Дмитрий не обернулся.

— Отменишь их!

И скрылся на кухне.

* * *

Я зашла на кухню в пижаме. Самой обычной, хлопковой, брюки и топ с длинными рукавами. Дмитрий всё ещё в жилете и рубашке, хотя и без галстука, и контраст между нами огромен. Он всегда в броне, спрятан за слоями одежды и душевного льда, а я открыта как никогда. Проведённый Дмитрием ритуал встряхнул меня до основания, и мне неудобно в моей новой коже. Непривычно.

И боязно тоже, потому что я снова приняла помощь от Дмитрия Волинского. Крайне необычную помощь.

Я надеялась, что Таль подарит мне новое начало, а Дмитрий… нет. Его помощь — это очередное противоречие, раздражающее меня до дрожи.

На прошлой неделе в газете напечатали интервью Волинского и его невесты под заголовком «Любовь и политика». Я прочитала его два раза. Дмитрий и Кристина очень близки по взглядам, убеждениям и стилю речи, словно на вопросы отвечал один человек. Они оба сдержанные и серьёзные, говорят строго о фактах, не раскрашивая их эмоциями.

Они идеально подходят друг другу.

Я нахожу газету и кладу её на край стола, чтобы Дмитрий заметил. Пусть интервью послужит напоминанием.

Он замечает газету. Задерживается на ней взглядом, словно видит впервые, потом смотрит на меня и говорит:

— У тебя красивые стопы.

Это настолько не в тему, что я машинально опускаю взгляд на обозначенную часть тела.

Стопы как стопы. Размер небольшой, бледная кожа, ничего особенного.

— Сходи за носками! — Дмитрий смотрит на мои босые ноги.

— Мне жарко.

— Простудишься!

— На дворе июнь.

— Ты после ванны.

Взгляд Дмитрия поднимается по моим ногам до груди, потом к лицу. Открытый холодильник протестует громким писком. Дмитрий отворачивается от меня и разглядывает продукты.

— Где Ари? — спрашиваю, топчась на месте.

— У моих родителей.

— Почему он не поехал к ним, когда сбежал из школы? Почему они не приехали за Ари?

— Они живут ещё дальше, чем ты, но это не главная причина. Именно они посоветовали школу, в которую я отправил Ари. Он обижен на них за это. Что ты будешь на ужин?

— Я не голодна.

— Что ты будешь на ужин? — повторяет упрямо.

— То, что ты приготовишь.

— Выбор не самый богатый. Макароны с сыром?

— Любимое блюдо Ари, — вырвалось у меня. — После мороженого, конечно.

— Да, я в курсе. — Дмитрий отвечает глухо, с задержкой, словно принял мои слова за обвинение в том, что он не знает пристрастия сына. Он сосредоточенно смотрит на полупустые полки холодильника.

— Что ты делаешь по вечерам? — спрашивает, не оборачиваясь.

— Развлекаю заблудших мэров.

— Матвей сказал, что ты не общаешься с молодыми людьми на стройке.

— У меня был отличный молодой человек, но тебе он не понравился.

Дмитрий встрепенулся и метнул в меня острый взгляд.

Я не считаю Таля «отличным» молодым человеком, я вообще стараюсь о нём не вспоминать. Винить его не за что, но очень, очень хочется.

Я сказала эти глупые слова, потому что не справляюсь с желанием разозлить Дмитрия, расшатать его на эмоции. Мне страшно, потому что внутри стремительно нарастает привязанность к нему. К его влиянию на меня, к ритуалу очищения.

Дмитрий научился чувствовать меня, как никто другой. Он решил меня, как техническую задачу, и пусть его способы нестандартны, зато действенны. Я благодарна за то, что Дмитрий приехал. За то, что не пользуется слабостью, не тянет меня в постель. За то, что скуп на слова и на сочувствие.

Слишком горячая благодарность, как ожог в груди, но она скоро пройдёт. Остынет, столкнувшись с деловой холодностью Дмитрия. Моя благодарность ему не нужна.


Дмитрий достаёт сыр из холодильника, взвешивает упаковку в руке. Про Таля он говорить не собирается.

— Мы можем заказать еду, — предлагает.

Мы. Мы ничего не можем.

— Если хочешь, заказывай. Я не голодна.

Дмитрий закрывает холодильник, но всё ещё держит в руке сыр.

— У тебя есть друзья? Люди, на которых ты можешь положиться, с которыми общаешься. Кто-то, кто присылает тебе подарки или хотя бы открытки на день рождения.

Сбежавшей от мира вдове педофила не дарят открыток.

— У меня всё есть. Отстань, Дмитрий!

— Ответь!

— Нет. У меня нет друзей, и открыток мне не присылают. Ты и так это знаешь, поэтому не задавай идиотских вопросов.

Отвернувшись, Дмитрий открывает морозильник. Совершенно пустой.

— Нам бы немного фарша для макарон, — говорит задумчиво.

— На углу проспекта и Садовой есть продовольственный магазин.

— Как ты делаешь фарш?

— Я иду в магазин, протягиваю деньги, и мне дают фарш.

— Покупной фарш отвратителен. Если хочешь знать, что в него положили, надо делать самому.

Ещё одно правило Дмитрия Волинского, безупречного мэра и убийцы.

Однажды у меня была жизнь, в которой я делала фарш, пекла пироги, мариновала перцы и грибы. Я даже участвовала в конкурсе «Выпечка года».

А теперь…

Зевнув, я пожала плечами.

— Тогда купи мясо и сам сделай фарш. Или лучше начни с того, что купи корову и накорми её свежей травой, чтобы уж наверняка получить лучшее качество.

Дмитрий снова прошёлся взглядом по моей пижаме. Наверняка собирался отправить меня в магазин за коровой, но передумал.

— Что-нибудь ещё купить?

— Мне ничего не нужно.

Дмитрий раскатал рукава, но оставил манжеты расстёгнутыми. По пути к двери он наклонился и коснулся ладонью моих стоп. Ледяных.

Ругаться не стал, только взглядом указал в сторону комнаты.

Он ушёл в магазин, а я села на постель, растерянно держа в руках носки. Откуда взялось желание подчиниться Дмитрию? Потому что он смог и убил Сергея, а я до сих пор не могу это сделать, держу мужа в себе?

Когда Дмитрий вернулся, я сидела на кухне и ждала его. В носках.

Он принёс свежий фарш, который в магазине сделали специально для него. Под его наблюдением. По его правилам. Перед самым закрытием магазина.

Я нисколько не удивлена этому факту.


Мы вместе резали лук. У Дмитрия получалось намного лучше и быстрее меня. Заметив, что я наблюдаю за сверхчеловеческой скоростью его рук, сухо пояснил:

— В армии быстро учат делу.

Дмитрий жарил фарш, деревянной ложкой размельчая его на крохотные кусочки, добиваясь идеальной консистенции. Потом поджарил две порции лука — свои маленькие почти идентичные кубики и мою неровную, творчески порезанную соломку.

В этом и есть секрет Дмитрия Волинского: он всё делает правильно, методично и успешно.

Дмитрию идёт быть идеальным, грех ему не к лицу.


Никогда ещё я не ела таких вкусных макарон по-флотски. Так и сказала Дмитрию, пусть знает. Ещё одна благодарность в его копилку.

После ужина он достал спрятанный в шкафу ключ от гостиной и перенёс туда свои вещи. Я следила за ним и не знала, что сказать. Где золотая середина между «Уйди!» и «Останься!»?

Вздохнув, я передала ситуацию в руки Дмитрия. Сдала ему все карты, пусть играет за двоих. А я отдохну, пока можно, пока на мне новая кожа, и нити прошлого не проросли в неё, превращая в мёртвый пергамент.


— Виктория, жду тебя в гостиной, здесь телевизор!

— Я не смотрю телевизор.

— Предложишь альтернативное развлечение? — Дмитрий изогнул бровь.

— Нет.

— Вот и я так подумал.

Он подхватил плед, и мы устроились на диване. Между нами достаточно места, чтобы втиснуть третьего человека. Мы смотрим фильм. Дмитрий одновременно работает на планшете, пару раз говорит по телефону. Потом он включает новости, но выбирает не тот канал, на котором работает Кристина.

В девять вечера он звонит Ари. Я приглушаю телевизор, и в гостиной звучит эхо звонкого детского голоса. Ари полон впечатлений о новой компьютерной игре. Судя по тому, что они с Дмитрием обсуждают награды и уровни, они уже играли в неё вместе.

— Как дела у Виктории? — спрашивает Ари, и я подскакиваю на диване.

Ари знает, что его отец у меня?! Как Дмитрий объяснил эту поездку?

— У Виктории всё хорошо. — Дмитрий показывает на телефон и вопросительно изгибает брови. Я дёргаю головой, отвечая решительным «нет». Я не готова разговаривать с Ари. — Она сейчас занята, но передаёт тебе привет.

Закончив говорить с сыном, Дмитрий объяснил:

— Я сказал Ари, что, возможно, увижу тебя во время командировки.

— А… — я замолкаю, не хочу спрашивать про Кристину. Зачем лишний раз слышать о её договорённости с женихом?

Меня путает полная необъяснимость наших отношений. Дмитрий холоден, спокоен, он почти не обращает на меня внимания. Мы не разговариваем, как нормальные люди, не смотрим друг на друга.

Дмитрий смыл с меня прошлое, накормил, а теперь мы просто сидим рядом.

Дмитрий проверяет почту. К письму приложен план обустройства нового парка. Я смотрю на экран, и Дмитрий не отстраняется, наоборот, наклоняет планшет, чтобы мне было виднее.

— Постройка детской площадки не укладывается в бюджет, — поясняет задумчиво.

На экране скучные расчёты. Я устраиваюсь поудобней и кладу голову на спинку дивана. Не глядя на меня, Дмитрий придвигается ближе и подставляет плечо.

Словно мы сидим так каждый день, уже многие годы. Словно наше взаимопонимание не нуждается в словах.

Я не сопротивляюсь, ведь именно об этом мечтала в моих снах. О покое. Спать на плече Дмитрия — это почти то же самое, что и на груди. Мелькание страниц усыпляет, череда цифр, длинные ряды слов. В следующем письме секретарь сообщает о неотложной встрече и жалобе из области.