Дмитрий опускается на одно колено и поводит плечом, предлагая опору. Я не прикасаюсь к нему, но и не отталкиваю. Согнув мою ногу в колене, Дмитрий натягивает носок. Я балансирую на одной ноге, пошатываюсь, и Дмитрий прислоняется плечом к моему бедру, помогая сохранить равновесие.

ОН помогает МНЕ. Я не прошу о поддержке, это инициатива Дмитрия. Мы оба понимаем, что я скорее упаду, чем обращусь к нему за помощью.

Дмитрий замирает. Его плечо прижимается ко мне всё плотнее с каждым вдохом.

Он сжимает второй носок в кулаке, медленно отстраняется.

Мне нравится смотреть на него сверху вниз, внутри всё вибрирует от удовлетворения, но при этом я ни на секунду не обманываюсь: Дмитрий действует по холодному расчёту. Это манипуляция, призванная расслабить и смутить меня. Поймать в сети его предложения.

Дмитрий поднимает на меня взгляд, ловит тень усмешки.

Буря в его глазах сменяется холодом. Он возвращается к столу и снова погружается в работу.

— Поговорим, когда ты оденешься, — говорит отстранённо. — День будет жарким, но ещё рано, поэтому прохладно.

Выбрав практичную одежду для путешествия, я оделась в ванной.

— Я отправлю Геннадия за завтраком, — сказал Дмитрий, не поворачиваясь ко мне.

— А где охранник, который спал в фойе?

— Уволен. Что ты будешь есть?

— Я не голодна.

— Что ты ешь на завтрак?

— Сейчас начало седьмого, всё закрыто.

— Виктория! Я задал простой вопрос. Будь любезна, ответь! Пока ты со мной, я несу за тебя ответственность.

— Я не ребёнок, и я не с тобой.

— Как скажешь. А теперь ответь!

— Что есть дома, то и ем.

— Это сейчас, а в прошлом?

Спорить не хотелось, тема казалась слишком мелкой, не стоящей внимания. Пусть Дмитрий кормит меня, пусть тешится иллюзией, что ему удалось затянуть меня в сети своего контроля.

— Фрукты, омлет из белков, тосты.

Кивнув, он достал телефон.

— Мне как обычно, а Виктории Михайловне фруктовый салат и омлет из белков. — Выслушав ответ Геннадия, поджал губы. — Только из белков, а свои мысли оставь при себе.


— Сядь, Виктория!

Вот и наступило время переговоров.

И как, скажите на милость, договориться с мужчиной, которому нужно от меня то, что я не могу и не хочу дать?

Я складываю вещи в чемодан и демонстративно его застёгиваю. Пусть Дмитрий знает, что я уезжаю. Ни обещания, ни деньги, ни железная воля Волинского не убедят меня стать его любовницей. Принудить — да, он сможет, а вот убедить — нет.

Он следит за моими действиями, за каждой сложенной вещью, за движком молнии чемодана. Дмитрий прекрасно понимает мой посыл.

Закончив, я сажусь на стул.

— Тебя мучают кошмары? — спрашивает он, приподняв брови.

— Только один, — отвечаю, пристально глядя на него. Не сдержалась, что с меня возьмёшь.

— Ты разговариваешь во сне. Вскрикиваешь, ругаешься. Я к тебе не заходил, услышал через смежную дверь.

Не уверена, что Дмитрий говорит правду. С него станется зайти ко мне посреди ночи, просто чтобы доказать свою власть надо мной.

— Что тебе снилось? — Дмитрий щурится, и его взгляд кажется вдвое более пронизывающим.

— Мне снилось, что ты проник в мой гостиничный номер без разрешения. Сон оказался вещим, — вру без улыбки.

— Не бойся меня, Виктория. Я позабочусь о тебе. У тебя будет всё, что захочешь.

— Спасибо, но нет, не надо.

Дмитрий кивнул, будто и не сомневался, что я откажусь. Расстроенным он не выглядел, скорее, наоборот, на его лице заметно облегчение.

— Ты сказала сосунку, что муж о тебе заботился, пылинки сдувал. Это правда?

— Прошу тебя, Дмитрий, просто отпусти меня. Мне и без тебя плохо, а уж с твоим появлением… вообще… — говорю сдержанно, хотя в голосе прорываются истерические нотки.

— Почему тебе плохо?

Почему?! Человеку, который способен задать такой вопрос, нет смысла ничего объяснять.

— Простудилась! — цежу почти без злобы.

Дмитрий отбросил мой сарказм нетерпеливым жестом.

— Объясни толком, что именно не даёт тебе покоя. Ты вспоминаешь мужа?

— Да, я вспоминаю мужа. Хватит, Дмитрий! Прошу, отпусти меня!

— Ты вспоминаешь то хорошее, что между вами было? — продолжает допрос, словно моя просьба ушла в пустоту. — Ответь, Виктория!

— Вспоминаю, но только под плохим углом.

— Ругаешь себя, что не заподозрила правду?

— Каждый день.

— Каждый?!!

— Отстань, Дмитрий!

— Виктория, прошёл почти год.

— И не говори! Прошёл почти год, но ты никак от меня не отстанешь. Ты ждал моей слабости, да? Ждал, чтобы сделать это отвратительное предложение и заставить меня согласиться?

— Заставить?! Если бы я хотел тебя заставить, я бы сделал это сразу, — говорит с укором.

С укором, понимаешь ли! Запер меня в гостинице, а теперь обижается. И ведь вижу его борьбу с собой, прямо под кожей, в мышцах, в крови. Он знает, что принудить меня проще простого. Кто я против него? Запереть меня в лесу и принудить — вот и все дела. И тогда не нужны эти долгие разговоры-уговоры и притворства.

Но Дмитрий борется, и со мной, и с собой самим. Потому что не хочет связи с женщиной, которая взорвёт его жизнь. Не хочет, но проигрывает самому себе, уже давно проиграл.

А вот я не сдаюсь. На жалость Дмитрия не пробьёшь, потому что его собственные нужды стоят на первом, втором и третьем местах. Однако он жаден до моих эмоций, наверное, потому что сам на них не способен.

— Ты моя единственная связь с прошлым, напоминание о нём. Я пытаюсь выбраться к свету, но мысль о твоём возвращении, о том, что ты следишь за мной, висит над моей головой, как Дамоклов меч(3). — Я нагнетаю, стараюсь, но — увы! — я ошиблась, переоценила степень своей власти над Дмитрием. Он остаётся холоден, только хмыкает, недовольный моим сравнением.

Остаётся ждать вердикта.


— Назови свою любимую книгу! — говорит Дмитрий через пару минут.

— Это ещё зачем?

— Ты сказала сосунку, что муж часами слушал, как ты рассказывала про любимые книги.

— Сколько раз ты прослушал запись нашего разговора?


Дмитрий поднимается и отходит к окну. Раздвигает занавеси как можно шире, с силой, почти срывая их с карниза. Открывает скрипящую створку окна и шумно втягивает воздух, словно ему трудно дышать.

Прохладный утренний воздух пахнет свежестью.

— Я не догадывался, насколько тебе плохо.

— Я справлюсь! — восклицаю в знак протеста. — Дмитрий, не лезь в мои дела!

— Ты упрямая, у тебя сильный характер. Я заметил это ещё в школе, — усмехается через плечо. — Я знал, что после ареста мужа тебе пришлось тяжело, но я вернулся слишком поздно и не успел вмешаться. В больнице ты отказалась от моей… помощи.

— Ты пытался откупиться от меня! Или наоборот, купить. Ты ведь рассчитывал получить за свои деньги… то же, что и сейчас?

Дмитрий вздрогнул всем телом. В брошенном через плечо взгляде светился огонь, но голос не выдал его напряжения.

— Ты ушла из больницы раньше времени, не дожидаясь охраны, и поэтому попала…

Пауза в три сердцебиения, дольше я не выдержала.

— Давай же, Дмитрий! Куда я попала? Скажи это! В твоё любимое чёртово озеро?!

Мне мерещится запах грозы. Энергия Дмитрия зарядила воздух между нами, затрудняя дыхание.

Но он сдержался.

— Ты не дождалась помощи полиции, и сама уехала из города, — сказал ровным тоном. — Виновные в нападениях на тебя наказаны, но даже это тебя не смягчает. Ты отрезала себя от города, но сделала это наполовину. Ты остаёшься неподалёку, в нескольких часах езды, словно хочешь вернуться. Я думал, ты планируешь месть, а оказывается, ты наказываешь себя. Связалась с избалованным сосунком, не способным ни на что, кроме грубой интрижки. При первом намёке на твои проблемы у него развязался пупок. То, как ты живёшь, это отвратительно. Это необъяснимо, я не могу этого понять! Зачем ты себя разрушаешь? Я думал, ты живёшь так из принципа, что саморазрушение — твой сознательный выбор, но тебе намного хуже, чем я предполагал. Ты взвалила вину на себя.

— Неужели кто-то сознательно выбирает саморазрушение? — усмехаюсь через силу.

— Я позабочусь о тебе! — Дмитрий снова стоит ко мне спиной. Ему легче говорить, не глядя на меня. — У тебя будет психолог, спокойная жизнь, полная анонимность, даже охрана, если хочешь. Я ни в чём тебя не ограничу, — говорит, глядя на улицу.

Хочется верить, что он делает это предложение кому-то другому. Не мне, а незнакомке за окном, той, которая желает зайти в золотую клетку порока.

— Спасибо, но мне это не подходит. Удивительно, что ты не понимаешь главного: если я соглашусь на твоё предложение, это станет окончательным саморазрушением.

— Это не так! — Дмитрий обернулся, ослепляя меня гневом. — Это деловое соглашение между двумя взрослыми людьми! Принять такое предложение — это рациональный поступок, прямой шаг к улучшению обстоятельств… к восстановлению… — Дмитрий повёл плечами, словно озяб, стоя у открытого окна. Или забыл аргументы, тщательно продуманные ранее.

Я качнула головой. Отрицательно.

— Уверена в своём решении? — спросил тихо.

— Да.

— Это твой последний шанс согласиться, срок предложения истекает, и я больше ничего не предложу.

— Очень на это надеюсь, — отвечаю сдержанно.

— Даже так! — хмыкает. — Что ж… могу ли я поинтересоваться причиной твоего отказа? Это связано с тем, что через пару месяцев я женюсь? Вполне вероятно, что к тому времени наши отноше… наша связь уже закончится.

— Нет, это не связано с тем, что ты женишься.

— Нет? — удивлённо поднимает брови. — Тебя не смущает то, что я принадлежу другой женщине?