— Стелла… Тоже хочу тебя языком трахнуть… Просто пиздец как… Повернись, а? — Матвей убирает волосы с моего лба, заставляя на себя посмотреть. — Давай шесть-девять?

Горячая волна жара бьёт меня в живот, лицо заливает смущением. Повернуться к нему задницей? Он серьёзно?

Не похоже, чтобы Матвей шутил: зрачки широко распахнуты и мерцают одержимостью, от кожи пышет нетерпением.

— Нет, — мотаю головой. — Я ведь говорила, что не люблю…

— Ты делаешь мне минет, — перебивает он, не прекращая гладить меня по волосам. — Мне почему запрещаешь?

Пока я судорожно подбираю подходящий ответ и заодно пытаюсь понять, говорит ли моё нежелание получить оральные ласки о скрытой нелюбви к себе, Матвей приподнимается на локтях и тянет меня вверх, заставляя упереться ладонями ему в грудь.

— Не сопротивляйся, ладно? Если тебе не понравится, я остановлюсь. Обещаю.

Он сжимает мои бёдра, заставляя привстать, пока его тело начинает перемещаться подо мной, соскальзывая ниже. Меня будто парализовало. Я не хочу выставлять себя закомплексованной скромницей, но… Оральные ласки остались во временах студенчества и сейчас кажутся чем-то почти постыдным. Не получается не думать о гигиене и о том, как всё выглядит при ближайшем рассмотрении.

— Пахнешь обалденно, — звучит внизу.

Его пальцы сдавливают кожу моих бёдер, дыхание нагревает промежность. Вонзившись зубами в губу, я жмурюсь. Язык Матвея касается меня там.

Живот скручивает острый спазм, от которого вспыхивают грудь и шея. Начинает покалывать даже макушку головы. «Попробуй не думать, — говорю я себе. Не думай, не думай. Просто отдайся ощущениям. Если ты готова ублажать его ртом, то почему бы не позволить ему сделать то же самое? Ты тоже достойна».

Не знаю, заслуга это моих аффирмаций либо же Матвей так хорошо знаком с женской анатомией, но спустя минуту мне удаётся приглушить вой комплексов. Мысли выключаются, а все ощущения концентрируются в том месте, где он трогает меня губами, ласкает языком, целует, посасывает.

Грудную клетку распирает горячим першением, хочется двигаться в такт его касаниям, бормотать несвязности. Что-то внутри меня дребезжит, ломается — будто рушатся возведённые стены. Я совершенно беззащитна перед этими откровенными ласками и удовольствием, которое от них получаю. Это новый уровень интимности и доверия, в котором нужно полностью расслабиться. В обычном сексе иначе: там наслаждение рождается обоюдно, от трения органов. Здесь же нужно полностью доверять партнёру и позволить себе быть эгоисткой.

Оргазм выстреливает в меня громким залпом, заставив навалиться ладонями на спинку кровати и вскрикнуть. Промежность скручивает сильнейшей пульсацией, распространяющейся по всему телу. Я жалобно открываю и закрываю рот, захлёбываясь собственным дыханием. Матвей целует меня жадно и требовательно — только делает это снизу.

— Хватит, — хриплю я. — Не могу больше… Хватит.

В глазах становится мокро. Не знаю, почему то, чем ежедневно занимаются тысячи людей, так на меня действует. Я будто только что снова вывернула перед ним свою душу.

Приподнявшись, я скатываюсь на бок и заставляю себя посмотреть на Матвея. Он быстро водит рукой по члену, веки плотно сжаты, лоб напряжён, словно ему больно. Моё и без того не пришедшее в норму дыхание сбивается ещё сильнее. Сперма стекает по его пальцам, капает на живот и соскальзывает на простыню.

— Охренеть что это было, — сипло произносит он, когда открывает глаза. Его взгляд, немного расфокусированный и чуточку безумный, находит меня. — Ты как? Всё нормально? Тебе понравилось?

Я киваю, потому что мне и правда понравилось. И в эту самую секунду становится отчаянно жаль, что мне давно не двадцать пять. Тогда бы я плюнула на всё, собрала свои вещи и переехала к нему.

34

Матвей

— Я сегодня в бар собираюсь. Если снова меня продинамишь — вычеркну тебя из списка друзей на хер.

— Не вычеркнешь, — усмехаюсь я, хлопая дверью своего кабинета. — Какой ещё идиот, кроме меня, станет платить за твоё бухло?

Денис бормочет, что к тому времени, как мы снова встретимся, он успеет бросить пить и обзаведётся семьей, и я мысленно обещаю себе наконец выделить для него вечер.

Никогда не думал, что меня настолько накроет желанием проводить всё свободное время с одним человеком. Слышал о таком, но что самого коснётся — не мог и предположить. Я вообще считал, что часть меня, отвечающая за привязанности, атрофировалась. Отца я легко отпустил из жизни, и мать тоже. С девушками проблем не было, но ни одна не цепляла настолько, чтобы хотелось постоянно видеть её рядом. А Стелла зацепила так, что, даже когда мы проводим время порознь, не возникает желания пойти с кем-то встретиться. После работы я еду домой, втыкаю телик и, если появляется возможность, переписываюсь с ней. Задним умом понимаю, что зациклить свою жизнь на одном человеке неправильно, но ничего не могу изменить. Не умею наступать себе на горло. Пойди я в бар — всё равно думал бы о ней.

Родинский на днях вернулся из командировки, а это значит, что в ближайшее время Стелла не останется у меня ночевать. Кажется, я переоценил свою терпимость к тому, что у неё есть муж, потому что постепенно начинает рвать башню. Оставшись в квартире один, я не могу не думать о том, как всё происходит между ними. Если раньше я просто был счастлив оттого, что заполучил её себе, то сейчас мне этого мало. Как же мало, сука! Как она ведёт себя с ним дома? Целует его так же, как меня? Спит с ним? Улыбается ему? Делает минет?

Стоит немного расслабиться, и мысли превращаются в прожорливых червей, изъедающих мозг в труху. Сразу хочется позвонить ей и вытрясти обещание, что ничего из вышеперечисленного она не делает. Но даже если Стелла поклянётся, что не спит с ним, мне и этого будет мало. Я окончательно и бесповоротно увяз в ней, и она, знаю, тоже испытывает ко мне чувства.

Тогда какого чёрта она не уйдёт от него? Почему всякий раз из моей постели преспокойно уезжает в их общий дом? Знаю-знаю, я обещал себе, что дам ей время и буду ждать, но с каждый днём это ожидание становится всё более невыносимым. Мы разговариваем, трахаемся, спим в обнимку, заказываем еду. У нас всё настолько прекрасно, что начинаешь думать: «А куда лучше?» Три дня назад Стелла испекла домашний пирог с яблоками, и мы вместе ужинали им на кухне. Для неё наши отношения больше, чем интрижка с перепихоном — в этом я не сомневаюсь. Но проходят дни, и ничего не меняется. Кажется, будто она и не думает уходить от Родинского.

Эти мысли поглощают настолько, что я никак не могу вернуться к работе. Нужно отвлечься. Прогуляться до туалета, а лучше сходить за кофе. По уму, мне нужно отсюда увольняться. Валить куда угодно, лишь бы не работать на её мужа. Но есть одно огромное но. Здесь она. Я не могу добровольно заставить себя отказаться от мимолетных встреч в коридоре или в её кабинете. Страшно даже на один день потерять Стеллу из вида.

— Как дела? — интересуется Ира, когда я плетусь на кухню мимо ресепшена. — Ты сегодня какой-то грустный

— В мыслях о работе, — вру я и, поймав её выжидающий взгляд, из вежливости задаю встречный вопрос: — Ты как?

— У меня всё хорошо, — начинает тараторить она. — Я же в отпуск в конце недели ухожу. Думаю, в Адлер слетать, но не уверена пока. В Москве тоже ведь отлично. У тебя у самого какие планы на выходные?

Я неопределённо пожимаю плечами. Точно не провести их с Ириной. Она всё ещё не теряет надежды почему-то. Классная же девочка, и парням нравится. Чего она на мне зациклилась? Нет у нас шансов. На фоне Стеллы все потерялись. Недостаточно умны, недостаточно красивы, недостаточно уязвимы, недостаточно сложны. Не пробирают, не будоражат, не увлекают. Наверное, поэтому я ни к кому и не привязывался. Потому что ждал такую, как она.

Будто в насмешку, на обратном пути из кухни вижу их вместе. Стеллу и Родинского. Идут к лифту, о чём-то разговаривают. Его лапища лежит у неё на пояснице. Она не отпихивает её, не выказывает ни малейшего неудовольствия этому жесту. В висках начинает молотить барабанная дробь, а в груди растекается что-то едкое, горячее.

Стелла слегка кивает мне, Родинский просто окидывает взглядом, после чего они оба заходят в лифт и уезжают. Куда? Обедать вместе, как образцовая семейная пара? Гулять по магазинам? Навещать родственников? Трахаться?

В офис они больше не возвращаются. Я выкуриваю полпачки, хотя совсем недавно думал бросить, и выпиваю литра три кофе. Держать себя в руках? Потрачено. Быть терпеливым и понимающим? Тоже. Сколько я ещё протяну быть вторым? А вот хер его знает. Неделю? Месяц? Час?

По пути к дому я всё же не выдерживаю и набираю ей сообщение. Нормальное сообщение, вменяемое, а не всё то, что мог бы ей сказать.

«Пойдём завтра в кино? Тот фильм, про который я тебе говорил. Кинотеатр можешь выбрать сама».

Стелла не отвечает, но спустя десять минут от неё раздаётся звонок.

— В кино? — слышится удивлённо-шутливый голос. — С чего это ты вдруг такое решил?

— Хочу сходить. У нас ведь никогда не было свидания. Надоело постоянно торчать дома.

— Знаешь же, что это невозможно, — говорит она без сомнений и раздумий. — В кинотеатрах велик риск встретить знакомых.

Снова шумит в висках. Я предполагал, что так она и ответит, но всё равно хотелось это услышать. Наверное, чтобы окончательно прийти к выводу, что так, как есть, меня не устраивает.

— И как быть дальше? — Я отпинываю бумажный стакан, попавшийся под ноги, отчего он с глухим звуком ударяется в фасад моего дома. — Продолжать прятаться, как кроты от солнечного света?

— Ты повышаешь голос, — холодно звучит в трубке. — Не нужно этого делать. И не нужно вести себя так, будто вся наша ситуация стала для тебя сюрпризом.