— Могу ли я поинтересоваться, почему вы об этом спрашиваете? — я сдерживаю панику в голосе. — Надеюсь, Дмитрий Олегович в порядке, — добавляю, не выдержав напряжения.

— Именно об этом я и собирался вас спросить.

Павел изучает меня взглядом следователя.

К допросу я не готова. За прошедшие пять дней Дмитрий переписывался с Матвеем Борисовичем, но никого не навещал. Признался ли он, что был со мной? Я не ожидала допроса, поэтому не договорилась с ним о безопасной лжи.

— Мои встречи с Дмитрием Олеговичем — это частное дело. Он мэр моего города, и мы давно знакомы…

— Виктош! — перебил Матвей Борисович, сжав моё плечо. — Да брось ты! Мы ж как семья Димке!

На моём лице не отразилась ни одна эмоция. Семья. Друзья. Да-да, впечатлена, нагнетайте дальше, только никакого доверия от меня не ждите. Никто не бьёт сильнее, чем близкие люди, уж я-то знаю.

— Виктош! — настаивает Матвей Борисович. — Когда Димка от тебя уехал, в субботу или вчера?

Получается, начальство знает, что Дмитрий был со мной.

Я заставила себя сделать вдох. Пусть с Дмитрием всё будет в порядке, пусть, пусть. Я больше никогда ни о чём не попрошу судьбу, только об этом.

— Виктош!!

— Матвей Борисович, я не понимаю, к чему эти вопросы, и начинаю нервничать. У Дмитрия Олеговича проблемы?

Павел смотрел на меня с недобрым прищуром и молчал. Потом повернул ко мне экран компьютера и включил видео. Без звука.

Море огня в темноте.

Актриса во мне умерла в ту же секунду. Мысль, что за стеной огня — Дмитрий, что он погиб или пострадал во время пожара, сломала меня надвое, надорвав голос протяжным и жалобным вскриком. Жаль, что я не сдержалась, не смогла сыграть невозмутимость, но…

Я не ожидала беды.

Невозможно жить в постоянном ожидании плохого, это противоестественно.

Тяжёлая рука Матвея Борисовича обхватила мои плечи.

— Ты чего, Виктош?! Димка жив! Ты не так поняла. Смотри запись-то! А ты, Павел, звук включи и поставь запись сначала, не пугай девочку!

Жив. Жив. Дмитрий жив. Если бы все плохие новости внезапно заканчивались хорошими!

Павел качнул головой и снова включил видео без звука. Матвей Борисович недовольно поджал губы.

Теперь, когда я больше не боялась за жизнь Дмитрия, смогла сосредоточиться на видео. Его снимали ночью в темноте, но видимость была достаточной из-за огня. Я без труда узнала место — мёртвое озеро. Оно горело. Да, оказывается, вода горит, особенно если речь идёт о мокрой свалке. В озере достаточно мусора и прочих отходов, в том числе горючих, чтобы произошло невозможное.

Всполохи отражаются в воде, и это зрелище завораживает.

Вода и огонь.

Клубы чёрного дыма смешиваются с ночной тьмой.

Оператор пошёл вдоль берега, и я увидела Дмитрия. В джинсах и футболке, взъерошенный, с отражённым огнём во взгляде. Стоит почти у самого берега. Издалека кажется, что огонь танцует у его ног, облизывает колени. Дмитрий смотрит вперёд, словно не замечая опасности, словно чёрный ядовитый дым не душит его, как остальных.

Дмитрий Волинский на фоне горящей воды. Лёд на фоне пламени. И только я знаю, что этот ледяной мужчина прячет в себе нечеловеческий огонь.

Я знаю ещё кое-что, и от этого по спине бегут холодные мурашки. Я поняла это в ту же секунду, как увидела Дмитрия около горящего озера.

Он его поджёг.

Ледяной Дмитрий выпустил свой огонь на волю.

Мэр собирал средства на восстановление озера. Его речь на благотворительном вечере показывали по телевизору несколько недель подряд. Запись до сих пор в сети с сотнями тысяч лайков. Дмитрий отличный оратор, убедительный и энергичный. В выступлении он показал эскизы будущего — чистое озеро, небольшой пляж, детская площадка, рестораны и бары. Дмитрий пообещал, что озеро станет символом нашего города, символом роста и возрождения.

Ему поверили. А он…

Дмитрий поджёг символ своего города.

Поджёг, а теперь стоит и смотрит на торжество рождённого им огня и не замечает никого вокруг. Рука репортёра опускается на его плечо, но он стряхивает её и продолжает смотреть на горящую воду.

На фоне пожарных машин видны бледные лица прессы и зевак, кашляющих от дыма.

— Да включи ты звук, ё-моё! — ворчит Матвей Борисович.

Полагаю, Павел рассчитывал, что видео без звука заставит меня мучиться в страшных догадках, и от этого я скорее выдам наши с Дмитрием секреты. Но в этот раз он слушается и включает запись сначала.

Треск и гул огня, крики, сигналы машин, и на фоне этого молчаливый Дмитрий около горящего озера. Того самого, в котором меня пытались утопить.

Мэр, поджёгший символ своего города. Из-за меня, для меня, ради меня. Он убил моего мужа, а теперь поджёг символ города, который меня ранил. Дмитрий сделал это из-за нашего вчерашнего прощания.


— Говорят, вода не горит. Если вы в это верили, мы докажем обратное, — оживлённо, почти восторженно говорит репортёр. — Сегодня в полночь Василий Степанович Панов, житель городской окраины, заметил огонь на горизонте и вызвал пожарную бригаду.

Пожилой мужчина, Василий Степанович, ступает в кадр и подтверждает сказанное.

Вблизи кто-то кашляет, давясь ядовитым дымом. Пожарные и полиция разгоняют зевак, заставляют репортёров отойти дальше от берега.

— Первым на место пожара прибыл мэр города, — продолжает репортёр.

В кадре мелькают пожарные, пытающиеся потушить огонь. Потом камера смещается влево, и я вижу Дмитрия. На его лице торжество.

— Дмитрий Олегович Волинский, мэр нашего города, прибыл на место пожара первым, — повторяет репортёр и добавляет, — даже раньше пожарной бригады.

По голосу репортёра трудно понять, что скрывается за этой фразой — восторг или подозрения. Он протягивает Дмитрию микрофон, пытаясь привлечь внимание. Но тот не оборачивается.

— Дмитрий Олегович!

К нему тянутся несколько рук и микрофонов, люди наперебой повторяют его имя.

Дмитрий медленно оборачивается и смотрит прямо в камеру. На его лице следы сажи.

Мне кажется, он смотрит на меня.


— … Как вы думаете, что здесь произошло?

— … Вода не горит! Как это возможно?

— … Как вы оказались на берегу в такое время?

— … Это поджог?

Дмитрий молчит, и постепенно голоса прессы стихают. Он отворачивается и исчезает в темноте.

Ночной репортаж закончен, и нас переносят в студию утренних новостей.

Кристина Малинина, невеста Дмитрия.

Бледная, собранная, деревянная. Сейчас она совсем другая, не такая, как год назад на школьной стоянке. Тогда она была уверенной хищницей, а теперь — испуганная молодая женщина, не знающая, чего ожидать от мужчины, за которого скоро выйдет замуж. Который посреди ночи оказался на окраине города около горящего озера.

Её губы дрожат, но она с силой сжимает их, имитируя спокойствие.

Я уважаю Кристину за профессионализм, за металлические нотки в ровном голосе.

Я её уважаю, но мне её жалко. Она не знает Дмитрия, она получает суррогат.

Пятнадцатое июля. Дата их свадьбы — пятнадцатое июля.


Пожар потушили только к утру, на его месте осталось вонючее пекло. Кристина переходит к очередному репортажу, снятому уже утром. Она смотрит в сторону, её лицо очень близко к камере, и глаза кажутся стеклянными.

Павел выключает запись посередине фразы.

— Где расположено это озеро? — спрашивает он.

— На окраине города, — отвечаю ровным тоном.

— Как далеко от дома Дмитрия?

— Я не знаю, где живёт мэр.

Это словесный поединок, и я выигрываю, потому что не выдаю эмоций. Теперь, когда я знаю, что Дмитрий жив, я всесильна. Удивительно, как мало нам надо для счастья.


— В сети уйма домыслов и всякой херни по поводу пожара. Кто-то распустил слух, что Дмитрий сам поджёг озеро. — Павел буравит меня взглядом.

— Какая несуразность! — фыркаю я. Врать на удивление легко. Я защищаю Дмитрия от людей, помогаю ему так, как он помог мне. — Дмитрий Олегович собирал деньги на очищение озера. В сети есть запись его выступления на благотворительном вечере…

— Я знаю.

— Тогда вы знаете, что он хочет восстановить озеро и сделать его символом города.

— Знаю. Я всё знаю, кроме одного: какого лешего он его поджёг!!

— Он не… — пытаюсь возразить, но Павел прерывает меня.

— Дмитрий виноват, и ты об этом знаешь.

Я качаю головой. Если стану спорить, выдам и себя, и Дмитрия.

В голосе Павла обоснованный скептицизм.

— Дмитрий забросил работу, чего с ним никогда не случалось. Он ошивается ночью невесть где, хотя должен быть дома с невестой и сыном. Ты видела, в каком он состоянии? Он готов был врезать репортёру, который к нему полез. Он поджёг воду!! Это ж до какого безумия надо докатиться, чтобы сотворить такое? Я уверен, что ты знаешь, почему он это сделал.

— Простите, но я вам не помощница в этом вопросе. Никогда не интересовалась политикой нашего города…

— Я спрашиваю про Дмитрия, а не про политику! — закричал Павел и тут же извинился. — Вот, смотри ещё раз! — Он остановил запись на кадре, в котором Дмитрий смотрит прямо в камеру, игнорируя репортёров. — Я не знаю, кто этот обезумевший мужик. У Дмитрия стабильная психика, он рациональный человек. Это не он.

Павел изучает меня неприязненным взглядом.

— Дмитрий Олегович — прагматичный и спокойный человек, — соглашаюсь.

— Тогда что с ним случилось на хер?! — снова закричал Павел, но получил от Матвея Борисовича гневное «Хватит!».

— Он мой друг, понимаешь? — нахмурился управляющий.

Понимаю. У меня тоже есть друг — Ари.

Павел растрепал густую курчавую шевелюру, вздохнул, но не сдался. Продолжил на меня давить.