— Я не заставляю тебя стать моей любовницей, не бойся. Эта тема закрыта. Но я сделаю то, что должен был ещё давно.

Раздался шум воды.

— Что? — зашла следом за ним.

Дмитрий проверил температуру воды в ванне и заткнул пробку.

— Смою его с тебя!

В его голосе гроза. Рокот грома и энергия сотни молний.

«Его». Он смоет с меня моего мужа? Дмитрий Волынский сошёл с ума.

Он обернулся, ослепляя бешеной силой взгляда.

— Раздевайся!

— Я не собираюсь…

— Раздевайся! — приказал, шагая ко мне. Я попятилась. А ведь ещё прошлой ночью мечтала, чтобы Дмитрий вернулся и снова дал мне сил. Мне лучше, я со всем справлюсь, уже даже нашла адрес психолога… только бы пережить сегодняшний день. Всего один день.

Но то, что предлагает Дмитрий… это слишком.

Сама во всём виновата. Перед его отъездом я пожаловалась, что муж везде, на мне, во мне, и вот — Дмитрий придумал выход.

— Виктория! Ни о чём не думай, доверься мне!

Я наткнулась спиной на стену, и Дмитрий остановил меня, перегородив путь мокрым предплечьем.

Если бы он стал меня раздевать, или целовать, или снова позволил похоти окрасить взгляд сизым дымом, я бы выгнала его из дома. Клянусь, выгнала бы и со всем справилась сама. Но Дмитрий смотрел только в глаза и поставил меня в тупик простым вопросом.

— Разве тебе может стать хуже, чем сейчас?

Что ж, резонно. Хуже мне не станет.

Кончиками пальцев я задрала низ рубашки. Взгляд Дмитрия метнулся к голому животу, но он тут же отвернулся. Добавил в воду пены, снова проверил температуру.

Я послушно сняла джинсы и носки, осталась в одном белье.

Дмитрий обернулся, его взгляд затянулся тенью. Вроде смотрит на меня, но старается не видеть.

— Разденься совсем!

— Нет!

Моргнув, он снова отвернулся. Резким движением сорвал галстук и отбросил его в сторону.

— Ложись в воду! — приказал, не глядя на меня.

Я заколола волосы и послушно легла в ванную, бельё так и не сняла.

— Где твоя мочалка?

Я показала на квадратик махровой ткани. Дмитрий намочил её, повертел в руках и недовольно хмыкнул.

— Другая есть? Нужна пожёстче.

— Другой нет.

Проведя тканью по своей руке, он покачал головой и вышел на кухню. Раздался шум выдвигаемых ящиков, звон вилок и ножей, и Дмитрий вернулся с мотком обычной серой верёвки. Наверное, заметил её, когда мы строили крепость.

Я резко села, выплёскивая воду через край.

— Что ты собираешься делать?

— Ничего из того, о чём ты подумала! — чуть усмехнулся. — Ляг! — Он намочил моток верёвки, провёл по своей руке и кивнул. — Если будет слишком жёстко, скажи. — Провёл им по моему плечу с лёгким нажимом. — Как тебе?

— Ощутимо.

— Ты должна это чувствовать. Когда я закончу, на тебе не останется следов мужа. Он исчезнет навсегда. Останешься только ты. Нежная, новая кожа. Новая жизнь. Поняла?

Я следила за движениями Дмитрия. Он намыливал верёвку и оттирал мою кожу с такой тщательностью, словно смывал смертельный яд. Заставил растопырить пальцы, вымыл впадинки между ними. После трения кожа порозовела, горела, немного саднила.

Закончив с руками, Дмитрий поднялся к шее. Здесь его движения были мягкими, почти без нажима, но с той же тщательностью. Он не пропустил ни миллиметра кожи, кончиками пальцев коснулся мочки уха, провёл внутри. Я следила за лицом Дмитрия, но видела только сосредоточенность и решимость, ни капли похоти.

Щурясь, он гипнотизировал мои губы. Верёвку отложил в сторону, но лицо мыл с той же тщательностью, что и остальные части тела. Меня клонило в сон от мягких поглаживаний, но всякий раз, когда я прикрывала глаза, требовательное «Смотри на меня!» стряхивало сон. Дмитрий давил сильнее, обрисовывая контуры моего лица снова и снова. Раскрыл мои губы и поймал пальцами кончик языка. Я не смогла сдержаться, лизнула шершавые подушечки пальцев, и Дмитрий тут же отодвинулся. Лицо застыло сосредоточенной маской, и он снова взял комок верёвки.

Заставив меня запрокинуть голову, он положил ладонь на горло.

— Я стёр все слова, всё сказанное. — Водил по горлу пальцами, потом мотком верёвки, приговаривая фразы, звучащие как приказ. Приказ ему верить.

Я верила. Затаилась, еле дышала и верила ритуалу, как крещению.

Так верят клятвам. Например, брачным.


После этого Дмитрий подбавил горячей воды и провёл ладонью по груди. Щелчком пальцев скинул лямки лифчика. Намокшее кружево мало что скрывало, поэтому я не воспротивилась. Дмитрий почти не надавливал и следил за моим взглядом, чтобы не сделать больно. Лёгкими круговыми движениями вымыл грудь, кончиками пальцев провёл по соскам.

В его действиях не было соблазнения, но я впала в волшебный, чувственный транс. Казалось, Дмитрий следовал точному, одному ему известному методу. Невозможно не сдаться его уверенности. Я стала частью его гипноза, его спасительной игры. Под царапающими касаниями верёвки с меня сходили пласты прошлого. Тело просыпалось, кожа звенела, дышала, и я тянулась к Дмитрию, желая вылупиться из прошлого и стать новой.

Закончив с грудью, он поправил мокрое кружево лифчика.


Когда его руки коснулись живота, я вздрогнула. Сейчас он сдвинется ниже, и я заставлю его остановиться, потому что не выдержу, не подпущу. Не отдам себя в его руки.

Дмитрий оттянул край трусиков и провёл верёвкой по лобку. Ниже, ниже… Он избегал моего взгляда, а я не сводила глаз с его лица. Никакой мимики, только бледные, плотно сжатые губы и сощуренный взгляд.

Я собиралась остановить Дмитрия, но он и сам убрал руку.

В его осторожном вдохе слышен хрип.

Медленно повернувшись, он встретился со мной взглядом.

— Я стёр его!

Дмитрий соврал, и мы оба об этом знаем. Потому что память тела глубоко внутри, между сомкнутыми бёдрами. Сотни прошлых трений, удовольствие, которое хочется задушить.

Дмитрий не стёр это, да и я бы его не подпустила.

Но он стирает остальное, и это действует.


Взял в руку левую стопу, он поднёс её так близко к губам, словно собирался поцеловать или взять пальцы в рот. От этой мысли что-то ёкнуло внутри, отдалённо напоминающее трепет живой плоти. Очень отдалённо.

Закончив, Дмитрий повернул меня на живот. Растёр ноги, ягодицы, словно они были чем-то безличным. Как опытный массажист, не различающий тел под руками. Аккуратно вымыл спину, не касаясь шрамов. Потом заставил меня ополоснуться в душе и при этом пристально следил за каждым движением. Будто и вправду существует ритуал, смывающий с тебя прошлое.

— Может, хоть теперь разденешься? — Дмитрий развернул банное полотенце.

Глядя ему в глаза, я расстегнула лифчик и позволила мокрым трусикам соскользнуть по бёдрам.

Дмитрий смотрел на развилку бёдер, но его лицо ничего не выражало. Часть меня, мстительная и злая, всё ещё надеялась разглядеть в его взгляде похоть, чтобы закатить истерику, выгнать Дмитрия и отказаться от помощи.

Но похоти не было. Были тщательные, методичные действия, почти механическая забота. Он точно так строил крепость из мороженого.


Промокнув меня полотенцем, он взял с полки увлажняющий крем.

Дмитрий Волинский, мэр моего города. Отец моего ученика. Сложный, эгоистичный, прямолинейный человек прочитал надпись на этикетке и вопросительно посмотрел на меня.

Я молчала, не желая выходить из транса. Он сам придумал ритуал, и всё должно быть так, как он решил, иначе не сработает. Я ждала его действий, тянулась к его рукам с почти религиозным рвением.

Дмитрий растёр крем между ладонями и начал с моих рук. Натёртая верёвкой кожа очень чувствительна, под его пальцами на ней выступают пупырышки. Дмитрий водит по ним пальцами и смотрит с таким интересом, словно это редчайший феномен, а не примитивный рефлекс.

Сильными, долгими движениями Дмитрий втирает крем в моё обнажённое тело и при этом говорит самым командным и холодным тоном из когда-либо мною слышанных.

— Ничего не осталось. Я всё смыл, стёр, содрал с тебя. Ты слышишь, Виктория? — Дмитрий сдавливает подбородок, добиваясь, чтобы мой осоловелый взгляд встретил его, строгий и кристально чистый. — Слушай меня внимательно! Я вижу тебя всю и насквозь, ничего не осталось. Новая кожа, новые мысли, новое начало. Ты меня поняла?

Тряхнул за плечи, добиваясь моего «да».

— Да.

Очищение было неполным, и мы оба об этом знаем. Так же точно, как Дмитрий знал, что я не подпущу его к месту, которое ещё помнит моего мужа, а я знала, что он не попросит. И не потребует.

Этот ритуал спас меня сегодня, но надолго его не хватит, это очевидно нам обоим.


— А теперь одевайся, будем ужинать. — Дмитрий вышел из ванной, захлопнув дверь.

Резкий звук привёл меня в чувство. Ритуал завершён. Моё тело горит, сияет новорожденной кожей, а внутри тепло и пусто. Так, как я и хотела.

Но то, как сильно на меня влияет Дмитрий, пугает. Это неправильно, это почти больная реакция, теперь уже с моей стороны. Я отвечаю на его приказы всем телом и мыслями тоже, на каждое слово. Я надеялась на спасительную силу его действий, но такая зависимость мне не нравится.

Раньше Дмитрий совсем меня не понимал, как, впрочем, и своего сына. Прагматичный, холодный, мэр из тех людей, которых порой подводит интуиция. Они живут разумом и фактами, а ни меня, ни Ари нельзя просчитать по привычной для Дмитрия человеческой формуле. Но как только он выслушал нас и постарался понять, всё изменилось. Он быстро учится, даже пугающе быстро.

Что он сказал? Мы будем ужинать?

Толкаемая чувством протеста, я выглянула в коридор.

— С чего ты решил, что у меня нет планов на вечер? — крикнула ему в спину.