Юлия Рябинина - Только не я

Взрослый мужчина, по-видимому, врач, так как на нем белый халат, подходит к нам и протягивает руку для приветствия.

– Доброго дня, – отвечает Николай Николаевич, а сам украдкой на меня взгляд бросает.

«Я все вижу», – хотелось сказать ему.

– Первые посетители? – кивнул врач на меня.

– Да, девушка Тимофея, – ответил мужчина.

Врач внимательнее на меня посмотрел, а потом по-доброму заулыбался.

– О, так это же прекрасно, что у вашего мальчика есть такая замечательная подружка. Ну, что ж, пусть она тогда пройдет к нему, а мы с вами обсудим некоторые нюансы предстоящей поездки.

Упс. Значит, все уже спланированно, и в любом случае Тимофею придется ехать.

– Мария Сергеевна, – врач жестом подзывает к нам медсестру, – проводите девочку в палату к Волкову, только про халатик не забудьте, пожалуйста.

Снисходительная улыбка появляется на его губах, и он, подхватив Николая Николаевича под руку, повел его по коридору, скорее всего, в сторону ординаторской.

– Есения, помни, о чем мы с тобой говорили, – слышу его слова перед тем, как развернуться за Марией Сергеевной.

– Помню, помню, – бурчу под нос, – уж такое точно не забудешь.

– Волков, к тебе…

Я тут же расправил спину. Черт, сейчас будет вопить.

– Мария, сразу хочу прервать твои истерики, я только встал и ходить не собирался, – я не поворачиваюсь к вошедшей медсестре, тупо сижу прямо и пялюсь в окно.

Уже второй день я могу самостоятельно вставать и передвигаться, потому как повязки немного ослабили, и теперь они не вдавливаются в кожу, словно стальные жгуты, я даже дышать могу полной грудью.

– Волков Тимофей, к тебе посетители.

От ее слов меня будто жаром окатило.

– И активно двигаться тебе пока нельзя, – в ее голосе скользит насмешка, от которой во мне тут же вспыхивает злость.

– Ага, как скажешь, – я медленно встаю с кровати и, стараясь как можно меньше делать лишних движений, поворачиваюсь к двери.

Уже когда дверь закрывалась, я увидел спину медсестры. Какая молодец, свалила вовремя. А потом перевожу взгляд на Снежинку. Мне совсем не хотелось смотреть на нее. Боялся увидеть то, что вижу. Яся смотрела на меня округленными от шока глазами. Видимо, не ожидала узреть такое.

Нет, это выше моих сил. Я ухмыляюсь и отвожу взгляд. Медленно поворачиваюсь и отхожу к окну.

– Привет, Снежинка.

Черт, я совсем не так представлял нашу встречу после такого долгого расставания, на душе сразу сделалось пусто и одиноко. – Зачем пришла?

Твою мать, зачем говорю таким тоном, как будто хочу обидеть, прогнать ее? Но управлять своими эмоциями трудно. Еще всплыли слова отца в памяти о том, что я навряд ли буду нужен ей с обезображенным телом. Черт. Так хочется покурить, ну, или как минимум врезать по чему-то твердому, но сейчас нельзя, к сожалению, а то вдруг кожа разойдется. Сарказм к самому себе и к ситуации в целом затопляет меня внутри с головой.

– Привет, – прямо за спиной раздается голос девушки, и я дергаюсь от неожиданности.

– Черт, – вырывается.

– Да нет, всего лишь я, – спокойно отвечает Снежинка. – Как ты тут?

Я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к ней, а она, усевшись на край кровати, болтает ногами, и на лице совсем другие эмоции.

– Без меня…

Я бы рот открыл от удивления, но он у меня был перебинтован под подбородком.

– Как и ты без меня, – ухмылка трогает уголки губ, и я, не прерывая зрительного контакта, делаю шаг к ней и чуть склоняю спину в пояснице, при этом стараюсь удержать все то, что выше, в полном покое, иначе – боль.

Снежинка как сидела, так и осталась сидеть, даже ни один нерв на лице не дернулся.

– Я скучала, – шепнула она, и в уголках глаз на ресницах задрожали слезинки.

У меня внутри все оборвалось. Черт, я столько раз прокручивал в голове нашу встречу. Столько разных речей готовил и даже представлял себе, как Яся рыдает, когда мы встречаемся, но представлять – это одно, а на самом деле – это другое. Еще много разных чувств, смешавшихся в один торнадо, разрывали все изнутри, но даже не это самое сложное было, а то, что я и обнять-то ее не могу и прижать к себе не могу. Твою мать, мне кажется, если бы я умел плакать, то сейчас точно бы разревелся, как девчонка, от той доброты, которая исходила от Снежинки. Ее глаза говорили о многом, и мне хотелось утонуть в них, захлебнуться этой чистотой и нежностью, забыв все то дерьмо, что произошло с нами.

– Я тоже скучал, – голос срывается, и я так же говорю шепотом, как она.

– Мне очень много нужно тебе сказать, – голос Яси дрожит.

Она встает с кровати, и теперь мы стоим совсем близко друг к другу, девушка смотрит мне в глаза, а я делаю шаг назад, потому как чувствую, что мне некомфортно находиться в такой близости от нее, будучи перебинтованным, как мумия.

– Снежинка, ты знаешь, что? – я беру ее за руку и сжимаю ладонь, она кончиками пальцев свободной руки смахивает слезинки с ресниц и вопросительно приподнимает брови. – У меня к тебе одна просьба. Если ты хочешь поговорить о том, что было, то не стоит, я не хочу об этом говорить ни сейчас, ни потом и вообще никогда, – поднимаю ее ладошку к губам и касаюсь самой серединки. – Ты прости меня за то, что втянул тебя во весь этот кошмар, я действительно не подумал о том, что может такое произойти.

– Прекрати, Тимофей, слышишь? – Снежинка все-таки встает ко мне вплотную снова и второй рукой накрывает наши руки, прислоняется к моим пальцам своими губами.

Они у нее такие мягкие, манящие, так и хочется коснуться их и попробовать на вкус, но гребанный бинт стягивает подбородок, и мне кажется, что я сейчас выгляжу, как ушлепок. И это меня бесит, но отказаться от возможности прикоснуться к Ясе не могу, поэтому терплю себя рядом с ней.

– Как ты тут? – по глазам видно, что она хочет спросить или сказать много чего, но все это сдерживает и просто повторяет тот вопрос, на который не ответил.

– Нормально, – хмыкаю и отпускаю ее руки.

Присаживаюсь на край кровати, потому что чувствую неожиданно дикую усталость, навалившуюся на плечи.

– Когда выпишут?

– Ничего пока не говорят, сказали только то, что слишком долгий реабилитационный период предстоит.

– Ясно, а нас обратно забрали в детдом, – говорит она и подходит к окну. – Знаешь, Верка съехала от меня, они теперь с Димой встречаются.

Вот это новость. Мне, конечно, было плевать и на мартышку, и на ее белобрысого дружка, но я-то знаю, что мартышка Ясе лучшая вроде как подруга была.

– Я в тот день, когда вас с Василисой забрал Лев в кабинет, увидела их совместное видео, в ВК выложенное, – она повернулась ко мне лицом. – Я теперь даже не знаю, что делать, – пожимает плечами, – как быть?

– Подождать, когда меня выпишут, и тогда все решим вместе, – хотел бы притянуть ее к себе, обнять покрепче и не отпускать совсем никуда, но эти гребаные повязки все портили, да и вряд ли ей захотелось бы обнимать меня.

– Конечно, я тебя подожду, – улыбается она, вот только улыбка совсем невеселая, – и навещать тебя буду теперь чаще, раз к тебе можно приходить, – а потом вдруг замолчала, о чем-то задумавшись, глядя мне за спину.

– Эй, ты чего? – вставать с кровати и оглядываться было лень.

– Да нет, все нормально, вспомнила кое-что, не важно, не обращай внимания, – она в один шаг оказывается рядом и, облокачиваясь на гредушку кровати, склоняется ко мне.

– Ты больше не пахнешь собой, – губы растянуты в полуулыбке.

– Че, правда? – удивляюсь я наигранно.

– Ага, от тебя мазью несет за километр, ты такой вонючий, – она склоняет голову и целует меня в щеку.

У меня внутри случился взрыв в этот момент, по телу токовыми импульсами прокатилось наслаждение.

– Эй, ты чего делаешь? У меня так вся кожа отойдет из-за мурашек.

Смотрю на девушку, а у нее выражение лица вмиг меняется, и на нем теперь не улыбка, а страх. Н-да, братан, вот это шуточки у тебя.

– Ясь, я шучу, ты что? Плачешь, что ли?

– Нет, – всхлипывает и отворачивает голову.

– Блин, Снежинка, прекрати увлажнять воздух, а! А то мне и так дышать сложно, тут чересчур влажность повышена.

Я все-таки не сдерживаюсь, отталкиваюсь от кровати и подхожу к Ясе со спины, обнимаю ее, несильно, чуть-чуть, но по моей спине сразу прокатился неприятной холодной волной озноб. Твою мать. Тут же опускаю руки.

– А твой папа не отдал тебе телефон?

– Должен сегодня принести, – отвечаю ей и снова подхожу к кровати, присаживаюсь обратно. – Снежинка, не плачь, пожалуйста. Ну, подожди еще недельку, а потом будешь рыдать, сколько влезет. Я уже задолбался здесь валяться, хочу побыстрее выйти, но нужно соблюдать некоторые правила, а для меня это пипец как сложно.

– Я больше не буду, прости.

– Еще раз попросишь прощения, и мне точно придется нарушить одно из правил, – протягиваю руку и цепляюсь пальцами за ее запястье, подтягиваю к себе. – Тебя никто не обижает? – меняю тему разговора и смотрю на нее пристально, но она взгляд не поднимает.

– Нет, все хорошо, я же теперь дома.

Неуверенность в ее голосе напрягает.

– Слушай, Ясь, может, я попрошу отца, он там потрещит с кем надо, и тебя обратно в интернат переведут? Там хоть пацаны есть, я буду спокоен за тебя, а?

– Нет уж, спасибо, – она пытается вырвать руку, – я как-нибудь обойдусь без твоих пацанов.

– Не понял?

– Тимофей, ты давай прекращай, я не маленькая ведь, – снова дергает руку, но несильно, поэтому продолжаю уверенно держать. – Это мне нужно переживать о тебе и вон о Мариях, которые наведываются в твою палату.

Господи, ее щеки краснеют, и она украдкой кидает на меня взгляд.

– Ты это сейчас серьезно?

Даже не думал, что ревность Яси будет выглядеть так… черт, так мило. Еле сдерживаю смех, рвущийся наружу.

– Ты что, смеешься, что ли? – она перестала дергаться и теперь смотрит на меня внимательно.