Джесси Кирби - То, о чем знаешь сердцем

Я вытягиваю руку с тарелкой еще дальше. Как будто это движение поможет мне перестать чувствовать себя заикающейся недотепой. Не умею я разговаривать с людьми. А улыбающийся Колтон слушает так внимательно, что от этого становится не по себе.

Он пару раз моргает, затем улыбается шире и тянется к тарелке.

– Тебе не за что извиняться. Тем более ты привезла брауни. Я их обожаю.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не сболтнуть, что знаю об этом.

– Спасибо, – искренне благодарит Колтон. – Ты сама их испекла?

Он прислоняет доску к машине, берет у меня тарелку, снимает пищевую пленку и выбирает брауни. Откусывает. Медленно жует, словно профессиональный дегустатор. На долю секунды кажется, что забыла положить один из ингредиентов, ведь во время готовки думала не о какао-порошке и муке, а о Колтоне.

– Ух! – говорит он и поднимает брови. – Это… лучший брауни из всех, что я пробовал. За всю жизнь.

У меня краснеют щеки.

– Честно! – Колтон даже улыбаться перестает. – А я их целую кучу съел.

У него очень серьезное лицо, и я не могу удержаться от смеха.

– Спасибо. Я… рада, что тебе понравилось.

– А я рад, что ты снова здесь, – улыбается он. – И «понравилось» – это слабо сказано!

Колтон быстро доедает брауни.

– Какие у тебя еще скрытые таланты? И какие планы на сегодня, кроме доставки лучшего в мире извинения?

Я снова смеюсь и опускаю глаза.

– Не знаю. Думала сходить на пляж, раз уж в прошлый раз не удалось.

– Там сегодня будет много народа. – Колтон бросает взгляд на закрытый пункт проката. – Я могу показать тебе другой пляж… Он не очень известный. О нем знают только местные.

– Эм, – прочищаю я горло. Обдумываю предложение. – Нет, спасибо. Не хочу больше отнимать время. Тебе наверняка… – Тоже смотрю на магазин его родителей. – В общем, я просто хотела тебя поблагодарить. И еще раз извиниться за автобус.

– Да нет проблем, – отвечает он. – У меня нет особых планов. Только переоденусь, и…

– Не стоит. Мне нужно вернуться домой как можно быстрее, так что не хочу уходить далеко от машины. И просить тебя, чтоб подвез обратно, тоже не хочу.

Колтон пожимает плечами:

– Ты можешь просто поехать за мной. Только держись не слишком близко, а то мы уже выяснили, что ты любишь давить на газ со всей силы, – улыбается он. – Тебе не придется бросать машину. Сможешь уехать когда захочешь.

Он говорит легко и смотрит на меня в ожидании ответа. Затем добавляет:

– Да ладно, это же всего на один день. Тем более мне нужно поделиться с кем-то брауни, иначе я сам их все съем. Ты сделаешь мне очень большое одолжение.

Он опять улыбается, и я вижу блеск солнца в его зеленых глазах. Это помогает мне решиться:

– Ладно. Всего на один день.

– Хорошо, – усмехается Колтон. – Отлично. – Он поднимает доску. – Ну я… я тогда пойду переоденусь. Скоро буду.

Колтон опирается загорелой рукой на мою машину, наклоняется ближе и протягивает тарелку с брауни:

– Подержи, пожалуйста.

Забираю ее, а он разворачивается и бежит в пункт проката. Перед тем как зайти, бросает взгляд через плечо и кричит:

– Только не уезжай никуда!

Услышав эти слова, ощущаю прилив волнения и счастья. Пытаюсь найти ключи, которые обронила в спешке.

Я не смогу уехать, даже если очень захочу.

Я ОСТАНАВЛИВАЮСЬ НА ОБОЧИНЕ вслед за автобусом Колтона. Не успеваю припарковаться, как он уже выходит из машины и идет ко мне. Заглушаю двигатель, выбираюсь из салона. Вдыхаю соленый воздух и слышу, как волны ударяются о подножие утеса, на котором мы стоим.

– Славный денек, – говорит Колтон и бросает взгляд на море. – Пойдем посмотрим?

– Пойдем, – соглашаюсь я. Не догадываюсь, на что мы идем смотреть, но уже хочу добраться туда поскорее.

Мы проходим по траве мимо одинокого старичка, отдыхающего на скамейке с газетой в руках, и пса, который бегает у него в ногах. Узкая тропинка ведет нас к самому обрыву, откуда хорошо видно океан и скалы внизу.

Сегодня утес не окутан туманом, а на необъятном сапфировом небе нет ни облачка. Та самая погода, когда не хочется оставаться дома. Сердце замирает, потому что все это заставляет думать о Тренте. Он никогда не тратил время впустую. Жил, стараясь успеть все и сразу. Я хотела, чтобы он сбавил темп, успокоился хоть на минутку, но у него не было привычки останавливаться. В этом они с Колтоном очень похожи.

Колтон барабанит пальцами по ограждению, и я чувствую, как его напряжение передается мне. Пытаюсь придумать какие-нибудь слова, чтобы заполнить повисшую тишину, но ничего не приходит в голову. Молчание затягивается. Бросаю взгляд на водную гладь, над которой высятся скалы, больше похожие на небольшие острова. На вершине той, что ближе к берегу, расположилась стая беспокойных пеликанов. Я наблюдаю за волнами. Они поднимаются над скалой, а затем неизбежно отступают.

Колтон откашливается, поддевает ногой камушек и неуверенно произносит:

– Слушай… Можно задать вопрос?

С усилием сглатываю. Прочищаю горло.

– Давай, – медленно говорю я.

Он пьет из бутылки и смотрит вдаль. Так долго, что мне становится не по себе. Перебираю сотни разных оправданий, причин, объяснений в ответ на то, что может спросить Колтон.

– Кажется, ты не очень-то любишь вопросы? – Он бросает на меня взгляд, от которого я начинаю нервно переминаться с ноги на ногу.

– Все в порядке. Что за вопрос? – Мой голос выдает волнение.

– Забей. Не важно. – Колтон слегка улыбается. – Значит, у нас всего один день. Тогда давай расслабимся и хорошо проведем время?

Я вдруг вспоминаю одну из записей Шелби. Она запостила цитату из Эмерсона[2], которая ассоциировалась у нее с тем, как после операции ее брат стал относиться к жизни:

«Запишите в своем сердце: каждый день – это лучший день в году. Человек научится жить, когда поймет, что каждый день – это Судный день».

Помню, как читала эту фразу и думала о себе и о Колтоне. Да, жизнь может оборваться в любой момент, мы оба усвоили этот урок, только выводы сделали разные. Он принялся активно заниматься тем, что любил раньше, еще до болезни. А я поступила наоборот – не жила вовсе, будучи не в состоянии отпустить прошлое. Но сейчас, стоя рядом с Колтоном, мне захотелось пойти по его пути.

– Хорошо, – наконец отвечаю я. – Один замечательный день.

– Отлично. Вот и договорились. – Его лицо озаряет широкая счастливая улыбка.

Колтон резко разворачивается и возвращается к автобусу. К его крыше прикреплена ярко-желтая двухместная байдарка.

Пока Колтон снимает ее, меня охватывает неясное чувство страха. Он быстро разделывается с креплениями и опускает байдарку на асфальт. А я гляжу на скалы, на бушующие волны, и пейзаж теперь уже не кажется таким умиротворяющим. Тем временем Колтон вытаскивает с заднего сиденья два весла. Я не трогаюсь с места, будто отказываясь понимать, к чему идет дело.

Мы же не собираемся… Он же не думает, что мы будем… Я никогда раньше…

– Ты когда-нибудь плавала тут на байдарке? – кричит мне Колтон.

Старичок, который сидит на скамейке, с интересом смотрит на него, а потом снова в газету. Я стремительно направляюсь к Колтону, пытаясь понять, как выйти из положения. Проводить время на пляже – прекрасно, любоваться скалами – еще лучше, но лавировать между ними на байдарке – нет уж, увольте. Да и Колтону не стоит таким заниматься, учитывая его слабое здоровье. Слишком рискованно.

– Так что? – произносит он и, не дожидаясь ответа, достает из автобуса спасательный жилет и протягивает его мне.

Я качаю головой:

– Нет… И я… Я вообще никогда не каталась на байдарке и не думаю… Не думаю, что для новичка это подходящее место. Тут везде скалы…

Все, что меня тревожит, – это острые вершины утесов и волны, с шумом разбивающиеся о них.

– Вообще-то, это прекрасное место. Достаточно безопасное. Мы часто здесь проводим экскурсии. – Он улыбается, а после небольшой паузы добавляет: – Я и сам тут грести учился.

– Правда? – Звучит так, будто я ему не верю, но это не так.

Я вдруг понимаю, что хочу узнать его получше. С его собственных слов, а не из дневника Шелби. По лицу Колтона видно, что гребля – важная часть его жизни.

– Да. Мне было шесть.

«Это было за восемь лет до того, как ты заболел, – проносится в голове. – За восемь лет до того, как мама отправила тебя к врачу, полагая, что ты всего лишь простудился».

Чувствую себя виноватой из-за того, что Колтон и не подозревает, как много я о нем знаю. Но в этот момент он не думает о прошлом, и я тоже старательно гоню прочь подобные мысли. Нужно жить настоящим. Я здесь и сейчас, рядом со здоровым Колтоном.

Он вспоминает что-то, смеется и качает головой.

– Я ужасно долго уговаривал маму разрешить мне поплавать с папой, а когда наконец приехал и посмотрел вниз с обрыва, то стоял тут с таким лицом… вот как у тебя сейчас. – Он ненадолго замолкает перед тем, как продолжить. – Все отговорки перепробовал, лишь бы не плыть, но папа молча напялил на меня жилет, всучил весла и потащил байдарку к океану. У самой воды он усадил меня в лодку, опустился на колено и спросил: «Ты доверяешь своему старику?» Мне было так страшно, и я просто кивнул. А он сказал: «Отлично. Делай то, что я скажу. И тогда худшее, что с тобой сможет произойти, – ты влюбишься».