кажется, молодой интерн спрашивал, является ли она ближайшей родственницей Тима. И что она ответила? Мэри не помнила. А, собственно, почему они не могли принять ее за мать? Она и в лучшие времена выглядела на свой возраст, а тревога за Тима в последние дни состарила ее лет на двадцать. Почему она ни словом не намекнула? Причуды судьбы. Должно быть, Мэри говорила и делала все, чтобы укрепить их в своем заблуждении, и не сделала ничего, чтобы устранить недоразумение. Так же, вероятно, поступала и миссис Паркер. И Тим, бедняга Тим, так стремившийся во всем ей угодить, слишком хорошо усвоил ее урок, когда она настоятельно попросила его при посторонних не распространяться о своей женитьбе. Наверное, они решили, что Тим привык называть мать по имени. И никто ни разу не поинтересовался у нее, холост он или женат. Узнав, что Тим психически неполноценный, они просто сочли само собой разумеющимся, что он не состоит в браке. Ведь умственно отсталые люди в брак не вступают. Они живут с родителями, а осиротев, отправляются доживать свой век в какой-нибудь интернат.

Тим ждал ее в палате. Ему не терпелось покинуть больницу. Мэри приняла спокойный невозмутимый вид и, взяв его за руку, сказала с ласковой улыбкой:

– Ну что, Тим, пойдем домой.