Антон мог раздавить, да-а-а. И я была не против.

Я заводилась на самом деле с пол-оборота. Будто где-то передвигали в нужное положение тумблер. Всего-то и надо — щепотку голода до меня да горсточку боли, и можно не кипятить. Это если касается секса. В сессиях я предпочитала все наоборот, но сейчас же была не сессия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Лапы медвежьи, грубые, сминают мне задницу так жадно, что я уверена — сейчас будет предлагать анальный секс. В принципе, я, наверное, даже буду не против. Ох, давненько меня не драли именно так…

— Хочешь?

— В другой раз, — Антон качнул головой. — Хотя хочу. Даже отрицать не буду. Хочешь меня?

Сам уже своими медвежьими пальцами мне и клитор натер до того, что от вскипевшего в крови жара шумело в ушах, и ими же слегка засаживал, заставляя вгрызаться в его губы с большим остервенением, и спрашивает. Пара секунд — и я снова его трахну сама. Хотя… Нет, наверное, не выйдет, он сегодня не тормозит, ему сегодня явно не терпится самому.

— Ты издеваешься, да?

Он оттягивает мои волосы назад, смотрит в мои глаза с такой яростью, что у меня что-то сводит в животе.

— Ты. Меня. Хочешь?

Но вот поглядите же, я теку так, что любой другой придурок уже бы начал пошло ухмыляться, что, мол, и чего ты ломалась, Светочка? Этот же понимает, что эти реакции — не осознанное желание. Этот спрашивает.

Сегодня я не вижу в Антоне ни тени Алекса. Сегодня я вижу в нем только его самого. Напористого, сильного, голодного. Непонимающего слова “Нет”, живущего одним только “Да”.

Хорошо, малыш, раз ты так просишь… Это будет еще одной твоей проверкой. Если после этого ты поставишь на мне галочку и продолжишь свой эротический тур по девушкам из редакции — я сама тебе пришлю розы. Алые, да.

— Да, хочу, хозяин, — последнее слово я говорю намеренно. Я же знаю, что он хочет его услышать.

Хочешь меня подчинить, малыш? Ты же любишь побеждать, так? Держи. Жаль, не с кем заключить пари. А то я бы поставила на то, что уже утром ты соберешься и свалишь, наконец, из моей жизни. Пока — ты меня не разочаровал, даже удивил, спасибо, я подыграю. Чем удивишь?

Боже, как у него сверкнули глаза… Аж думать расхотелось.

— Сучка, — тихо шепчет Антон. Но кажется, и у него я нажала на тумблер. Есть стоп-слово, а старт-слова ты к каждому мужику подбираешь самостоятельно. Те, после которых они точно включаются в режим разъяренных быков. Ну же, вперед.

Торро!

Да-а, сбывается. Меня ставят в коленно-локтевую быстрее, чем я успеваю пикнуть. Лицом в простынь, да-да, в самую подчиненную из всех поз. Все, что мне позволено — кусать простынь. Руки заставил свести за спиной, стянул ремнем и заломил так, чтобы было болезненно. Аккуратно, по пределу, чтобы мне не порвать связки, но так, чтобы зайти несколько дальше границ моей гибкости.

Я не поняла, что, где-то вышло пособие “Как обращаться с мазохисткой. Для чайников”?

Если нет, то как он это вообще делает? Без сессий со мной, без глубокого опыта в Теме. Или сколько он практикует? По ощущениям — пару лет, но я могу ошибаться.

А!

Засадил.

Твою же…

Ох этот контраст боли и удовольствия, когда не знаешь, от чего ты сильнее орешь. И все тело вытянуто гулкой струной — от макушки и до выставленной задницы, и ладонь Антона на пояснице заставляет подмахивать и насаживаться на его член в нужном ритме. А перед глазами — звездный дождь, а на языке — жаркая сушь, горло напрочь сорвано, а все тело наливается жаром в предвкушении оргазма.

Боже, эти его ладони. Я готова целовать каждый восхитительный палец, потому что у него охренительное чувство моей границы. Он снова отхаживает меня ладонью, причем резко, градом ударов, заставляя ягодицу — то одну, то вторую пылать, вспыхивать такой острой болью, что все, что мне остается — только выть. От восторга, да. Боже, как же… Объемно.

Он останавливается. Всегда останавливается, когда боль подбирается к краешку. Гладит нежно, ласково, заставляя успокоиться и расслабиться.

Я скажу ему потом спасибо. Много-много раз. Потому что… Потому что мне уже давно так не было. Может, с ним не так, как с Алексом, Алекс мой болевой порог знал, потому что прощупывал опытным путем, а у Антона что? Интуиция?

— Еще. Еще, — это молю не я, но мое кипящее существо. Так странно ощущать себя в чужих руках. Была уверена, что никто меня уже не “включит”, но тут почему-то работает…

— Какая ненасытная, — смеется Антон и не останавливается. Только чуть замедляется, заставляя звезды в моей голове лопаться как воздушные шарики. Мне от каждого движения его в меня невыносимо ярко. Как будто грандиозный цветной взрыв.

Когда оргазм меня все-таки накрывает — я почти что теряю сознание. Всхлипываю, по щекам текут слезы, лежу на покрывале — а Антон рядом, лежит, опустив ладонь мне на живот, и сам хрипло дышит.

Божечки. Что это вообще сейчас было? Секс? Или мясорубка? Почему я чувствую себя настолько выжатой? И я снова… Кончила. Не с Ним. А ведь была уверена, что так не будет, что никто уже от меня этого не добьется, ведь эмоции, куда без них? А тут… Почему так выходит? И чувствую себя предательницей. Прости меня… Алик.

Лишь по ладони Антона, резко дернувшейся от моей кожи, я понимаю — я произнесла последнюю фразу вслух.

Мою ж мать…

Глава 19. Откровенный

Некоторое время Антон лежал неподвижно и смотрел в потолок. Молча. И взгляд у него был стеклянный.

И ладно бы еще я выдала Алекса, ладно бы Антон не понял, с каким конкретным настроем я все это выдохнула. Нет ведь, Алик — самое любимое, самое тайное из всех имен для Него, то, которое и употреблялось раза три в год, когда я особенно теряла над собой контроль. И все Антон понял — это было выведено у него на лбу крупными буквами. Он на самом деле слишком хорошо меня понимал…

Все исчезло — его лютая одержимость, его лихой азарт, с которым он крутил мое тело в своих ладонях, я будто взяла и одним сказанным словом высосала из него воздух, оставив внутри этого мужчины холодный ледяной космос.

Я практически слышала, как с тихим шелестом сворачивается в трубочку его либидо в мою сторону, и… Да, мне это в данный момент времени не понравилось.

Нет, серьезно. Он — Доминант, Верхний, я это ясно сейчас ощущала — пусть не мой, но характер был. А это значило одно — желание властвовать над женщиной целиком, занимать все её мысли и чувства у него возведено практически до уровня культа. Если он хочет видеть женщину перед собой на коленях — он хочет быть для неё богом. Единственным в пантеоне.

Возможно, все бы ничего, если бы не “хозяин”, сменивший правила игры между мной и Антоном. Я позволила ему сейчас ощутить себя выше меня. И этот вечер принадлежал ему. Я его ему отдала сама. И… Проехалась по нему асфальтовым катком. Прямей некуда дала понять, что в моем пантеоне он занимает не ведущее место. Ну, да, это правда была, но из тех, которые конкретно сейчас озвучивать было не нужно.

Нет, если б я была конченой сукой, я бы просто утерлась, пожала плечами и забила на чье-то пострадавшее самолюбие. Я так делала — в жизни с большинством людей. Они были посторонними, их было не жалко, но… Антон мне посторонними сейчас не был. Я сама сегодня вечером лишила Антона статуса “одноразового”. И да, в данный конкретный момент это было крайне паршивое “спасибо” за те ощущения, что он мне подарил. Серьезно.

Немая пауза затягивалась. Вот так всегда — обстебать, послать, это Светочка может запросто, а как разобраться с собственным косяком — тут все сложно. А Антон молчал, не шевелился, даже моргал редко, если бы не поднималась и опадала грудная клетка — можно было подумать, что я его убила этим вот словом. И лучше бы орал, бесновался, творил какой-нибудь неадекват, так было бы проще — я бы списала это все на знак судьбы, списала бы чувство вины в утиль за ненадобностью и спокойно пошла бы дальше. Но…. Он даже не вставал и не уходил. Он просто молчал, глядя в потолок. И что мне делать конкретно сейчас? Вот сроду не была в такой ситуации, даже не представляю, что говорить и как это разрулить. Это вообще разруливается?

— Что будет, если я скажу, что мне жаль? — тихо спросила я, касаясь ладони Антона.

Я поняла, что он меня услышал только по дернувшемуся уголку рта.

— Не парься, — хрипло выдохнул он наконец. И все. Все?

— Я не могу так.

— Да брось, — устало выдохнул Антон, по-прежнему глядя в потолок. — Не утешай “хозяина” на одну ночь, серьезно. Не надо. Так говоришь, будто между нами три года отношений и будто сейчас у нас с тобой первая брачная ночь была.

И снова молчание. Ровный тон и эти безразличные слова хреново вязались с замершим лицом.

— Нет трех лет, — я качнула головой. — Но ты уже не на одну ночь.

— Две ночи по цене одной, — криво ухмыльнулся Антон со слишком очевидной горечью. Господи, да неужели он так крепко в меня втрескался? Ну, вот же… болван. Ну, нельзя же. Ну, должен же понимать. Я же хрен его знает, когда отойду после Алекса, и не знаю, отойду ли вообще. И все же…

— У меня не бывает Хозяев на одну ночь, — тихо произнесла я. — Мальчики на ночь бывали, но редко, Верхние на один раз — только если сами не захотят продолжать или если мне не понравилось.

Строго говоря и Верхних-то у меня было… Мало. С учетом того, что я в Теме была уже десять лет (ну ладно, шесть активных) — уж я-то знала, что каждый Тему понимает очень индивидуально. И не всякий Дом понимал, что такое для меня подчинение и служение. Не все признавали мои границы, не все умели ограничиваться одними лишь сессиями, думая, что если я встала на колени — значит, это распространяется на всю мою жизнь.