― Принимала какие-нибудь необычные на вкус пирожные от незнакомцев?

― Что? Конечно, нет.

― Ударялась головой?

― Нет, ― она нахмурилась, полная смущения. ― О чем ты говоришь? Почему ты вообще разговариваешь?

Он потянулся и заправил ей волосы за уши.

― Просто убеждаюсь, что ты в здравом уме, детка. Не хочу, чтобы ты ненавидела меня утром. Или себя.

― Я трезвая и без сотрясения мозга, ― пообещала она. ― Но ты определенно заработал дополнительное очки за то, что заботишься об этом.

― Сколько очков мне нужно накопить, прежде чем я смогу выкупить их для минета?

― О, я так не думаю, Ковальски.

― Вообще?

― Как насчет не сейчас?

Его улыбка была медленной и обжигающей.

― Я не имел в виду прямо сейчас. У меня другие планы на сегодня.

Она провела пальцами по его спине, наслаждаясь ощущением, как его мышцы дернулись под ее прикосновением:

― Ты закрыл дверь и выключил свет на крыльце?

― И закрыл занавески. Надеюсь, моя семья подумает, что нас затянуло в черную дыру.

― Кстати о них ...

― Я не хочу говорить о них. Я хочу посмотреть, что находится под этой пижамой.

Она ударила его руку у ее верхней пуговицы.

― У твоей мамы есть определенные мысли насчет нас. Это должно остаться между нами.

― Конечно, ― сказал он, но все его внимание было все еще направлено на пуговицу.

Она снова хлопнула его по руке.

― Я серьезно.

Недовольно прорычав, Джо перевернулся, так что она оказалась под ним. Оседлав ее, он сел прямо и улыбнулся.

― Я обещаю, что не объявлю за завтраком, что мне шлепали руку всю ночь за то, что я пытался расстегнуть твою чертову рубашку.

Было бы здорово дать остроумный ответ, но Кэри очень хорошо ощущала, насколько близки некоторые его места были к ее местам, которые с нетерпением ждали снова сблизиться. Когда он снова потянулся к верхней пуговице, заставляя внутреннюю часть бедер слегка сжаться, она не хлопнула его по руке.

― Черт, такие маленькие пуговицы. Ты взяла с собой еще какие-нибудь пижамы?

― Не смей срывать пуговицы.

― По телевизору это выглядит сексуально.

― Они не носят такие пижамы на телевидении, ― сказала она, но, судя по пылкому, но отвлеченному выражению на лице, ее пижаме высокого класса осталось не долго.

― На ощущение она очень приятна. Сколько ты за нее заплатила?

― Двести восемнадцать долларов.

― За то, что ты надеваешь в постель? ― страсть превратилась в скептицизм. ― Правда?

― Одна из моих немногих слабостей.

Когда он провел пальцем по ряду пуговиц, она вздрогнула.

― Я случайно не упоминал во время твоих допросов, что я очень богатый человек. Я могу купить тебе больше таких пижам.

― Разбрасываешься деньгами? ― она схватила его за запястье и потянула вниз, пока он не растянулся на ней. ― Это очень горячо.

Огонь немного затуманился в его глазах.

― Ты не первая женщина, которая так думает.

Она не была уверена, что именно изменило его настроение, но ей это не понравилось.

― Знаешь, это качественная пижама. Я не уверена, что ты смог бы сорвать пуговицы.

Это сделало свое дело – блеск в ее глазах снова вернулся.

― Я тренируюсь почти каждый день. Думаю, я справлюсь с какой-то девчачьей тканью.

― Докажи.

Ему потребовалось три попытки, заполненные смехом с ее стороны, и каким-то мужским ворчанием с его, но он, наконец, сумел сорвать несколько пуговиц, и она услышала, как они застучали по паркетному полу.

― О, я надеялся, что он черный, ― сказал он, когда ее верхняя часть пижамы открылась, под которой появился черный кружевной бюстгальтер.

― Ты никогда не был против белого хлопка, ― напомнила она ему, дрожа от горячего взгляда Джо и прохладного воздуха, смешанного с ее кожей.

― Детка, ты могла бы носить обвисшие старые бабушкины трусики, и я бы все еще хотел залезть в них.

― Мне может и слишком уж нравится эта фланелевая рубашка, но не настолько, ― она пыталась придумать менее избитый способ сказать «заткнись и поцелуй меня», когда он опустил свой рот, - и остальную часть его тела - к ней.

Он не был первым мальчиком, которого она когда-либо целовала, но он был одним из лучших в этом, и он, конечно же, не забыл, как это делается.

Его поцелуи не были нерешительными, но и она не чувствовала, что он пытался высосать ее душу через рот. Идеальное давление. Идеальная техника. Просто ... идеально. Она вздохнула и уткнулась пальцами в его волосы, когда его язык переплелся с ее, и когда он сделал паузу, чтобы игриво прикусить ее нижнюю губу, она улыбнулась ему в рот.

― Я все еще помню вкус вина Boone’s Farm на твоих губах, ― сказала она ему, и он поднял голову.

― Я все помню о тебе, ― сказал он.

― Не все.

― Все, что имеет значение, ― он дотянулся одной рукой до ее бедра и пробежал ею вниз, пока не добрался до впадины за ее коленом. ― Я помню, где ты боишься щекотки.

― Не смей, ― она попыталась отдернуть свою ногу, но она была прижата к его телу и не могла никуда уйти.

― А где - нет, ― его рука оставила ее колено, чтобы прокрасться между их телами, а затем и между ног.

Она закрыла глаза и изогнулась, жадно желая ощутить давление его руки сквозь слои трусиков и пижамных штанов. Он слегка нажал подушечкой пальца, и она захныкала.

― Нет, здесь не щекотно.

― Ты жульничаешь, ― указала она, стараясь не дышать тяжело. ― Это больше универсальная вещь, а не конкретно обо мне.

Он засмеялся и прижимал до тех пор, пока она не могла не извиваться.

― Я знаю, что если засуну свой язык тебе в ухо, ты врежешь мне коленом по яйцам.

― Между прочим, это все еще правда.

― Я знаю, что, в отличии от большинства женщин, тебе не нравится прелюдия.

― Давай не будем говорить о большинстве женщин, ― сказала она, слегка пошевеливая бедрами, чтобы он не забыл, что должна была делать его рука. ― И, нет, не нравится.

― Ты больше похожа на простую и грязную девушку.

― Если ты не прекратишь говорить и не возьмешься за дело, я займусь этим просто и грязно сама, в душе.

― Я буду говорить всю чертову ночь, если ты позволишь мне посмотреть. Однажды ты так и сделала, помнишь?

Она действительно помнила, и память заставляла ее щеки гореть.

― Я была пьяна.

― Ты была горяча, ― он снова поднялся, оседлав ее. ― Ты все еще горяча.

― Я все еще жду, ― отметила она.

С еще одним мужским рычанием ему удалось сорвать остальные пуговицы с ее пижамного топа.

― Я ждал почти двадцать лет, чтобы сделать это снова. Я не буду спешить.

― Я уверена, что у тебя было много секса за последние двадцать лет, Ковальски.

― Да, но не с тобой, ― он отодвинулся, снимая ее пижамные штаны. ― Было нечто такое в сексе с тобой, что так и осталось со мной. Может быть, ностальгия. Или, может быть, просто было так хорошо.

Она знала, что он имел в виду, но он не должен был философствовать. Или ностальгировать. Предполагалось, что он обеспечит ей оргазм не на батарейках и безо всяких обязательств. Анализ нужен был для отношений, а у них их не было.

Как только он снял пижамные штаны с ее ног, она решила взять немного инициативы, сняв лифчик и трусики. Никакого стриптиза или утонченности. Лишь бы убрать чертову одежду.

― Я собирался сделать это.

― Кто не успел, тот опоздал, Ковальски. Теперь твоя очередь.

Он быстро снял боксеры, а она схватила презерватив с тумбочки, и они встретились на середине кровати. Она запустила руку ему за шею и притянула его ближе для еще одного поцелуя.

К тому времени, когда им начало не хватать воздуха, все ее тело пульсировало в ожидании начала кричащего оргазма, но там было не до раскрытия презерватива. Вместо этого рот Джо начал лениво опускаться по ее шее.

Он добрался до впадины у основания горла. Провел языком по нему.

― Мне всегда нравилось это место.

― Ммм ... этому месту всегда нравился ты.

Когда его рот, наконец, достиг ее груди, и его язык скользнул по ее соску, Кэри выгнула спину, наслаждаясь жаром, пронзившим ее тело.

Джо усмехнулся.

― Прелюдия не так уж плоха, не так ли?

Он сомкнул губы над соском крепко посасывая, прежде чем она успела что-то сказать, но это было нормально. Она закрыла глаза и втянула воздух, когда он обратил свое внимание на другую грудь.

Она позволила ему задержаться там на несколько минут, а затем вырвала презерватив из его рук и сама распечатала упаковку. Он засмеялся и отнял ее у нее.

― Я бы дал тебе надеть это на меня, потому что это очень горячо, но если ты сейчас прикоснешься, все кончится, детка.

По крайней мере, он мучился так же сильно, как и она. Затем, наконец, он запустил руки под колени и притянул ее к себе. Ее ноги были заброшены на его руки, когда он приподнял ее бедра и опустился на колени между ее ног.

Она была так готова к нему. Каждый твердый, восхитительный дюйм скользнул в нее, пока она не подумала, что ощущение и ожидание могут ее убить.

Затем он медленно почти полностью вышел и сделал это снова.

― Черт, детка. Надеюсь, ты близко, потому что это не займёт много времени.

Он вытащил руки из-под коленей, чтобы мог наклониться и поцеловать ее, опираясь на своих предплечьях. Она обвила его бедра ногами, подгоняя его, ускоряя темп.

Затем внезапно он замер, его дыхание было прерывистым, мышцы спины дрожали под кончиками ее пальцев, как и раньше. Точно так же он всегда делал, прежде чем сказать, что любит ее. Эти прекрасные голубые глаза встретились с ее, и, когда воспоминания о тех днях на заднем сидении смешались с настоящим, она подумала оп-па.