На вахте в узкой стеклянной будке сидит старичок. Распахнув дверцу, он спешит пожать мне руку.

— Вот и почётные гости пожаловали! — шепелявит. — Вам здесь понравится, с верхнего этажа самый лучший вид. Сосны, свежий воздух, тихое место — самое то для молодой и красивой женщины. И подруг здесь наверняка найдёте, — тарахтит, провожая меня вверх по лестнице. То услужливо забегает вперёд, то пропускает меня.

Эта квартира предназначена для меня?!

— У нас здесь тихо, и никаких проблем не бывает, — продолжает нахваливать вахтёр. — Строгая конфиденциальность для вашего… гостя, мы прекрасно понимаем, как это важно! Самые лучшие условия и полная приватность, всё для вашего удобства и удовольствия!

Геннадий суёт мне в ладонь несколько купюр, и я без возражений, почти безвольно передаю их старику. Тот расстилается ковром под ногами, водит меня по квартире и нахваливает удобства, пока я не прерываю его почти грубым: «Спасибо, достаточно».

И тогда он уходит, оставив на тумбочке ключи.

Охранники тоже исчезают, и я остаюсь одна.

В доме для шлюх.

Ладно, поправлюсь, не шлюх. Мы с вами цивилизованные люди, привыкшие к тому, как устроен мир. Не станем судить и не будем судимы. Не шлюх, а любовниц. Содержанок. Это дом любовниц и содержанок. Расположенный в укромном месте, с частной подъездной дорогой, чтобы мой так называемый «гость» мог незаметно меня навещать. Здесь всё красивое — квартиры, машины. Огромная дубовая кровать выбрана под стать мэру. Дмитрий крупный мужчина, он на топчане не уместится.

Я начинаю догадываться, зачем Дмитрий привёз меня в это место и что собирается предложить.

Меня поселят здесь на выгодных условиях. Я подружусь с другими содержанками, стану меряться с ними подаренными Дмитрием цацками. Он будет меня навещать, тайно, по скрытой подъездной дороге в автомобиле с тонированными стёклами.

Прямо как сейчас, когда в прихожей раздаются шаги, и я безошибочно узнаю тяжёлую поступь Дмитрия.

Наверное, он привлекательный мужчина. Наверное, ему по статусу и по уровню рабочего стресса положена любовница. Или две.

Но не я, никак не я. Тем не менее он преследует меня с тех пор, как я отказалась от его подачки. Оскорбляет мою жизнь, твердит, что я пала на дно. Он ждёт, что я сдамся, приму его деньги и позволю диктовать правила моей жизни. Всё это время я гадала, винит ли он меня в случившемся, собирается ли мстить, но при этом от меня не укрылся ещё один, подводный мотив каждого его появления, каждого взгляда. Влажный налёт похоти, как вязкие нити слюны между пальцами.

От этого я бежала ещё быстрее.

Наконец-то Дмитрий дождался подходящего момента и сразу же забрал меня к себе. Хотя какое «к себе»?! В дом, где прячут любовниц.

Теперь его намерения очевидны. Подводный, скрытый мотив всплыл на поверхность.


Дмитрий заходит в спальню и, обойдя кровать, встаёт рядом со мной у окна.

— Как тебе здесь? — спрашивает, избегая моего взгляда.

Я колеблюсь на границе абсолютной, всепоглощающей ярости. От неё мутнеет зрение и гудит в голове.

Дмитрий и в обычном состоянии напряжён и суров, а сейчас напрочь закован в отчуждение. Словно его заставили сюда приехать, и ему хуже, чем мне.

— Очень даже очаровательное место, — отвечаю едко, — сосенки, природа… Ой, смотри! — восклицаю издевательским тоном. Из подъезда выходит пузатый коротышка в надвинутой на глаза кепке и высоченная девица. — Ты тоже будешь меня выгуливать? Повезёшь в магазины, чтобы откупиться драгоценностями и развратными нарядами?

Дмитрий резко отвернулся от окна и вышел в коридор.

— Поговорим в другой комнате! Там есть, где сесть.

— А кровать тебе чем не подходит? Ты арендовал гнездо разврата, а теперь стесняешься кровати?


Я прошла за Дмитрием в соседнюю комнату. Он сел за письменный стол, а я устроилась в кресле.

— Это место соответствует моим запросам — уединённое и всего в паре часов езды от… — Дмитрий витиевато взмахнул рукой.

— От дома, где живут твои невеста и сын, — закончила за него, но он даже не повёл бровью.

— Если эта квартира тебя не устраивает, ты не будешь здесь жить, — пообещал щедро. — Найдём другую.

— Ты прав, я не буду здесь жить, — ответила сдержанно, хотя сердце с силой ударилось о рёбра. — И в любом другом принадлежащем тебе доме тоже жить не буду.

Дмитрий резко поднялся и отошёл к окну, скрестив руки за спиной. У него сильная, идеально прямая фигура военного, ему не хватает подвижной грации Таля. Дмитрий слишком напряжён, готов к атаке. Он слишком несгибаем.

— Ты обещала поговорить, как взрослые люди, — напомнил, стоя ко мне спиной. — Это подразумевает, что ты хотя бы выслушаешь моё предложение.

— Выслушаю. Я для этого сюда и приехала.

Я не приехала, меня привезли. Нашли на крыльце, полуголую и отчаявшуюся, одели, накормили и привезли в обитель содержанок. Но если Дмитрий думает, что я сдамся, он ошибается. Я скорее отгрызу себе руку, чем продамся ему.

— Говори! — мой голос прозвучал требовательно, с ноткой приказа.

Дмитрий ответил не сразу, и мелькнула слабая надежда, что он передумает. После месяцев скитаний при близком рассмотрении я не кажусь ему таким уж лакомым кусочком.

Но нет, он не из тех, кто колеблется, сказываются военная выдержка и решимость.

Дмитрий вернулся к столу, сел и уверенно встретил мой взгляд, однако сказал не то, чего я ожидала.

— Не хочешь спросить про моего сына?

Ари уже 9 лет. Я помню дату его рождения, любимое мороженое, родимое пятно у основания большого пальца и то, как он картавит и как забавно морщит нос, когда смеётся.

Но я не могу спросить о любимом ученике.

— У меня нет на это права. Я привела к детям чудовище, позволила стоять рядом, разговаривать с ними, коснуться Ари… Аристарха, — голос дрогнул. — У меня нет права спрашивать о моих… о детях.

Если не считать заминок на имени Ари и на слове «моих», ответ прозвучал на удивление спокойно. Я уже свыклась с чувством вины, несмываемым и вечным. Никто из моих первоклашек не пострадал, но… Я живу с этим «но» каждый день.


Дмитрий взъерошил короткие волосы, тряхнул головой.

— Ты не серьёзно… — возмутился, но я перебила.

— Переходи к делу! — потребовала, сглатывая страх. Говорить о прошлом буду только после того, как узнаю о намерениях Волинского.

— То, что случилось в прошлом году…

— Что тебе от меня надо? — перебила грубо.


Вздохнув, Дмитрий распластал ладонь на столе и посмотрел на свои ногти. Аккуратные и чистые. Его внешности не хватает ошибки, неровности. Даже взъерошенным он выглядит слишком безупречно. Таль состоит из множества ошибок, а Дмитрий — идеальный прямоугольник. Моё больное «я» тянется к его идеальности, но это неправильно. Чтобы вырваться наружу, на свободу, мне нужны неровности и острые углы.

У Дмитрия волевое лицо и подавляющий взгляд, но он слишком правильный.

Ему не хватает греха.


Дмитрий Волинский откашливается и говорит:

— Я испытываю определённую нужду, для меня не характерную и связанную с тобой. Я человек устоявшихся взглядов и принципов и категорически не приемлю супружескую неверность. Наша с Кристиной свадьба состоится через два месяца, мои планы давно продуманы и изменению не подлежат. Поэтому данное осложнение является для меня весьма проблематичным. Я надеялся, что по прошествии времени нужда исчерпает себя, и проблема отпадёт без вынужденных мер…

Он словно выступает перед высоким собранием. Хорошо поставленный баритон слишком громок для пристанища порока, здесь в почёте хриплый шёпот.

— …Акт физической любви является примитивной телесной функцией. Это сугубо биологическое явление, подлежащее контролю воли. Но так уж получилось, что, несмотря на приложенные усилия, данная нужда себя не исчерпала. Я обговорил ситуацию с Кристиной, и мы пришли к договорённости. Я предлагаю тебе временную связь.


То, что я в плачевном состоянии, очевидно всем. Но рассмеялась я искренне.

— Что!? А можно ещё раз и в письменном виде? На досуге попытаюсь расшифровать.

Дмитрий не ответил. Он знает, что я поняла сказанное. В больнице я отказалась от его подачки и сбежала. Он ждал, когда мне надоест жизнь в бегах. Ждал моей просьбы о помощи, и тогда… он собирался воспользоваться ситуацией. Да, именно так, воспользоваться. Он не настаивал и не спешил, потому что до последнего надеялся, что его так называемая нужда пройдёт, и он вернётся в свою безгрешную жизнь. Нужда не прошла, но подвернулся удобный момент для действий.

Тот самый случай, когда не знаешь, что сказать…


Дмитрий смотрит на меня в ожидании ответа. Он пытается казаться невозмутимым, но впервые у него не получается. Нужда ломает хребет его воли, стелется во взгляде липкой плёнкой, и я читаю правду в его глазах.

Он хочет меня вопреки логике, устоям, морали, разумным доводам и немалой силе воли. Или наоборот, хочет меня именно потому, что я — последняя из женщин, к которой стоит приближаться достопочтенному мэру, любимцу города, который меня проклял.

Абсолютная невозможность. Падение. Неприемлемый риск.

Несколько минут назад я думала, что Дмитрий слишком правильный, слишком прямоугольный. Ему не хватало шероховатостей, острых углов. Греха.

Так вот… я — грех Дмитрия Волинского.


— Поэтому ты следил за мной всё это время?

— Не совсем. Сначала были и другие вопросы…

Я знаю, какие. Жуткие. Причастна ли я, знала ли я.

— … и я надеялся, что мой интерес к тебе пройдёт. Однако последующие встречи показали, что это маловероятно. Нужду можно купировать только действием, вследствие чего я иду на такой экстремальный шаг и предлагаю тебе стать моей любовницей.