— И твоя невеста не возражает?

— Кристина разумная женщина, мы исходно обговорили условия наших отношений. Моя жена умерла, когда Аристарх был маленьким, он её почти не помнит. Должность мэра требует определённого статуса, поэтому я планирую снова жениться. Кристина идеально мне подходит. Наш союз построен на взаимовыгодной поддержке, а также физической и социальной совместимости. Я не планировал заводить интриги на стороне, но раз уж так получилось, мы с Кристиной пришли к компромиссу. Если удастся скрыть нашу с тобой связь от прессы, то обойдёмся малой кровью.


Слова Дмитрия звучат обыденно, даже скучновато, пока не вспомнишь, что говорит он обо мне. МНЕ. Я обойдусь ему малой кровью.

Слова-то какие выбрал. Малая кровь. Нужда.

Не человек он, никак не человек. И Кристину понять невозможно, хотя кто знает, что она думает на самом деле.

— Очаровательно! — мой единственный ответ.

Дмитрий проводит ладонью по столу, открывает и закрывает ящик, словно ищет бумагу, на которой прямо сейчас набросает контракт. Взаимовыгодный, как и его отношения с невестой.

Он смотрит на меня сурово и строго, но его хриплые слова вступают в противоречие с холодом взгляда.

— Я очень надеюсь, что ты согласишься.

Он с силой сжимает край стола, до побелевших костяшек, словно предчувствует свою слабость. Словно мои дальнейшие слова и действия, даже малейшая дрожь моих губ может стать его падением.

Кричать и скандалить кажется неуместным, поэтому я просто качаю головой. Даю отрицательный ответ.

Дмитрий не удивлён. Он был готов к отказу.

— Позволь суммировать твоё нынешнее положение, — его тон снова становится деловым, но мимика и жесты выдают внутреннее волнение. — За последние десять месяцев ты сменила четыре места жительства, все отвратительного качества. Ты отказалась от предложенных мною денег и не продала квартиру…

Да, отказалась, потому что уже тогда видела похоть в его взгляде. А квартира? Её подожгли. Имя Сергея осталось на потемневших после пожара стенах.


— …Ты работаешь нелегально и до сих пор изображаешь из себя жертву, — продолжает Дмитрий, пристально следя за выражением моего лица. — Избегаешь людей, прячешься, вымещаешь злобу на мне. Возможно, ты планируешь месть. Ты ведёшь себя так из чувства протеста, из-за обиды и упрямства. Несправедливость случается повсеместно, ты не единственная в мире женщина, которой не повезло. Твои страдания бессмысленны и не приведут ни к чему хорошему. Что ты пытаешься доказать? Кому? Ты глупо и целенаправленно разрушаешь себя.

Дмитрий нагнетал, сознательно провоцировал меня и добился своего.

Меня подбросило на ноги, кинуло к нему. Перегнувшись через стол, я кричала Дмитрию в лицо. Он ничего не понимает, он робот, политический паяц с зудящим членом. Я прошла через кошмар, а потом меня разрушили, только что не убили в его городе. Его люди, и он в том числе. А теперь я стараюсь выжить и не сойти с ума от мыслей о прошлом. От следов мужа на моём теле. Я делаю это, как могу.

Дмитрий не способен меня понять. Он каменный, он ничего не чувствует. В нём нет глубины, и даже его поверхность не знает эмоций. Вместо души у него логика, прагматизм и голые факты.

Мы как огонь и камень.


Дмитрий не отшатнулся, не испугался вспышки моего гнева. Наоборот, придвинулся ближе, глотая каждое моё слово, как давно желанную правду.

Он не способен меня понять, так зачем стараться?

Я выдохлась, голос стих, слова заплетались друг о друга, и тогда что-то неукротимое появилось в глазах Дмитрия.

— Продолжай! — приказал глухо.

Я молчала, и тогда он протянул руку и взял меня за горло. Сдавил кончиками пальцев, замедляя пульс. Распластал ладонь, затрудняя дыхание.

Я вцепилась в его руку, пытаясь отодрать от себя сильные пальцы.

Боль и ужас вскипели во мне, жуткое месиво. Чтобы с ними справиться, нужен равный по силе коктейль, и я нашла его в глазах Дмитрия Волинского.

Голод и похоть.

Он горел в моей ярости, а я леденела от его голода.

Обмякла в его руке, облокотилась на стол и опустила голову, не в силах бороться взглядами.

Дмитрий наклонился ближе, почти коснулся губами моих волос.

— Нет, Виктория, поднимись! Ты ещё не всё сказала. Выплюни мне в лицо всё, что накопилось!


Ему мало. Он хочет всю правду до конца.

Он хочет видеть эмоции, на которые не способен сам. Я не дам ему то, чего он требует. Я ему не подчинюсь.

— У тебя отвратительный одеколон, — небрежно бросила, возвращаясь в кресло.

— Считай, что я его уже выбросил. Мне принять душ?

— Только если собираешься с кем-то трахаться.

Дмитрий изогнул бровь, и я качнула головой.

— Ни малейшего шанса!

— Ты не выслушала моё предложение до конца.

— Ты отвлёк меня оскорблениями. Будь добр, продолжай! — усмехнувшись, закинула ногу на ногу. В сумасшедшем мире Волинского не место моим искренним эмоциям.

— Если тебе не нравится эта квартира, у тебя будет любая другая на выбор. Я покрою все твои расходы. Я собирался этим ограничиться, но после вчерашнего дня и нашего разговора стало очевидно, что ты в худшем состоянии, чем я предполагал. Поэтому я тебе помогу, остановлю твоё саморазрушение. Отдых за мой счёт даст тебе возможность восстановиться и прийти в себя. Укрепишь здоровье, будешь нормально питаться, спать по ночам. Если захочешь, могу нанять частного психолога. Я предоставлю тебе новые документы, резюме и рекомендательные письма. Волноваться о деньгах тебе не придётся, но если пожелаешь, то помогу найти подходящую работу…

— Какую работу? — что-то встрепенулось во мне. Давно умершее, но подглядывающее за жизнью живых.

— Любую кроме.

Странный, но понятный ответ. Я не буду работать с детьми. Не сейчас и не здесь, а может, и никогда. Я ни в чём не виновата, но скрывать такое прошлое, такую жуткую трагедию нельзя. А родители не захотят такую ассоциацию рядом с ребёнком. Да и не могу я работать с детьми, воспоминания слишком свежи. Даже смотреть на детей больно. Когда хозяйка квартиры предложила работу няней, мне стало плохо.

Я не смогу умолчать о правде, и Дмитрий тоже. Он человек строгих принципов, поколебать которые смогла только я. Его постыдный грех.


— После расторжения нашей связи я куплю тебе квартиру и выплачу…

Он почти сказал «неустойку».

Дмитрий Волинский не человек. Даже роботы, и те способны выражаться человечнее.

— … выплачу содержание. А до этого я арендую выбранную тобой квартиру и буду тебя навещать… по возможности часто.

Черты его лица потеряли чёткость, губы побледнели. Дёрнув за воротничок рубашки, Дмитрий выдавил глухой кашель. Его душит похоть. Он представляет картины нашей связи, красочные, всё в его вкусе.

Не думаю, что он мечтает о сухом неживом теле женщины по имени Гера.

В школе он забраковал конкурс необычных пожеланий на лето, сказав, что желать надо правильные вещи. А потом судьба накрыла его нуждой, и он желает самую неподходящую из женщин.


— У меня нет необычных предпочтений в сексе, я не груб, в хорошей физической форме. Мне тридцать восемь лет, хронических заболеваний не имеется.

Ещё минута, и он предъявит свой член, чтобы проверить, отвечает ли тот моим требованиям.

— Вопросы есть? — спросил тоном учителя.

— Всего один. Что, если я откажусь? — отозвалась с готовностью.

Дмитрий снова провёл ладонью по столу, стирая невидимую пыль.

— Ты откажешься? — поморщился от сухости во рту.

— Несомненно.

Эмоции смыло с его лица, осталась только холодность.

— Не стоит принимать важные решения в состоянии аффекта. Мы останемся здесь на ночь. У тебя будет возможность обдумать предложение и к утру дать разумный ответ. — Подкинув в руке телефон, он нажал на кнопку. — Геннадий, мои вещи! — приказал.


— Я не останусь в этом доме для шлюх.

— Я останусь здесь вместе с тобой. Получается, я тоже шлюха?

— Ты хуже… — вздох порывом ветра закрутил язык. Я обещала себе сдерживаться, не грубить. Я, чёрт возьми, учительница начальных классов! Однажды была. — Я лучше лягу спать на улице, чем в этом месте.

— Ты слишком порывиста, Виктория, и неосторожна с обещаниями. Если хочешь, чтобы твоим угрозам верили, сдерживайся. Тебе незачем меня бояться. Я не собираюсь принуждать тебя, всего лишь прошу подумать о моём предложении до утра. Мне не нужна невольница, и я не приемлю истерик. Отнесись к моему предложению, как взрослый человек. За эти месяцы у тебя была уйма возможностей привести себя в должный порядок, но ты выбрала тоску и саморазрушение. Пусть у тебя есть на то уважительные причины, но процесс затянулся, и пора его остановить. Я помогу.

— А быть любовницей, которую прячут в лесу, не саморазрушение?

Стало зябко, и я передёрнула плечами. Как и всегда, и везде, двойная мораль.

Осмотрелась на случай, если здесь есть телефон. Мой мне так и не отдали.

У этого отвратительного места должен быть адрес. Вызову такси и уеду.

Дмитрий разблокировал планшет и зашёл в почту. Судя по его действиям, господин мэр со мной закончил и в споры вступать не собирался.

— Когда мне вернут телефон?

— Завтра привезут новый. Сосунку не звонить! — это был самый тихий и ленивый приказ из всех мною слышанных. Дмитрий Волинский не допускал возможности, что я могу не подчиниться. Нашёл квартиру, заказал для любовницы новый телефон. Всё по алгоритму его жизни.

Он назвал Таля похотливым сосунком, а сам… Нет, Дмитрий не сосунок, с ним всё намного сложнее и опаснее. Он сильный мужчина, привыкший выигрывать во всём, который, тем не менее, проигрывает чёрной похоти.