Юлия Рябинина - Только не я

– Верка! – ору в микрофон.

– Тише, тише, – шикает на меня подруга, – ты своим ором всю палату разбудишь, – хихикает она.

А я с раскрытым ртом замираю.

– Какую палату, Вер? – переспрашиваю ее.

– Да, балин, ты даже не представляешь, что произошло, – доверительно тихий шепот заставляет все волоски на теле подняться дыбом.

– Что? – подстраиваюсь как будто под ее шепот сама, вторю ей.

– Да упала я, Ясь, – говорит она, а я в ее голосе чувствую какую-то неуверенность. Или это попытка скрыть от меня что-то.

– Как так? – удивляюсь искренне. – А почему об этом никто из наших не знает? Почему никому из нас не сообщили, что ты в больнице? Почему…

– Хватит, Яся.

Слышу по голосу, будто она устала.

– Все, все, я поняла, ты не можешь там разговаривать, я поняла, – сдаюсь я.

Понимаю, что, если там, в палате, кто-то есть, то вряд ли она мне что-либо расскажет. Лишние уши ни к чему, когда дело касается таких, как мы.

– Ты что-нибудь повредила? – решила сменить тему и поняла, что задала самый глупый вопрос, который только можно было сморозить.

Черт, она лежит в больнице не просто так.

– Яся, все при встрече, – в голосе слышна улыбка, только совсем невеселая. – Ладно, Ясь, я буду спать. Хоть и рано, но здесь, знаешь, такая атмосфера, всегда хочется спасть.

– Да, конечно, Вера, только завтра мне обязательно позвони.

Молчание в трубке.

– Я постараюсь вырваться и приехать к тебе, попробую с Тамарой Игнатьевной созвониться, может, она чем поможет.

– Да, конечно, Яся, я буду ждать.

Всхлип, я точно его слышала, прежде чем Верка успела отключиться. Набираю тут же телефон подруги, но она сбрасывает и следом шлет смс о том, что на нее шикают в палате, а выходить ей не хочется, она уже легла.

«Созвонимся завтра, Ясь». И больше ничего.

Понедельник – страшный день. Я шла туда, как будто на казнь. Фальшивая улыбка, застывшая на губах, скрывала волнение, которое клокотало внутри, накатывая волнами. Чтобы хоть как-то скрыть, что сейчас чувствую, схватившись за лямки рюкзака, я сжимала их так сильно, что в конце концов, пока дошла до класса, кисти начало сводить от напряжения и вспотели спина с подмышками. Черт. Еле разжала пальцы, поднесла ладонь ко лбу, ну, чтобы на всякий случай проверить, не мокрый ли он. Дверь открывается, и у меня екает сердце. Что в этот момент творится внутри, сказать трудно, я не понимаю, как такой ураган эмоций может поместиться внутри меня, в этом узком сосуде под названием «грудная клетка». Делаю облегченный выдох, когда мне навстречу выходит какая-то девчонка. Искоса глянув на нас с подругами, она быстро отвела взгляд и побежала по коридору.

– Ну, что застыла, Яська, давай быстрее, а то там учитель уже сидит.

Я зажмурила веки сильно, до черных мошек перед глазами, и сделала шаг внутрь.

Тишина, которая стояла внутри, заставила тут же раскрыть глаза. Я была поражена, если честно, тем, что увидела. Я-то думала, что сейчас испытаю самое страшное, унизительное чувство стыда от того, что все, кто сидит здесь, обязательно будут знать, что со мной произошло в субботу, но…

Я хмыкнула. Очень сильно я себе переоценила, видимо, так как оказалось, что мы пришли к самому началу урока, и все ребята в одинаковых формах, склонившись над приборами, что-то рассматривали с интересом и даже голов не подняли, когда мы вошли. Химия, сегодня лабораторная, конечно же. А еще я осознала, что у меня, как и у девочек, нет формы. И мы сейчас на фоне класса выглядим, как будто клейменные той одеждой, в которой пришли, что другие, что не относимся к этом месту, чужие здесь.

Проходим под тяжелым взглядом учителя к своим местам, как оказалось, это на последних партах, и рассаживаемся на свободные стулья. Девчонки сели вдвоем, оставив меня в полном одиночестве. Только когда расположилась на месте и разложила учебники с тетрадями, я осмелилась обвести взглядом ребят, которые тут были. Тимофея точно не было, потому что не почувствовала его, как и Диму, видимо, синяки расползлись по всему лицо. Толкаю в спину Любу.

– А Василиса тоже с нами учится? – шепчу ей на ухо, когда девушка максимально отклоняется назад.

«Нет», – читаю по губам.

Вот как? Удивительно, я думала, что мы в одном классе. Значит, она на год младше? Или что, здесь два класса? Любопытство раздирало внутри, и я уже хотела снова толкнуть Любу в спину, когда дверь открылась, и в нее вошел Тимофей с парнями, которых я вчера успела лицезреть при избиении Димы.

Мне хотелось провалиться сквозь землю, когда я поняла, что парень оглядывает класс, и его взгляд замирает на моей персоне. Гадство. Отвожу взгляд и прячусь за спиной Любы.

– Здрасьте.

Господи-боже, от его голоса по мне мурашки сразу же побежали, а в коленках почему-то холодно стало, и дышать, дышать невозможно трудно.

– Проходите уже, и так опоздали, – бурчит под нос учитель.

У меня внутри все сжалось, когда я поняла, что Тимофей сворачивает к тому ряду, на котором сижу я, и что стул возле меня пустой стоит.

Чертовы «Сумерки» перед глазами пронеслись быстрым кадром, а у меня дыхание сперло. Вот теперь я со стопроцентной точностью понимала, что в тот момент чувствовала Белла Свон. У меня за секунду ладони вспотели так, что хоть вытирай их полотенцем. А взгляд не поднимаю, только слышу ровные шаги и тихое приветствие ребят Тимофею.

Вдох-вдох-вдох, где же это воздух-то застрял?

Громко, очень громко отодвигается стул, и со мной рядом падает тело. В прямом смысле этого слова, а я так и не решаюсь поднять голову. Кошусь в окно и пытаюсь схватить ртом кислород, хоть чуточку.

– Слышь, барышня, учебником поделишься?

Я чуть не подавилась этим самым воздухом, который все-таки тонкой струйкой просочился сквозь мое сжатое горло.

Поворачиваю голову и вижу, как на меня в упор пялится тот парень, который Димку держал над раковиной.

– Ну, что хлопаешь глазенками? – его губы растягиваются в ироничной ухмылке, и мне приходится прикусить язык, чтобы не сказать ему колкость.

– Надо свои носить, – все же попыталась выдохнуть я, а самой стало очень интересно, где же Тимофей.

Ведь была уверена, что он сядет со мной и будет троллить весь урок. Разочарованно вздохнула, когда мой сосед чуть повернул корпус в сторону второго ряда. Тимофей сидел и о чем-то мило беседовал с девчонкой, что сидела впереди него. Опять внутри кольнуло…

Черт, это была зависть. Я даже дернулась от этого осознания.

– Ты что такая молчаливая? – привязался ко мне сосед по парте.

Я мазнула по нему взглядом, передвинула учебник на середину стола и отвернулась снова в сторону окна. Тихий смех Тимофея, будто разряд электрического тока, прошелся по натянутым нервам и застрял где-то внизу солнечного сплетения, свернувшись в тугой узел.

Что со мной происходит? Откуда эти ощущения и мысли, совсем не те, которыми сейчас должна быть занята моя голова? Почему нет ни одной мысли относительно Димки или Веры?

Нет, там сейчас было все оголенно, словно пучок нервов, оставшийся без защиты, и стоило только прикоснутся к нему, как, скорее всего, даже почувствую разряд.

– Эй, – бьет меня в плечо здоровяк, и я подскакиваю на месте с громким «ой».

Хватаюсь за то место, куда был толчок.

– Да что же такое! – учитель встает со своего места и оглядывает класс. – Я вижу, вы уже справились с заданием? – он строго смотрит на меня, а я кидаю виноватые взгляд то на него, то на ребят.

– Извините, – сажусь на место и притягиваю тетрадь к себе, утыкаюсь носом в чистый, неисписанный лист, начинаю выводить цифры.

– Так, ребята, поторопись, – учитель сводит на нет мою выходку, и я ему за это очень благодарна. – До конца урока тридцать минут.

– Придурок, – одними губами говорю парню.

А ему смешно, видите ли, ржет сидит, скотина, как конь. Злюсь. И эта злость готова выплеснутся наружу. Поворачиваю голову, чтобы сказать ему пару ласковых, и натыкаюсь взглядом на черные жгучие глаза цвета ночного неба. Дыхание перехватывает, и я тут же забываю все, что случилось пару минут назад. Для меня сейчас есть только он и его глаза цвета ночи. Мгновение, и он подмигивает мне, косая ухмылка трогает уголки губ. Черт. Краска заливает лицо, и я хочу провалиться от стыда, ведь он видит, как я реагирую на него.

Резко отворачиваюсь к окну и сажусь на стуле полубоком к соседу, теперь-то уж точно не повернусь, что бы не случилось.

Вылетаю из класса пулей, как только звенит звонок. Даже девчонкам говорить ничего не стала. Резко встала, собрала все вещи и ушла, оставив на столе учителя тетрадку, скорее всего, с неправильно сделанной работой.

Сейчас хотелось одного – разобраться с тем шквалом чувств, что накатили так неожиданно. Я быстро шла по коридору, даже не замечая, что иду против течения толпы ребят, которые торопятся на следующие занятия.

Мозг пульсирует так, что страшно становится, не разорвет ли черепную коробку. Первое желание – сходить в туалет и сунуть голову под холодную воду, но как только дошла до нужной двери, тут же передумала. Бежать. Нужно сбежать с уроков, потому что не смогу спокойно находиться там, где он. Я это чувствую, ведь, как только стоит в мысли пробраться ему, тут же становится и жарко, и холодно одновременно. И это сродни болезненным ощущениям в груди, когда твое сердце начинает выламываться из того места, где до этого крепко сидело.

Легонько постукиваю себя по грудной клетке чуть выше сердце. Привычка, черт бы ее побрал, с детства осталась, после того, как поняла, что только эта манипуляция может остановить или выровнять бешеный ритм органа.

«Есения, надо подумать о чем-то или о ком-то другом, ну, нельзя же так вот срываться! Ведь тебе здесь не один день учиться, а, как минимум, месяц», – рассудительно наставлял внутренний голос.

«Соберись, тряпка, и смотри только перед собой, не распыляйся, одиннадцатый класс, экзамены на носу, что ты творишь?» – верещал мозг, отчего даже уши заложило.