— Эдвард, — вторично осадил сына Карлайл.

— Никто не звал тебя на наш семейный совет, — почти прорычал разозлившийся Эдвард, ясно давая понять, что частью семьи Эсми не считает. — И мне лучше знать, чего хочет или не хочет Белла.

По необъяснимой причине такая свирепая атака на приемную мать подарила мне странное чувство защищенности, которого я совершенно от себя не ожидала. Я с удивлением смотрела на Эдварда, все еще державшего мои руки, и на краткий миг вдруг ощутила себя за каменной стеной… любимой девушкой, почти как давным-давно мечтала, но не смела даже представлять этого с ненадежным Эдвардом. Жаль, что реальность быстро вернула меня на землю: такое просто не могло оказаться правдой.

— Будет лучше, если вы поговорите наедине, сынок, — вступился Карлайл, поняв, что просто конфликт погасить не получится. Он встал, потянув за собой Эсми, не очень охотно послушавшуюся мужа.

Я с ужасом переводила взгляд с одного Каллена на другого, не понимая, что вообще здесь происходит. Похоже, что Карлайл вовсе не желал выставить меня на семейный суд — выходило, инициатором подобного «открытого» разговора был именно Эдвард. Что он сказал? «Зрители нужны, чтобы я не сбежала в очередной раз»?

— Ты останься, а она пусть уходит, — процедил парень сквозь зубы, не позволив мне незаметно вытащить руки из его довольно настойчивой хватки.

— Пожалуйста, Эдвард, — просила я, беря всю ответственность на себя, — просто скажи Карлайлу, что не против аборта, и мы забудем это недоразумение как страшный сон! Не нужно ни с кем из-за меня ссориться!

— Заткнись, Белла, — полоснул меня Эдвард словами как плетьми. — Ты можешь хотя бы один раз помолчать?!

Я сделала, что он велел: закрыла рот от этой грубости, оказавшись в шоке.

— Мы уйдем, вам нужно поговорить без посторонних глаз, — настаивал Карлайл, за плечи уводя расстроенную Эсми из помещения. — Мы будем рядом, Белла, — сказал он для меня. — Я обещаю помочь, какое бы решение ты ни приняла. И это касается любой помощи, — подчеркнул он, — даже если речь пойдет про денежный счет.

Эсми привычно попыталась возразить, но они вышли, и я не слышала продолжения их беседы. Мы с Эдвардом остались одни, пронзительно смотрящие друг на друга.

— Прости меня, — прошептал тут же он, испуг в его глазах был поразительно натуральным, словно он думал, будто я ненавижу его или начну сейчас кричать и ругать. Забавно, что я думала о нем то же самое…

— За что? — растерянно пробормотала я, испытывая неловкость, которую невозможно преодолеть, пока я нахожусь здесь, в этом доме, в этом кресле, с Эдвардом, стоявшим на коленях передо мной, и его родителями за дверью.

— За то, что притащил тебя сюда насильно и заставил выслушивать глупости Эсми, за то, что никогда не говорил о своих чувствах… — Он поперхнулся и зажмурил на секунду глаза, сжав мои безвольные руки. — Карлайл рассказал мне, что ты думаешь о нас: будто я тебя не люблю. Он очень ругался, что я заставил тебя верить, будто мне нужен один только секс, — парень покачал головой, а я смотрела на него, вытаращив глаза в еще большем ужасе и непонимании, чем до этого. — Но Белла, я и не подозревал, что тебе нужны эти мелодраматические признания! Помнишь тот наш разговор возле твоего дома: я пытался предложить тебе свидание. Ты сказала, что тебе это не нужно. И, что бы я ни сделал, это не изменит твоего отношения ко мне. И что ты… ты использовала меня, как мужчины используют женщин, ради секса, и за этим не стоит ничего большего.

Он опустил голову, пряча от меня выражение лица, пока я судорожно припоминала, когда наговорила все эти ужасные и одновременно правдивые глупости. Я пыталась защитить свою гордость — что было, то было. Моя уловка сработала: выходит, он мне тогда поверил. Я должна была бы обрадоваться такому положению вещей — ведь я сумела не уронить достоинства, как и хотела, — но вместо удовлетворения чуть не разрыдалась.

Эдвард вновь взглянул на меня: его лицо было бледным и напряженным, виски и корни волос заблестели от пота. Неискушенный человек — тот, которым была я — мог бы решить, что парень все еще злится, но из глубины подсознания ко мне вдруг пришел невероятный ответ: да он же насмерть перепуган и нервничает, как неопытный мальчишка, впервые открывающий девушке чувства!

— Помолчи и дай мне сказать, а не то я потеряю мысль и опять не доведу дело до конца, — прервал он мою попытку что-то произнести, резко сжав мои запястья, и из другой комнаты тут же отозвался Карлайл, незримо принимающий участие в тяжелом диалоге.

— Эдвард… — тихо предостерег он. Парень тут же сжал челюсти, и я услышала скрип его зубов. Однако он с усилием выдохнул и кивнул самому себе, а я догадалась о каком-то тайном договоре между отцом и сыном — похоже, между ними произошло серьезное обсуждение после моего появления в кабинете. Возможно даже, что сын просил у отца совета, и тот обещал помочь ему с правильным поведением. Только вот я все еще не понимала, зачем.

— Прости меня за то, что я не понял, как для тебя важно знать мое к тебе отношение. — Я впервые видела, чтобы Эдварду Каллену — распущенному весельчаку, который никогда ничего не боялся и не смущался — было настолько трудно что-то говорить. Он буквально заставлял себя, выталкивая слова. — Ты сбила меня с толку своим независимым поведением, убедила, что тебя вполне устраивают мимолетные встречи. Да ты же сама этого хотела! — в сердцах воскликнул он, подняв рассерженные глаза. — Разве я не предлагал тебе много раз что-то большее?! Но стоило мне сделать хоть шаг вперед, хоть заикнуться о чем-то — ты тут же прощалась со мной и хлопала дверью. Что я должен был думать?! Как в такой ситуации действовать?! Любой мой шаг оказывался неверным. Я никогда не знал, то ли ты сдашься на этот раз в моих объятиях, то ли опять сбежишь как трусливый заяц. Да я дышать боялся рядом с тобой, чтобы не оттолкнуть! Что мне оставалось? Только плыть по течению, потому что лишь в таких условиях ты меня не бросала.

Я ошеломленно смотрела на кающегося Эдварда, не в силах вымолвить ни слова. В моей голове случился полнейший кавардак. Длинные пальцы, не отпуская, переместились на плечи и сжали их, а потом Эдвард привлек меня к себе, обняв так крепко, словно думал, что я могу исчезнуть.

— Только не закрывайся от меня, — пробормотал он. — Все стало так чертовски сложно из-за нашей оплошности, и я не хочу опять потерять тебя. Нам было хорошо последний месяц… Я чувствую: если ты уйдешь сейчас, то уже навсегда…

Слезы в моих глазах возникли вопреки воле: он был абсолютно прав. Я чувствовала: это конец. Действительная точка в наших странных непродолжительных отношениях. Моя беременность испортила то, что едва-едва успело обрести равновесие — если оно вообще возникало когда-нибудь. Это как хождение новичка по канату: старайся — ни старайся, надейся или нет, падение и удар неизбежны.

— Я знаю, что ты еще не готова, и что еще слишком рано для серьезных признаний, и вообще — мы молоды и глупы. Нам бы еще пару лет, чтобы остепениться, привыкнуть друг к другу, найти… разные точки соприкосновения, а не только одну, — бормотал он, не выпуская меня из рук — получалось хрипло шептать возле самого моего уха, и эта близость невероятно воздействовала на меня, заставляя слушать, моргая от слез. — Но раз уж так получилось, раз так неожиданно сложились звезды, я чувствую, что должен сделать какой-то решительный шаг, чтобы удержать тебя. Спешка в этом деле опасна, и я, вероятно, напугаю тебя сейчас, но… вдруг ты дашь мне шанс все исправить? Ты можешь родить ребенка, Белла, или сделать аборт — мне все равно, лишь бы ты осталась со мной. Не бросай меня снова. Я должен был сказать это раньше, но говорю хотя бы сейчас, — он напряженно вздохнул, с огромным усилием выдавливая слова, — я люблю тебя…

От шока я перестала дышать, испуганно уставившись в потолок. Такого поворота событий я точно не ожидала.

Парень осторожно отстранил меня, заглядывая в мои потрясенные глаза. Он был бледен и не меньше, чем я, напуган. Приоткрытые губы подрагивали, в ярких зеленых глазах читалась настоящая паника. Но он говорил то, во что верил, — несомненно. По какой-то невероятной причине — и я ощутила это сердцем, душой — он не лгал.

— Что это зн… — выдавила я, но он не дал мне договорить, повторив медленно и твердо:

— Я люблю тебя, Белла. Я был идиотом, считая, что для тебя это так же очевидно, как и для меня…

Эта шокирующая новость ударила меня, как ушат горячей воды, не укладываясь в голове. Мир пошатнулся, и только мужские руки удержали от падения. Самым сложным было — осознать данный факт. Я столько лет прожила в уверенности, что Эдварду я не нужна, потом целый год считала, что он со мной возится лишь ради постели, что он убежденный сексоголик и разгильдяй, и новое признание никак не вязалось со сложившимся образом. Эдвард Каллен любит меня? Как, когда и почему это произошло?!

— И когда ты это понял? — с трудом протолкнула я сквозь сжатое горло пропитанные удивлением слова. Не верь ему, Белла, это не может быть правдой! Поверь ему, Белла, у него нет никаких причин лгать — хотел бы избавиться от тебя, послал на аборт, а не уговаривал с ним остаться на любых условиях…

Эдвард волновался и часто дышал, и я вдруг поняла, насколько трудно ему было это произнести, насколько он, как и я, не готов принять новую, внезапно обрушившуюся реальность. И все же он, слегка дрожащий, снедаемый страхом, находил в себе силы, чтобы не прятаться, как я, в раковину, а излагать.

— В первый же день.

— В первый день чего? — не поняла я.

Он опустил голову, разрывая контакт наших глаз, но не выпустил мои плечи из рук.

— В день твоего приезда, когда ты впервые вошла в класс и села рядом со мной…

Моя нижняя челюсть звонко поздоровалась с полом. Мозг периодически зависал, не в состоянии воспринимать удивительные факты.