— Я неважно себя чувствую, сегодня не смогу, — реагирую моментально.

— Как это, не сможешь? Люба так обрадовалась, а то она всё одна ходит.

Ходит-то она одна, а возвращается с мужчинами, каждый раз с новыми. Это всем известно.

— Я поговорю с Любой.

— Чего с ней говорить? Иди лучше, а то так и будешь размахивать половой тряпкой до старости!

Сказано со злобой. Так всегда: дай людям кусочек информации, и они влезут в твой кокон, навяжут своё мнение, и если не послушаешься их советов, то злятся.

Наверное, мне должно быть обидно. Наверное, стоит пожаловаться на судьбу.


Люба зашла минут через двадцать, я успела нарезать овощи и вскипятить воду для супа.

— Гера, ты почему не готова? Я люблю приходить в клуб пораньше, а то всех приличных мужиков расхватают.

Сама она уже при полном параде. Облегающее короткое платье с блёстками, обильный макияж, волосы залиты лаком до эффекта «шлема». Только тапочки выдают, что она спустилась на пару этажей ниже.

— Извини, Люба, «Орхидея» не для меня. Не хочу тебя подводить, но придётся, не тот настрой.

Люба шмякнула зад на табуретку и поникла.

— Ну вот, а я обрадовалась. Всё одна туда хожу, а с подругой и похихикать можно, и мужиков обсудить. А то стоишь будто на витрине, и тебя рассматривают как товар.

В принципе, так и есть, я видела рекламу клуба по телевизору. Там отдельный вход для девушек, они идут по подиуму, а мужчины стоят внизу, тёмной массой, и выискивают себе жертву на вечер. К хорошеньким подваливают сразу, пока они спускаются по лестнице подиума, а остальным приходится бродить по клубу, попивая баснословно дорогие напитки.

«Орхидея» пользуется популярностью у женского пола, а всё из-за глупости. Кто-то распустил слух, что столичный миллионер, случайно оказавшийся в злачном месте, влюбился с первого взгляда и женился на местной Золушке. Вот остальные и надеются.

— Извини, Люба, я намаялась на работе. Сейчас в душ, потом поем и спать. Мне ночью снова на работу.

— Так в самый раз! После клуба и пойдёшь…

Она продолжает уговаривать, а я оставляю суп на маленьком огне и закрываюсь в ванной. Спорить не люблю. Я уже сказала «нет», и это мой ответ.

Люба стучится к Зинаиде Степановне, жалуется, и я включаю душ, чтобы их не слышать. Мне нужна передышка, пять минут без людского шума.

Осталось недолго, и я уеду. Так всегда: жизнь разваливается сразу и полностью. Вроде всё хорошо, и вдруг проблемы по всем фронтам.


Вода стекает по лицу, по груди, мягко ласкает, заставляя вспоминать лёгкий поцелуй Таля. То, как он касался моей ключицы, как напряглись его бёдра. Я слабая, во мне не осталось силы, которую он разглядел. Я хочу его защиты, его тепла. Нормальной жизни хочу. Той, которую у меня отняли.

Вздохнув, поворачиваюсь под душем, и вода ударяет по шрамам на спине. Тысячи огненных мурашек пробуждают меня к реальности, иллюзии уходят одна за другой. Прислоняюсь щекой к холодному кафелю, скребу по нему зубами, царапая эмаль. Мокрые волосы липнут к лицу, спина горит, а слёз всё нет. Их давно нет.


Когда я выключаю воду, слышу голоса в коридоре.

— Только не говори, что сам туда не ходишь! — игривый голос Любы.

— Честно говоря, не хожу, — признание Таля.

— Так я тебе и поверила! — заливистый смех. — Как давно ты живёшь в городе?

— Восемь месяцев.

— И ни разу не был в «Орхидее»?

— Был пару раз.

— А чего врёшь тогда? — хихикает. — Думаешь Геру впечатлить?

— Я никого не пытаюсь впечатлить. — В голосе Таля очевидное раздражение.

Я наспех вытираюсь, накидываю халат и распахиваю дверь ванной.

Таль рассматривает меня с головы до ног, надолго задерживаясь на голых коленках и мокрых волосах.

— Пойду-ка я! — подмигивает Люба. — Гер, ты звякни, когда освободишься, я жду!

Бросив на Таля томный взгляд, она выходит из квартиры, покачивая бёдрами. Я оглядываюсь в поисках хозяйки. Только бабы Зины здесь и не хватает!

— Хозяйка вышла к соседке, — объясняет Таль, проследив за моим взглядом. Он всё ещё в рабочей одежде и ботинках, усталый и очень злой.

— Твоя комната? — кивком показывает на дверь.

— Да. — Прохожу вперёд, позволяя Талю зайти следом.

Он смотрит себе под ноги, руки сжаты в кулаки. Встаёт у окна спиной ко мне, еле сдерживая гнев.

— У моей семьи десяток магазинов, — говорит глухо. — Продукты, косметика, детские товары, мелочи для дома. С тех пор, как я стал помогать отцу, мы купили два новых магазина. Он хочет, чтобы я взял управление бизнесом в свои руки.

Таль прерывисто выдыхает и оборачивается. Смотрит на меня холодно, с неприязнью.

— Но я предпочитаю свободную жизнь, — продолжает, — поэтому мы с друзьями ездим по стране, работаем по контракту. Мне особо вкалывать не надо, денег хватает. Не думай, что я живу за счёт отца, у меня своя часть бизнеса, и от неё стабильный доход. Но я заодно с друзьями закончил техникум. На улице дышится легче, чем в офисе. Всё проще, чем постоянно разбираться с людьми, потому что иногда… людей невозможно понять. Особенно женщин.


Вода с моих волос стекает по спине, по плечам. Таль ведёт взглядом по моему телу и тут же трясёт головой, не хочет на меня смотреть. Хмуро протягивает мне телефон. Я не беру, и он настойчиво трясёт рукой.

— Бери, проверяй! — настаивает. — Слева внизу увидишь символ интернет-банка. Откроешь, я скажу пароль. Увидишь, сколько денег у меня на счету. Если хочешь, они все твои.

Я отступаю назад, прячу руки за спину.

— Что ты затеял? — Мой голос низкий, тягучий от злобы. Я жила в коконе одиночества, никому не мешала, так нет же. Вытянули, выманили. Дашь людям каплю себя, и они наваливаются сверху, душат, пытаясь получить остальное, всё до капли.

— Надо было сразу сказать, что ты ищешь мужика, который может заплатить! Я бы запихнул тебе в трусы пару купюр, ты бы мне дала, и у меня бы отлегло уже! А то строишь из себя недотрогу, а сама в «Орхидею» намылилась! Я спросил, шлюха ты или нет. Почему не сказала правду? Думала, я неплатежеспособный? Смотри! — пихает телефон в мои руки. — Денег хватит, чтобы тебе заплатить и не за раз!

Я отскакиваю назад, и дорогой новенький телефон падает на пол. К счастью, не разбивается, и на том спасибо.

Таль подходит вплотную, обнимает меня за мокрые плечи. Его предплечье лежит прямо на шрамах, но я не замечаю боли, слишком поглощена вторжением в моё личное пространство. Словно кокон сросся с моей кожей, и Таль срывает его с мясом. Каждое откровенное слово, каждое посягательство на мою свободу откалывает ещё кусочек. А я без него не смогу, без кокона.

Слова Таля грубые, обиженные, а руки нежные, будто он держит ребёнка.

— Ты мне показалась другой, не такой, как остальные, — говорит горько. — Настоящей, хотя и раненой. А оказалось… ты меня опустила и собираешься в «Орхидею». Душ приняла? Платье выберешь покороче? Не надо стараться, на тебя сразу клюнут, снимут с подиума и потащат в угол, чтобы поиметь. На тебя у любого встанет, даже у старика!

Говорит мерзкие, грубые слова, и самому противно. Рот кривится от обиды и от сказанных гадостей. Но ведь послушал Любу и даже не усомнился.

Я мягко отстраняюсь и заставляю его опустить руки.

— Ты пришёл без приглашения, Таль, а я это не приветствую.

— Я пришёл извиниться! Слишком надавил на тебя… вот и хотел сказать, что наберусь терпения. Запал я на тебя, понимаешь? Стараюсь, но не могу вытолкнуть тебя из головы. А ты на мясной рынок идёшь… продаваться…

Таль смотрит на мою грудь, провожает взглядом капли, сползающие за вырез халата. Сглатывает всухую. Его взгляд темнеет, тяжелеет, он протягивает руку и стирает капли подушечкой большого пальца.

— Я бы всё тебе дал. И защитить тебя хотел тоже… — говорит с упрёком.


Мой кокон горит синим пламенем. Талю очень трудно противиться. Он искренний, он обещает защиту и заботу. Его раненый взгляд легко излечить. Достаточно простого признания, что я не собиралась в клуб, и Таль мне поверит. Опрокинет на постель, и на полчаса я забуду о тьме моей жизни.

Но я сдерживаю слабость.

— Прости, что разочаровала. Будет лучше, если я не вернусь на стройку, найду другую работу.

— Считаешь меня полным уродом? Думаешь, я отберу работу, потому что ты не хочешь со мной спать?!

— Нет.

— Тогда почему, Гера? Чем я тебя не устраиваю? Вроде лицом ничего, в постели никто не жаловался, не бедный. Если тебе нужны деньги, только скажи! Ты мне очень нравишься, это очевидно. Что не так?

При упоминании о деньгах я морщусь. Если бы у меня были деньги, я бы уже уехала и не боролась с желанием обнять Таля, сдаться его нежным и сильным рукам.

— У меня суп подгорает, — говорю без тени эмоций, — а тебе пора идти. До понедельника!


Таль демонстративно поднимает руки, показывая, что больше не собирается меня касаться. Ботинки с силой впечатываются в паркет. Я вздрагиваю, когда он хлопает дверью, потом хватаюсь за тряпку и стираю его следы в моей комнате. Вывожу каждый из них, как уродующее пятно. Возвращаю стерильность, чистоту, старательно наращиваю разрушенный кокон, защитный прямоугольник вокруг себя.

Потом сажусь за кухонный стол и ем суп. Горячий бульон обжигает нёбо, скользит по горлу потоком лавы.

Мне пора спать, ведь ночью на работу. Сначала в забегаловку, а потом её владелец попросил помочь на складе. Там безлюдно, никто не тронет мой кокон. И Таль не появится, он не знает, что я по-прежнему работаю по ночам.

В субботу вечером зашла Люба, чтобы поделиться новостью: она видела Таля в «Орхидее», он подцепил блондинку, похожую на меня. Внутри ёкнула глупая ревность. Я должна радоваться, что Таль больше не покушается на моё внимание, но не могу.