— Я со всем разберусь. Компания принадлежит моему приятелю, так что договориться можно. Буду хорошо платить, — Таль называет очень щедрую сумму, и я с трудом сдерживаю восклицание. Мне нужны эти деньги.

— Зачем ты это делаешь?

Глупый, предательский вопрос. Я не должна его задавать.

Таль хороший человек, таких мужчин называют «настоящими». Он старается завоевать моё доверие, взять на себя заботы и тревоги. У него не получится. Я знаю это так уверенно, как дышу.

Но я даю слабину, задаю этот вопрос, потому что мне нравится Таль, его упрямство и искренность.

Я безумно, до крика в душе хочу, чтобы именно он мне помог.

— Я предпочитаю спать по ночам, а не ездить с тобой невесть куда, — невозмутимо объясняет он. — Поэтому и предлагаю тебе дневную работу.

Таль боится меня спугнуть. Правильно боится.


Я прислоняюсь к двери и смотрю ему в глаза. Отказаться от работы я не могу, не та ситуация. Мне срочно нужны деньги для побега, а после стычки с Григом меня наверняка уволят из магазина.

И тем не менее я предчувствую, что Таль сделает мне больно, а я ему. У моей безвыигрышной ситуации ещё не было просвета, но как же хочется верить, что хорошее возможно! Как только заработаю деньги, уеду подальше отсюда. Может, тогда всё будет по-другому. А пока…

— Спасибо, — говорю искренне.

— Ты уверена, что не хочешь поискать работу попроще и почище? — Таль вопросительно вскидывает брови и касается моего запястья. Я не возражаю, поэтому он решается на следующий шаг: раскрывает мою ладонь и проводит по ней пальцем. — Как давно ты работаешь уборщицей? У тебя на ладонях мозоли, но они недавние, и кожа нежная. Мышцы рук слабые совсем, и запястья тонкие, как ниточки. Подумай, Гера! У меня есть знакомые в городе. Устроим тебя в хорошее место, только надо составить резюме и восстановить документы…

— Нет. Я уборщица. Меня всё устраивает, большое спасибо за работу.


— Гера, подожди! — окликает Таль, когда я скрываюсь в подъезде. — Уволься с ночных работ, ладно?

Поднимаюсь по лестнице.

— Позвони им сегодня! — командует вслед. Я молчу, и он продолжает: — Скажи мне свою фамилию, чтобы я не выглядел дураком перед приятелем, когда буду за тебя просить.

— Думаешь, фамилия поможет? — с усмешкой смотрю на него с высоты десяти ступенек. Только ненормальный потащит меня к себе на работу!

— Просто скажи фамилию! — кривит губы. Светло-каштановая чёлка падает на глаза, и он смахивает её небрежным жестом.

У него модная молодёжная стрижка. Он очень привлекателен, я отмечаю это про себя.

— Сколько тебе лет, Таль?

— Двадцать шесть. А тебе?

— Я Гера Петрова. — Улыбаюсь ему, но он насупился и не реагирует. — Фамилия простая, зато имя не самое обычное, — говорю уверенно, и Таль немного расслабляется, но по-прежнему смотрит на меня исподлобья.

— Я заеду за тобой послезавтра в девять утра, — говорит недовольно.

Таль пожалеет, что встретил меня, не смог оставить в покое, предложил работу. Я пожалею, что согласилась, что остановилась в дверях и посмотрела ему вслед. Что разрешила ему заметить мой взгляд. Я не должна подпускать его ближе, иначе всё обратится в прах, в поток сожалений.


Я закрываюсь в комнате и считаю накопленные деньги. В большом городе будет легче скрыться, но денег понадобится много. Таль предложил щедрую плату, и недели через три я наскребу нужную сумму и сразу уеду.

А Таль… он хороший человек. Он останется здесь.

Глава 2

— Без шлема не поедешь! — категорично заявляет Таль. Он добился-таки своего, заставил меня ехать на мотоцикле.

Я присмотрелась к шлему. Размер подходит, но лучше распустить волосы. Дёргаю за резинку, развязывая небрежный пучок на затылке, и Таль замирает рядом, с восхищением глядя на тёмно-русые пряди.

— Ничего себе, богатство! Докуда они длиной? — стряхивает волосы с плеч, и они послушно падают до лопаток.

Я стою как неживая, ощущая его руки на моей спине. Он всего лишь трогает волосы, но ощущения проходят по телу судорогой. Я не поворачиваюсь к людям спиной, потому что знаю — ударят. Не терплю, когда касаются плеч.

— Не хочется прятать такое добро под шлемом! — Таль взвешивает волосы на ладони, проводит костяшками пальцев по лопаткам и бормочет что-то про русое золото. Наверное, мне больно, безумно больно. Или наоборот, очень хорошо, потому что он касается эпицентра моей физической боли, и от этого она теряет силу. Ускользает в его пальцы.

— Соберём волосы в хвост, — протягивает руку за резинкой, — тогда не спутаются на ветру.

Я собираюсь его остановить, но опаздываю всего на пару секунд. Таль приподнимает волосы, оттягивает высокий ворот свитера и вскрикивает:

— Твою мать!.. Гера!..

Он отпускает волосы, и они закрывают меня, прячут от чужих глаз.

— Извини, — говорю ровным тоном без эмоций, — ты не должен был этого увидеть. Обычно посторонние люди не трогают мои волосы и не дёргают за ворот, — добавляю сухо.

Я понимаю его шок. На такое уродство сложно не отреагировать, особенно если только что любовался волосами.

— Это шрамы от ожогов? — спрашивает хрипло.

— Да.

— Предупредила бы, чтобы не трогал твои плечи. Тебе больно?

— Мне не больно.

Это ложь. Новая кожа тонкая, чувствительная, даже прикосновение волос и одежды ощутимо. Но я люблю это «больно», оно напоминает мне, что я жива. Оно оберегает меня от людей, от прикосновений, от доверия и чувств.

Таль встаёт сбоку, одновременно удерживает мой взгляд и осторожно, кончиком пальца оттягивает ворот свитера. Он смотрит на следы старых ожогов, на шрамы, бегущие вниз по шее на плечи и спину. Я никогда ещё не чувствовала себя настолько обнажённой.

— Это не от огня, — говорит он. — Иначе загорелись бы волосы, а на затылке кожа нормальная. Чем тебя так?

— Нет, это не от огня, — соглашаюсь я и, собрав волосы в хвост, беру в руки шлем. — Мы едем или как?

Я смотрю прямо на Таля, даю ему возможность сбежать сейчас, пока не поздно. Это не игра и не флирт с моей стороны, а признание неизбежного. Будет лучше, если он сдастся и отступит прямо сейчас.

Однако Таль — крепкий орешек.

— Естественно, едем! Ты сомневаешься? Что я, по-твоему, шрамов испугаюсь? — фыркает он с наигранной бравадой. — И не надейся! — Таль склоняется к моему лицу, в его взгляде смесь тепла и вызова. Он касается моего носа кончиком пальца и улыбается, как ребёнку. — Однажды я нарисую карту всех твоих шрамов, и мы пройдём по ней вместе. Ты позволишь?


Я молча надеваю шлем.

Мне положена медаль за то, что я сопротивляюсь Талю и его мальчишеской уверенности, что все проблемы решаемы и что меня легко утешить. А ведь могла бы разрыдаться и повиснуть на его шее, умоляя о помощи. Другие бы так и поступили на моём месте. И продолжали бы, от мужчины к мужчине, пока не найдут единственного, способного на чудеса.

Я не верю в чудеса.

Я не верю мужчинам.

Я вообще никому не верю, а меньше всего — себе самой. Не врут только плохие предчувствия и паранойя, остальное — обман.


— Можешь не отвечать! — Таль смеётся, словно реагируя на хорошую шутку. — Меня бабка научила предсказывать будущее по кофейной гуще, но я и без кофе сделаю тебе предсказание. Хочешь?

Пожимаю плечами.

— Ммм… — Таль смешно мычит, скрещивая руки и притворяясь, что медитирует. — Будущий расклад очевиден… ты в меня влюбишься! Будешь умолять: «Таль, пожалуйста, ты такой роскошный мужчина, поцелуй меня!» Я помучаю тебя немножко, а потом соглашусь. — Наклонившись, Таль чмокнул меня в шлем рядом с губами. — Вот такое у нас будущее!

Его беспечное веселье почти смывает меня волной.

Почти.

Я тоже могу предсказать будущее: я отработаю три недели, днём на стройке, ночью в забегаловке. Талю я не скажу про ночную работу, пусть думает, что я сдержала обещание и уволилась. Как и ожидалось, из магазина меня выгнали из-за жалобы Грига, осталась только забегаловка. Это деньги, а они мне нужны, как ничто другое. Отработав нужный срок, я исчезну не прощаясь.

Я не хочу близости, не ищу исцеления, не стремлюсь к невозможному. Уходя, я постараюсь не обидеть Таля. Он хороший человек. Было бы правильнее вообще с ним не связываться, но иногда приходится принимать помощь. Я отказалась от его участия, раз, второй, но судьба настаивает, и становится сложно с ней спорить.

Таль привёз меня к недавно построенному дому и показал демонстрационную квартиру. Не уверена, что нелегально работающим уборщицам положена экскурсия, но у Таля везде есть друзья. Со мной приветливо здороваются, болтают о погоде и пустяках. После длительной добровольной изоляции я словно вышла на свет и потеряла ориентацию в кругу улыбчивых людей. Казалось, они никуда не торопятся и с удовольствием проводят свой перерыв со мной.

— Гера — красивое имя. — Приятная молодая женщина, маляр, улыбается так широко, словно видит во мне новую лучшую подругу. — Меня бы кто назвал в честь богини! — подмигивает.

Я растягиваю губы в улыбке и отворачиваюсь, надеясь, что это предотвратит дальнейшие вопросы.

— А я не помню Геру, кто она? Жена Геракла, что ли? — спрашивает кто-то.

— Жена Зевса! — женщина фыркает. — А Геракла, побочного сына Зевса, она чуть не убила из ревности. Её считают покровительницей брака, а на самом деле она была несчастной обманутой женой. Зевс ей постоянно изменял, имел кучу детей на стороне, а она страдала и бесилась. Я с детства увлекаюсь мифами, — пояснила она мне.

Кивнуть не представляется возможным, мышцы шеи задеревенели.

Обманутая жена. Гера.

Если они ждут моего ответа, я опозорюсь, потому что не могу издать не звука.