Я молчала, пока не осталась в своей одинокой кровати в комнате, которую не помнила, в жизни, которую не хотела, в семье, построенной на лжи. Потом перекатилась на бок и прижала подушку к лицу.

И как миллионы других невест, я плакала в день своей свадьбы.

 

Глава 18

Доу

Меня стошнило трижды за это утро, и, несмотря на слабость, желудок был готов вернуть миру все свое содержимое, если таковое еще осталось. Несомненно, все мое тело находится в состоянии отрицания происходящих событий.

Вечеринка для привлечения спонсорских денег проводилась на заднем дворе дома Таннера — в последнем месте, где я хотела находиться.

Сенатор чувствовал себя как рыба в воде, пожимал всем руки, называл гостей по именам и вспоминал род деятельности каждого из присутствующих на вечеринке гостей, словно они были лучшими друзьями. Бассейн Олимпийского размера покрыли органическим стеклом для создания иллюзии хождения по воде.

Как уместно, подумала я, увидев отца по другую сторону бассейна.

Мама стояла у бара в компании нескольких женщин, одетых в летние платья различных оттенков, у всех были массивные украшения, а их волосы были заплетены во французские косы. Они даже не пытались притворяться трезвыми. Как и отец, они играли свои идеально отрепетированные роли в мире политиков. Я поняла, что моя мать в совершенстве овладела искусством того, как правильно подать себя публике, будучи нетрезвой.

Мой девятый день рождения. Мама идет по двору в своем голубом платье с низким вырезом и спотыкается на золотых каблуках. В ее руке бокал вина, когда она прямо на наших глазах сталкивается со столом, на котором лежат все подарки от моих школьных друзей. Надин разрезает праздничный торт, а мама говорит всем, что мы не должны его есть, потому что там много калорий, от которых у нас будут толстые задницы, а мужчины таких не любят. Вино выплескивается через край, и фокуснику, которого Надин наняла для праздника, приходится схватить маму за локоть, чтобы она не упала в бассейн, когда ее каблук застревает между плиток у края бассейна.

Чудом ей удается ухватить ускользающий бокал.

— Я спасла его! — кричит мама, поднимая его над нашей маленькой группкой, как трофей. — Полностью спасла, — снова повторяет она, прежде чем уйти в дом, не произнеся больше не единого слова.

Думаю, она не всегда была так хороша.

Было слишком жарко для надетого мной белого кардигана, но сегодня вечером нужно было играть по правилам отца, а это означало, что я должна была прикрыть все признаки того, что у сенатора далеко не идеальная дочь. Несколько людей подошли меня поприветствовать дружеским рукопожатием. Я вежливо улыбалась и спрашивала, как прошло их лето, какие у них планы на осень. Сенатор поведал мне секрет — если не знаешь лица или имени человека, то сама задавай им вопросы.

— Рэйми! Так приятно тебя видеть! — низкий полный мужчина в белом льняном костюме появился в поле моего зрения. Он схватил бокал шампанского у мимо проходившего официанта и передал мне. — Как тебе Париж? — спросил он.

— Париж? — переспросила я. Его смех был похож на взрыв или короткий залп пушки.

— Вижу, ты переняла французское чувство юмора. Это тяжело сделать. Французы прославились далеко не юмором, — сказал он. — Ты все еще подумываешь о школе искусств? Франсин сказала, что твои рисунки весьма впечатляют. Как давно ты ее видела?

Дерьмо.

Отец подошел и встал рядом со мной. Улыбка не покидала его лица, даже когда он махал проходившим мимо гостям, которые хотели с нами поздороваться. Незаметным движением он забрал бокал шампанского из моей руки и стоял с ним так, словно напиток принадлежал ему.

Проклятье. Мой возраст. Никакого алкоголя. Я мысленно отчитала себя.

— Джордж, друг мой, как дела? Рэйми рассказывала мне, что им с Франсин нужно наверстать упущенное. Школа искусства весьма не близко, в Род-Айленде. У нее теперь есть своя семья, и, наверное, она захочет быть как можно ближе к дому.

— О, значит, ты присоединишься к кампании? — спросил он меня.

— Мы еще не обсуждали это, — ответила я максимально вежливо.

— Ну, думаю, тебе стоит подумать на эту тему. Видеть этого мужчину за кафедрой — великолепное зрелище, — сказал Джордж и поднял свой бокал в честь моего отца.

— О, ты так добр, Джордж. Давай встретимся за ланчем на этой неделе, если не возражаешь, конечно.

— Всегда за, — ответил Джордж. — О, я вижу Нэйтана. Он должен мне двадцать фунтов клешней каменного краба за проигрыш с «Рейз». Упс… — Сказал он, прикрыв рот. — Мне не стоило говорить будущему президенту о своем участии в ставках?

— Я политик, а не полицейский. И каменные крабы у Нэйтана — самые лучшие, поэтому мне сложно винить тебя за это пари.

— С нетерпением жду твоей речи, — сказал Джордж. — Хорошо было снова увидеть тебя, Рэйми. Скажу Франсин, чтобы позвонила тебе.

— Будет круто, — ответила я. Когда Джордж отошел достаточно далеко, отец с приклеившейся к лицу улыбкой наклонился ко мне, чтобы его могла услышать лишь я.

— Шампанское? — спросил он сквозь стиснутые зубы.

— Он дал его мне. Я не подумала, — пришлось извиниться мне. — Я стараюсь, поэтому будь снисходителен. Я сделала то, что ты просил. Кроме того, у меня есть ребенок и, технически, муж, а мне нельзя бокал шампанского? Возможно, тебе стоит добавить это к своей политической платформе.

— Ага, а потом сделать шаг вперед и легализировать проституцию, позвонить картелям и спросить, может, они захотят открыть магазины по продаже кокаина. Типа круглосуточной лавки с нелегальными наркотиками.

— Святое дерьмо. Если бы ты не был таким подонком, в тебе можно было бы даже рассмотреть чувство юмора, — ответила я. В толпе раздался громкий смех, и сенатор направил свой взгляд туда, где моя мать с другими женщинами, напоминающими Степфордских жен, пили, словно «Пляжные Ублюдки», без ограничений.

— Если ты действительно непоколебим в вопросе выпивки, может, тебе стоит подумать об установлении лимита?

— Запомню, — ответил он и начал двигаться к матери. Я наблюдала, как он использовал ту же технику присвоения бокала, что и со мной. Мама стрельнула в него взглядом, и когда никто не смотрел, неожиданно ущипнула его за руку так сильно, что было видно, как отец поморщился.

В одном я была уверена — такая жизнь превратит меня в яростную суку.

— Шампанское, мэм? — спросил знакомый голос позади меня. Я обернулась, и мои глаза оказались на уровне черной рубашки и желтого, как школьный автобус, галстука-бабочки с розовыми полосками. Я посмотрела на поднос, который этот парень держал в руках, и могла поклясться, что видела разноцветные татуировки на запястьях.

А потом затаила дыхание.

Преппи?

Мои руки задрожали.

В тот миг, когда я собралась поднять глаза и посмотреть на лицо официанта, динамики заскрипели из-за проверки микрофона. Я прикрыла уши и повернула голову в сторону отца, поднимавшегося на сцену, построенную слегка в стороне от домика Таннера у бассейна.

Сенатор стучал по микрофону и давал стоявшему внизу сцены человеку распоряжение настроить микрофон, а когда я снова повернулась к официанту, его уже не было. Осмотревшись вокруг, я увидела несколько человек в таких же черных рубашках и желтых бабочках, все держали одинаковые подносы с шампанским с розовыми пузырьками.

Мне мерещится. Разум и тело просто-напросто отрицают фарс моей жизни.

— Мамочка! — детский голосок донесся из толпы. Сэмми подбежал и крепко вцепился в мою ногу. Я улыбнулась и подняла его на руки, придержав на бедре движением, которое показалось мне очень естественным. Надин, преследовавшая его в этой толпе гостей, появилась рядом, запыхавшись.

— Твой малыш очень и очень резвый, — сказала она, опустив руки на колени. — Не позволяй этим коротеньким ножкам одурачить тебя. Он действительно быстро двигается! Или так, или я потеряла форму. Хотя возможно и то, и другое, — пропыхтела Надин. Она сменила свою обычную футболку поло и штаны цвета хаки на застегнутый на пуговицы черный топ и черные брюки. Вместо ортопедических кроссовок на ней была пара черных лакированных балеток с круглыми носами.

— Потрясающе выглядишь, Надин, — сказала я. Она закатила глаза, таким образом ответив на комплимент.

— Безумно рада, что надела черное, — сказала она, обмахиваясь. — Потому что я потею так, словно мы находимся в центре ада рядом с самим дьяволом.

Дьяволом я считала Кинга. Но была уверена, что в этом аду его нет. Я взглянула на сцену и убедилась, что дьявол голосовал за республиканцев и носил костюмы от Хьюго Босс.

— Мамочка, Надин не смогла меня поймать! — вскрикнул Сэмми. — Я быстлый! Быстлый как это! — Он поднял красный Корвет размером со спичечный коробок и поводил им по воздуху.

— Да неужели? А ты хорошо себя вел с мисс Надин? — спросила я, взъерошив его идеально причесанные волосы, отчего его естественные кудряшки ожили, а смех вырвался из его груди и прорвался через маленькие зубки.

— Неа, — ответил он, все еще глядя на машинку. Кудряшки упали на лоб.

— Вот так лучше, — сказала я, убрала их и прижалась своим носом к его носику. Я была слишком занята Сэмми, когда Надин прочистила горло. Посмотрев на нее, я заметила, что множество гостей побросали свои занятия и смотрели на наше общение с сыном.

Отец вернулся к микрофону, тем самым привлекая к себе внимание, и люди повернулись к нему. Мама послушно стояла слева от него, рядом с длинным американским флагом. Он начал свою речь с приветствия гостей на мероприятии и упомянул, что деньги от анонимного аукциона и пожертвований, полученных на протяжении вечера, пойдут на благотворительные цели.

— Что я пропустил? — спросил Таннер, протиснувшись сквозь толпу, чтобы встать рядом со мной и Сэмми. — Эй, малышня! Дай пять! — Сэмюель поднял ладошку и Таннер прислонил к ней свою. — Хорошо, малыш, в этом ты уже преуспел.