— Озвучишь причину? — спросил холодно.

— Ничего нового, — пожала плечами.

— Потому что не станешь моей любовницей?

— Не стану.

После сказанного внутри пусто. Рвано.

От следующих слов Дмитрия становится только хуже. Он не уговаривает, не спорит и не даёт пустых обещаний.

Он задаёт простой вопрос.

— Что ты будешь делать, когда у тебя замёрзнут ноги?

Он бросает вызов этим вопросом, на первый взгляд дурацким. Ведь я как-то справлялась все эти годы и теперь справлюсь. Куплю носки потеплее или…

Но я потерянно смотрю на свои стопы, на поджатые пальцы, и вправду не зная, где найду тепло, если в моей жизни больше не будет Дмитрия и Ари.

Дмитрий не ждёт ответа, наоборот, всем своим поведением показывает, что принял мой выбор. Собирает вещи, проверяет расписание поездов.

Я должна позволить ему уйти, оставив последний вопрос висящим в воздухе. Но что-то странное прозвучало в том, как он произнёс слово «любовница», доля горького сарказма. Поэтому слова прут из меня неудержимым потоком.

— Эта связь разрушит и тебя, и меня. Ради чего ты идёшь на такой риск? Ты символ силы, власти, защита твоих людей, опора и пример для твоего сына. Ты не заводишь любовниц с сомнительным прошлым, тебе этого не простят. Ты замечательный мэр. — Впервые при мысли о прошлом на губах появилась улыбка. — Помнишь, мы поругались из-за экскурсии к мёртвому озеру? Никто, кроме тебя, не взялся бы его восстанавливать, но ты не отступаешь перед трудностями…

Дмитрий раздражённо повёл плечом, отбрасывая мои слова. В его глазах я увидела только гнев, горький и насмешливый.

— Хватит, Виктория! Замолчи! Прекрати прикрываться прошлым! Ты настолько сосредоточена на плохом, что даже не пытаешься увидеть хорошее. Я ничего никому не должен, и ты тоже. Дело не в людях и не в городе, а в нас с тобой. Вернее, в тебе. Сделай любезность, будь честной хотя бы один раз. Ты не хочешь быть любовницей, я понял, но разве я что-то сказал о любовницах? Разве в этот раз я предложил тебе что-то подобное? Нет. Так давай же, скажи, каких отношений ты хочешь! Не ищи отговорки и проблемы, а ставь мне условия и требуй! Скажи, что тебе нужно! Давай же!


Дмитрий напирал на меня, заставил прижаться к стене, но при этом не прикасался. Словно боялся, что телесный контакт заставит меня дать ложный ответ. А я впала в шок, передо мной вдруг открылась другая сторона жизни, которую я не заметила. Дмитрий прав, я настолько погрязла в плохом, что разучилась думать о хорошем. И мечтать тоже разучилась. И я не знаю, что ответить, потому что действительно не думала о том, чего хочу. И в отношении Дмитрия сразу решила, что это конец, а никак не начало. А теперь в груди нарастает ноющее чувство, что я пропустила что-то важное. Что я несправедлива к мужчине, который мне помог. Дважды.

Дмитрий усмехнулся и покачал головой.

— Вот мы всё и выяснили, больше говорить не о чем. Дело не в статусе любовницы и не в моей должности, а в том, что я тебе не нужен. Я показал тебе письмо от Кристины, и ты даже не поморщилась, более того, нашла нам свадебный торт. Тебе наплевать, с кем я и почему! Что я могу предложить женщине, которой ничего от меня не нужно?! Ты уже получила всё, что хотела. Ты использовала меня, чтобы избавиться от прошлого, и тебе стало лучше. Больше я тебе не нужен, и поэтому ты не позволишь мне вернуться. Я не жалуюсь, а просто констатирую факт. Иногда полезно быть честным, это помогает. Поэтому давай скажем прямо: ты меня использовала.

— А ты — меня.

— Да, а я — тебя.

Дмитрий прав. Иногда стоит сказать правду, даже неприглядную. И напомнить себе, что я сознательно попросила Дмитрия о ритуале очищения. Только о ритуале. Потом нас закрутило, но это ничего не меняет. Мы друг друга использовали. У нас была взаимовыгодная связь, так чем я отличаюсь от Кристины? У них с Дмитрием такие же отношения.

— Так что давай не будем притворяться. Я сделал то, о чём ты просила, а заодно получил то, что хотел. — От холодного тона Дмитрия что-то сжимается в груди, но это чистая правда.

— Да, это так.

— Тогда какие могут быть претензии?

— У меня нет претензий.

— Тогда к чему была пламенная речь про город и мою должность?

Я топчусь на месте, как пристыженный ребёнок. Я слишком увлеклась, запуталась в эмоциях, а Дмитрий — человек голых фактов. Мы друг друга использовали, а остальное — фантазии.

Но и фантазии имеют право на жизнь.

— Ты прав, мы друг друга использовали. Но то, что я сказала про город, это тоже правда, и ты об этом знаешь. Если мы продолжим встречаться…

— Давай обойдёмся без «если»! — Дмитрий раздражённо отмахнулся и пошёл к двери.

— Подожди! Если хочешь правду, это и есть правда! — Он открыл дверь, но я вцепилась в него, не выпуская из квартиры. Дмитрий пытался стряхнуть мои руки, но я держала его судорожной хваткой. Он прав, но и я не лгу!

Эмоции вырвались из глубины, застав меня врасплох. Голос срывался, переходя то в крик, то в шёпот. Я дрожала, всхлипывала, словно это прощание с Дмитрием было самым главным моментом моей жизни. Решающим.

— Иногда нет смысла задавать себе вопрос о том, чего хочешь, потому что вариантов нет. Никаких. Рано или поздно, о нашей связи узнают, где бы ты меня ни прятал. Хотя и невиновная, я — бельмо на глазу твоего города. Я ассоциируюсь с кошмаром и жестокостью, о которых мечтают забыть, но которые навсегда останутся в памяти. Со страхом, заставляющим пристально изучать своего ближнего. Найдутся те, кому необходимо ненавидеть, чтобы жить. Просто потому, что я напоминаю им об ужасном.

— Им нужно было выместить страх, и ты оказалась под рукой.

— От этого не легче. Они возненавидят меня, как напоминание об их несправедливости. Ты не можешь вернуть чуму в город, не можешь быть связан с чумой. Тебя низвергнут, придут за мной и за тобой тоже. За твоим сыном. Их можно понять, ведь то, что случилось, ужасно…


Дмитрий вздохнул и покачал головой, словно не верил, что я снова завела старую шарманку. Но когда он отцепил от себя мои пальцы и повернулся, его глаза горели яростью.

Впечатывая слова в мою память, он сказал:

— То, как люди поступили с тобой, отвратительно. Это недопустимое, гнусное преступление. Смотри на меня, Виктория! Смотри прямо на меня! Я — лицо города, который тебя оскорбил и вершил несправедливый суд. Сделай со мной то, что ты хочешь сделать с людьми, которые тебя ранили. Не смей их защищать! Ударь меня! Обвиняй! Выкрикни свой гнев!

Это невероятно щедрое предложение. Последняя стадия очищения, достойное завершение наших пяти дней вместе.

Я позволила гневу бежать по сосудам, растечься по всему телу. Сминая в руках грубую ткань пиджака, я держалась за Дмитрия, представляя, как стою перед его людьми. Внутри нарастал отчаянный крик: «Как вы посмели?! За что?! Я не виновата!»

Но крик исчез, не вырвавшись наружу.

Я повисла на Дмитрии, стекла по его окаменевшему телу, падая на колени. Однажды я поклялась себе, что никогда не стану перед ним на колени, но вот она я, согнутая в неловкой позе, обнимаю его ноги.

И это правильно, потому что я стою не перед ним, а перед городом, перед его людьми.

Утыкаюсь лицом в колени Дмитрия, трусь щекой о жёсткий материал его брюк и плачу. Слово за словом говорю то, что хотела бы сказать городу. От глубины души.

— Простите меня! За всё простите! За то, что не заметила, не знала, не догадалась. Что не следила, что была слепа, как влюблённая кошка. Умоляю вас, простите меня!

Гневный рёв Дмитрия вибрацией пронёсся по моему телу. Оторвав меня от своих ног, он вышел из квартиры и захлопнул за собой дверь.

* * *

Эта ночь была самой длинной в моей жизни и самой бессонной. Я успела сто раз пожалеть о том, что запретила Дмитрию возвращаться.

«Я тебе не нужен», — крутилось в голове.

Хотелось поспорить с ним и сказать, что…

Что?

«Скажи, что тебе нужно!»

Я использовала Дмитрия, не задумываясь о его чувствах, и это неправильно. Даже если он помогал мне только из-за Ари и остатков прошлой «нужды», всё равно стоило поговорить. Но сколько не переигрывай наше прощание, всё равно выхода нет.

Я скучала. Так сильно и так неожиданно, что хотелось вернуть Дмитрия, наплевав на последствия. Сказать, что он мне нужен, пусть приезжает хоть иногда. Ждать человека проще, чем жить самой. Наши пять дней были… чем-то. Событием с большой буквы, важным этапом моей жизни. И теперь от необратимой, сухой пустоты дерёт горло.

Я пришла на работу раньше всех, что не имело никакого смысла, потому что новой должности у меня нет. На столе секретаря уже лежат чужие вещи. Я собрала свои мелочи и так и сидела в приёмной, пока вокруг не закрутилась понедельничная суматоха.

Меня отправили в бухгалтерию сортировать документы, и это помогло, потому что требовало сосредоточения. Всё шло хорошо, пока в одиннадцать утра не распахнулись двери, и внутрь не ворвался растерянный Матвей Борисович.

— Виктория, пойдём-ка!

Насторожило то, что он назвал меня по имени вместо обычного «Виктош». Но объяснять своё поведение не спешил. Схватив под локоть, тащил меня по коридорам до кабинета управляющего. Мы ворвались внутрь без стука. Павел или Пашка, как называет его Матвей Борисович, сидел уткнувшись в компьютерный экран и смотрел новости.

При нашем появлении он выключил звук и смерил меня тяжёлым взглядом.

— Когда вы в последний раз видели Дмитрия Волинского, Вик-то-ри-я?

Внутри меня что-то оборвалось и со звоном разбилось о камни. Я должна казаться невозмутимой, но… Такие вопросы задают после несчастных случаев и преступлений.

Чтобы собраться с силами, потребовалось несколько маленьких жизней.