— Когда Карлайл рассказал мне, в первую секунду я запаниковал, как и ты, — не стал он лгать. — Я просто не мог об этом думать: от одной только мысли о маленьком орущем существе мои волосы вставали дыбом. Мне придется его нянчить, держать на руках, заботиться об его и твоих потребностях — когда я о своих-то пока заботиться не умею. Это же кошмар, катастрофа! Ты права: какой из меня, нахрен, отец?! — Эдвард вздохнул. — Но потом я сел и обдумал спокойно… представил, что будет со мной через много лет, когда я оглянусь назад и вспомню, что натворил. И понял, что я никогда не прощу себе, что отказался от этого, пусть и немного несвоевременного, шанса сделать тебя своей. А если с тобой что-то произойдет, и ты вообще потеряешь возможность… я буду виновен в том, что загубил твою жизнь. Я этого не хочу. Никогда.

— Скажи мне правду, — умоляла я, боясь позволить сердцу принять новую реальность, которой не могло быть в том мире, к которому я привыкла.

— Спрашивай. О чем угодно, — пообещал Эдвард, с готовностью и твердостью глядя мне в глаза.

— Это Карлайл заставил тебя все это мне сказать?.. — я не могла поверить в то, насколько сильно ошибалась в человеке. Как же моя интуиция, почему она так долго молчала? Почему я была настолько слепа?

— Нет, Белла, — покачал он головой, недовольно нахмурив брови. — Карлайл уже давно утратил такое влияние на меня — мне, как-никак, двадцать один. Я давно знаю, что ты невысокого мнения обо мне, — улыбнулся он кривовато, — но клянусь: все, что я сейчас сказал тебе, исходит от сердца. Я сожалею только об одном: что боялся поговорить с тобой раньше, что не настаивал на своем, уступая твоим решениям. Я был слишком робок — прости за это. Но, у меня есть оправдание, — вздохнул он. — Я никогда прежде не испытывал ничего подобного и вообще не знаю, что такое любовь и как в ней обычно признаются. Если бы Карлайл прямо не указал мне на очевидное, я бы еще долго находился в неведении, что именно чувствую к тебе.

— Как так? — шепнула непонимающе я.

Эдвард виновато пожал плечами: выражение его лица стало мучительным. Он с трудом подбирал каждое дальнейшее сравнение.

— Я не знаю, в чем должна проявляться любовь и как отличить ее от обыкновенного желания секса с данным человеком или от легкой симпатии. С тех самых пор как ты впервые вошла в класс, ты ни на минуту не выходила у меня из головы. Все, что я ни делал — особенно если ты находилась в пределах видимости — было из-за тебя и для тебя. Когда ты была далеко, я все равно постоянно помнил о тебе и уже планировал свои действия следующего дня. Когда ты пропускала занятия, мне было смертельно скучно. Когда ты входила в класс, тот словно становился в два раза светлее. Была ли это любовь? Я не знаю… Не задумывался об этом тогда. А после того, как ты побывала в моем спальном мешке, я вообще потерял покой и сон и не мог думать ни о чем, кроме тебя. Жил от секса до секса, а все другие девушки стали неинтересными. Может, это уже была любовь?

Он смотрел так, словно я могла ему сказать однозначно, но разве же я знала? Я не могла отвечать за то, что творилось в его душе.

— Когда ты рядом, я чувствую себя цельным. Все словно становится на свои места, упорядочивается, даже и не важно, пара мы при этом или нет, — продолжал он, заглядывая снизу вверх. — Когда тебя нет, мир пустеет, и я не могу ни есть нормально, ни спать. Все валится из рук. Живу ожиданием встречи. Не знаю, Белла, любовь это или нет…

Я грустно улыбнулась, понимая, что он описывает те же ощущения, которые преследовали и меня.

— Одна мысль о том, что ты найдешь себе другого парня, убивает меня, — признался он почти удивленно. — Я не могу представить, что однажды в моей жизни не останется тебя, в каком угодно качестве — друга, любовницы, приятельницы, девушки из общей компании. Что я тогда буду делать? Как существовать дальше?! Страх потерять возможность находиться рядом с тобой привел к тому, что я поступил в тот же университет. Я просто не смог себе представить жизни после того, как ты уедешь в другой штат! И выбрал единственный выход, который казался приемлемым: отправился вслед за тобой. Скажи же мне, это любовь?!

— Похоже на то, — шепнула я, сморгнув накопившиеся слезы, и Эдвард вытер их непроизвольным жестом.

— Значит, — смущенно улыбнулся он одним уголком рта, — я люблю тебя.

Зажмурив глаза, я сильнее заплакала. Я словно оказалась в параллельной реальности, в которой все мои стереотипы разрушились вдребезги — а новые еще не появились. Эдвард говорил такие вещи, которых я никогда и не мечтала услышать от него.

И Чарли… передо мной возникло лицо отца, в гневе бросающего обвинения. Рене с ужасом смотрела на меня, прикрывая рот рукой, осуждающе покачивала головой — именно она всегда предостерегала меня от ранней беременности.

Анжела и другие хорошие друзья жалели Беллу Свон, глупо и банально залетевшую в восемнадцать лет. Другие приятели, такие как Джессика и Лорен, откровенно смеялись, злословили и судачили за моей спиной.

И все, абсолютно все они будут считать, включая Эсми — и я никогда не смою это клеймо позора со своего имени — что я хитростью и обманом привязала Каллена к себе, позарившись на его деньги. Мои же родные, напротив, не перестанут утверждать, что я разочаровала их надежды, выбрав самого сомнительного парня из всех возможных — и никто из них никогда не оценит, почему я дала ему шанс.

Иногда мне казалось, что Эдвард умеет читать мысли. Или я вслух повторила все, что крутилось в моей больной перепуганной голове?

— Чего ты так боишься? — ладони на моем лице подавляли волю, заставляя трепетать. Зеленые глаза пронизывали насквозь, как будто видели душу. — Чарли? Что он рассердится? Или разочаровать Рене? Общественного мнения? Осуждения подруг? Ты никогда не умела проявлять на людях чувства…

Он озвучил все, о чем я думала минуту назад — да и весь пролетевший год. Зажмурившись, я сильнее зарыдала — паника была в каждой моей клеточке, когда я пыталась хотя бы представить, как сообщу новость Чарли или друзьям.

Влажные теплые губы коротко коснулись моего рта, вызвав невольный вздох.

— Белла, ты постоянно думаешь о других, — пробормотал Эдвард. — Что скажут родители, что подумают люди… А чего хочешь ты?! Ответь мне, и решим этот вопрос раз и навсегда: если это не я, то обещаю, что оставлю тебя в покое и не буду ни на чем настаивать. Посмотри на меня! — Я открыла глаза, потерявшись в зеленых изумрудах, оказавшихся так близко, что наше дыхание смешивалось. — Ответь: если бы не было Чарли и Рене, если убрать весь мир, который так на тебя давит, чего бы ты хотела?

Мое сердце затрещало по швам, выразившись в громких, отчаянных всхлипах, рванулось из клетки, ломая прутья. Словно утопающий, я схватилась за удерживающие меня руки, от головокружения неспособная дышать. И подарила правду, множество лет хранимую за семью печатями, которую, думала, никогда не смогу и не захочу произнести вслух:

— Тебя… — слезы мешали видеть любимое лицо, но я чувствовала гладкую кожу под пальцами, и она придавала мне сил. Это признание звучало как исповедь, освобождая что-то внутри меня, словно я выкинула из груди тяжеленный, годами увеличивающийся камень. — Тебя, Эдвард!..

Горячие губы обрушились на мой рот, захватывая его в сладкий плен, поглощая мои рыдания. Этот поцелуй был пропитан привкусом горьковатой соли — но он был прекрасен. Лучший за мою, еще пока короткую жизнь!

— Мы что-нибудь придумаем, — шептал он, лаская мое лицо и спутывая волосы, мокрые от слез. — Я сделаю все, что ты хочешь… однажды тебе не придется меня стыдиться… Я изменюсь.

— А если я не хочу? — выдохнула я, дрожа от отчаяния — единожды вырвавшись, признания теперь полились из меня, словно поломался сдерживающий их механизм. Мой голос упал до слабого испуганного шепота: — Что, если я не хочу, чтобы ты менялся? — Я тоже взяла его лицо в ладони, заглядывая в глаза. Моя любовь рвалась наружу, жадными щупальцами опутывая нас двоих, желая привязать Эдварда любыми возможными способами, максимально крепко. — Что, если я люблю тебя таким, какой ты есть…

— Не понял, — распахнув глаза, Эдвард смотрел на меня в неподдельном потрясении.

Я провела пальцами вдоль его мужественных скул, коснулась приоткрытых губ, дрожа, словно в лихорадке. Потом я пожалею о том, что сказала, но именно сейчас не могла молчать. Я слишком долго копила чувства в себе.

— Я не должна тебя любить, — покачивала я головой, лаская красивое лицо, не в силах оторваться. — Ты — соединение всего того, что не может меня привлекать. Ты легкомысленный и не серьезный, и иногда ведешь себя как ребенок, так что хочется придушить тебя… Слишком посредственный, слишком распущенный и самовлюбленный… Но, вопреки рассудку — и я не знаю, как это объяснить — я люблю тебя именно за то же самое, за что и ненавижу. Я не хочу, чтобы ты менялся, Эдвард, — захныкала я, не понимая, как во мне уживается это ужасное противоречие. — Я хочу любить тебя таким, какой ты сейчас. Хочу позволить себе любить тебя, но не могу… я не могу… мне страшно.

— Ох, Белла, — пробормотал он, удивленно покачивая головой. А потом прижал к себе, давая проплакаться на своем плече — кажется, я залила слезами все вокруг и скоро начнется потоп. — Думаю, я всегда это знал… Видел, что ты меня любишь. Ты немножко запутала меня поначалу, всегда такая гордая и независимая, и я поверил, что ты меня презираешь. Притяжение между нами было неимоверно сильным: когда ты садилась за мою парту, от твоего запаха у меня кружилась голова; когда ты смотрела на меня искоса, я был почти уверен, что ты меня насквозь видишь, и именно потому отвергаешь — мои фантазии о тебе вряд ли можно было назвать невинными. Я понимал, что такая умная девушка, как ты, никогда не ответит взаимностью парню, умеющему только болтать языком или распускать руки. Я был потрясен, когда ты пришла в мою палатку и позволила делать с собой все, что я хотел… Впервые у меня появилась надежда. Но утром ты разбила её в пух и прах. Только когда ты крикнула, что ненавидишь — в Стэнфорде, в душе, помнишь? — мне полегчало. С того момента я твердо шел к цели, мечтая о времени, когда ты признаешь, что любишь меня.