– Спасибо, – забираю презент.

Отказываться было бы глупо, да и стоило предположить, что не придет ко мне никто в больницу и не принесет вкусностей.

– Так что, поговорим?

Он без приглашения присаживается на стул, и я ощущаю себя под его давлением маленьким бездомным котенком, которого хочет сожрать здоровенный лабрадор. Скромно киваю и отодвигаюсь на край кровати, глаза не поднимаю, смотрю в пол.

– Поговорим.

***

Дохожу до тяжелых дверей и с силой толкаю. Изнутри тут же повеяло теплом. Дом, родной дом, как же я скучала. В детдоме тихо, что очень необычно для этого часа. Возможно, какое-то собрание идет, или приехал театр, и все сейчас в актовом зале.

Я прохожу по длинному коридору и направляюсь в женское крыло. Хочется быстрее попасть в комнату. Оказывается, так соскучилась по родным стенам.

Чем ближе я подходила к заветной двери, тем сильнее билось сердце. Хотя нет, оно не билось, оно, как угорелое, металось внутри, колотясь о ребра, будто сумасшедшее. Сумка неожиданно стала настолько тяжелой, что хотелось бросить ее посередине коридора, а рюкзак заметно придавливал своим весом к земле. Волнение захлестывало разум. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Я немного постояла на пороге, прежде чем надавить на дверную ручку. Щелк. Но дверь оказалась закрытой. В замешательстве смотрю на дверь, а потом меня как будто осеняет.

Ну, конечно, закрыта. Хах! И в этом нет ничего странного.

Лезу в карман рюкзака, выуживаю ключ со дна и открываю дверь. Идеальная чистота бросается в глаза с порога, и я в непонимании оглядываю комнату. Здесь явно что-то не так. Но что? Не помню, чтобы Вера поддерживала такой порядок в комнате. Мы хоть и не слыли с ней грязнулями, но и чистюлями до мозга костей никогда не были, а сейчас я вижу кругом стерильную чистоту.

Прохожу вглубь помещения и оставляю сумку возле шкафа. Раскрываю створки и застываю на месте. Пусто. По телу волной прокатилась мелкая дрожь и притупляющий восприятие действительности страх.

Ушла. Уехала, черт, она просто сбежала. Захлопываю дверки шкафа обратно и черепашьими шагами иду к кровати. Панцирная сетка впивается в мое тело, когда я со всего размаха бухаюсь на кровать. Я в шоке от этого поступка. И теперь даже не могу представить, что буду делать? Я вернулась домой, но без Верки и без прежней жизни мне как-то совсем стало неуютно и пусто здесь. В груди заныло от тоски по прошлой жизни. Слезы безысходности навернулись на глаза, но я зло смахнула их, уткнувшись в подушку лицом, вытерла их насухо. Я больше не буду плакать из-за тех людей, которые меня не ценят.

В рюкзаке завибрировал телефон. Я нехотя поднялась с места и, поковырявшись в недрах, выудила трезвонящую трубку.

– Хмы, – неконтролируемая улыбка растянула губы, и я тут же нажала на зеленую трубку, приняла вызов.

– Здравствуй, Есения, тебя выписали, – не вопросом, а констатацией факта пророкотал голос мужчины в динамике.

– Здрасьте, Николай Николаевич, да, выписали…

Я краснею сильнее, чем вареный рак, даже кончики ушей горят от переживания. Я почему-то, когда увидела номер Тимофея, думала, что он и звонит, а это оказался его отец.

– Ясно. Почему не позвонила? Я же оставил тебе визитку.

– Извините, я нечаянно потеряла ее.

Ложь, визитка у меня запрятана в самый дальний карман.

– Понятно.

– Как Тимофей? Вы ему телефон отдадите?

Черт, черт, что опять за неконтролируемый словесный поток? Просто заткнись, Яся…

Закатываю глаза и прикусываю внутреннюю сторону губы.

– Да… – молчание, – скорее всего, да, отдам. Ему сделали на прошлой неделе еще одну операцию, и он ее неплохо перенес. Я подумал, что ты захочешь его навестить.

– Кончено, захочу! Ой, хочу! Ой, простите…

Мой голос задрожал, а сердце затрепыхалось, и мне уже было все равно, какие слова вылетаю из моего рта. Главное, чтобы он не передумал. Встреча с Тимофеем замаячила на горизонте, словно восходящее солнце после долгой темной ночи.

– Вот и отлично, тогда завтра за тобой приедет водитель. Во сколько у тебя заканчиваются уроки?

– Около двух часов, но только мне кажется, меня не отпустят, – вдруг мелькнула неприятная мысль, и настроение тут же покатилось к отметке «ноль», притупляя этим самым всю радость.

– Ну, по этому поводу даже не беспокойся. Все будет хорошо.

– Ой, да?! Спасибо, спасибо! – затараторила я быстро и чуть громче, чем стоило.

А потом на миг проскользнуло видение в голове, как мужчина морщится и телефон от уха отстраняет, и мое лицо снова покрылось пятнами от стыда.

– Да, не за что пока, Есения, – говорит мужчина.

Его голос становится чуть тише, отчего я досадливо поджимаю губы. Неужели догадка оказалась верна?

– Завтра тогда тебе позвоню. До свидания, Есения.

– До свидания, Николай Николаевич, – ответила я, но мужчина уже положил трубку.

– Говнюк, – прокомментировала я его действия, но тут же забыла про эту нелепость и запрыгала на кровати от радости.

Не могла поверить в это, да и разве можно было? Я совсем не ожидала, что устроенный с пристрастием допрос в больнице даст такие результаты. Мне тогда вообще показалось, что отец Тимофея сделает все, чтобы вычеркнуть из жизни сына такую нелепость, как я, но оказалось, что все с точностью до наоборот.

– Какие у тебя планы на будущее?

Вопрос мне тогда показался очень странным, но так как я согласилась разговаривать, и в обратку уже не попрешь, то…

– Учеба. У меня хорошие оценки, и надеюсь, ЕГЭ сдам с наивысшим баллом. Хотя для нас, детдомовских, это и не играет особой роли, потому что места бюджетные все равно предоставляются в учебных заведениях, но я хочу быть лучшей. А потом получу квартиру и надеюсь устроиться на хорошую работу.

– Хорошие планы, достойные, – похвалил мужчина. – А для чего тогда тебе нужен мой сын? Если в твое будущем и так все замечательно. Возможно, у тебя уже есть жених?

– Нет, – слишком поспешно ответила я.

– С женихом ясно, – улыбнулся он одними уголками рта.

А вот глаза так и оставались холоднее зимнего моря, и мне даже казалось, что он не смотрел на меня, смотрел сквозь, куда-то глубже.

– Ваш Тимофей мне нравится, – продолжила я, так как понимала, что наше затянувшееся молчание не просто так, мужчина ждет от меня чего-то еще. – Я понимаю, вы думаете, что мы не пара, это ваше право, возможно, вы даже думаете, как и Василиса, что я его соблазнила…

Я тогда так разошлась, что лицо начало полыхать от того, в каком тоне я со взрослым человеком разговариваю, но остановиться уже не могла.

– Но это не так, мы познакомились чисто случайно.

– Я, кстати, ничего такого вообще не думал, и не волнуйся, я тебя прошу.

Мужчина встал со стула, подошел к пакету, который сам же принес, выудил оттуда мандарин и, повернувшись, протянул мне.

– Вот, погрызи и успокойся.

Я зависла на несколько долгих минут, смотря на протянутую ко мне руку с мандарином в ней. А потом… черт, до сих пор стыдно об этом вспоминать. А потом я просто разревелась, как самая последняя нюня. Никогда не прощу себя за это, но то чувство, которое на меня нахлынуло в тот момент, затопило меня. Этот невинный жест привел мой внутренней мир в диссонанс. Отец Тимофея ну никак у меня не ассоциировался с тем мужчиной, который предстал передо мной в тот миг.

– Прекращай реветь, быстро, – он присел рядом со мной на кровать и чуть приобнял за плечи, при этом умудрился всунуть мне в трясущиеся руки мандарин. А после того, как мне все-таки удалось собраться, у нас действительно состоялся очень долгий «задушевный диалог». Из которого я узнала, что, оказывается, мама Тимофея тоже жила в детдоме, и что он, Николай Николаевич, безумно был влюблен в нее, и что я очень на нее похожа, но есть одно большое «НО»: Василиса и ее мать. И Николай Николаевич переживает за то, что они будут строить козни. Я его понимала и представляла, что творится у них в семье за закрытыми дверями. Перед уходом мужчина обещал подумать, как все можно получше устроить, и попросил, чтобы я побольше думала о себе и выздоравливала. Но перед тем, как закрыть дверь, кинул на меня взгляд, показавшийся таким холодным и бездушным, что в душу закралось подозрение: а может, мужчина мне всю дорогу врал?

***

В дверь постучали, отвлекая меня от воспоминаний. Я только хотела было открыть рот, чтобы сказать «войдите», как дверь открылась, и в нее вошла Верка.

– Привет. Можно?

Стоит на пороге, как неродная, крашенные в белый цвет волосы собраны в высокий хвост, а подведенные черным карандашом глаза смотрят в мои, не мигая.

– Привет, – отвечаю ей, но в душе понимаю, что разговаривать с ней абсолютно не хочется, потому что это больше не моя Верка, а какая-то чужая девчонка, совсем не похожая на мою подругу.

Глава 27

Мягкое сидение давило на пятую точку. Мы уже почти подъезжали к больнице, в которой лежал Тимофей, а меня до сих пор не отпускало чувство смущения, которое поселил в моей душе его отец. Так некстати я вспомнила его звонок днем.

Я, будто оголтелый хомяк, влетела в комнату после занятий. Николай Николаевич позвонил ровно в тот момент, когда прозвенел звонок, и сказал, что водитель уже на месте.

«Что значит, на месте?» – хотелось бы мне уточнить у мужчины, но я только поблагодарила его и вылетела из класса, даже не попрощавшись с ребятами. Предстоящая встреча с Тимофеем окрыляла настолько, что не чувствовала ног под собой.

– Что надеть? Что надеть?

Вытаскиваю из шкафа вещи, а в мозгу мечется мысль, что ему, скорее всего, будет пофигу, как я выгляжу.

– А вдруг он не хочет меня видеть? – вдруг останавливаюсь на полпути. – Нам же с ним так и не удалось поговорить…

Еще и картинка возникла перед глазами, как я смалодушничала и убежала из столовой в тот момент, когда парню было очень больно и плохо.