Ленка Полозова, гордячка, путавшаяся с парнями из университета? Почему бы и нет? Всегда интересно проверить, насколько правдивы слухи. Во всяком случае, у нее определенно точно все оказалось на своем месте. Я знал, что выгляжу старше, развлекаясь в компании взрослых друзей, и собирался воспользоваться этим преимуществом, подбираясь к девушке.

Мы легко помогли друг другу забыться и прогуляли урок. Выкинуть лифчик из окна туалета оказалось проще простого. Никаких обещаний. Никаких отношений. Только желание и только возможности. А слезы? Ну, что слезы? О них раньше надо было думать, когда не отказала и сама разрешила. Это взрослая жизнь, детка. Здесь мы, и только мы отвечаем за свои поступки. Конечно, увидимся, если захочешь, почему бы и нет? Можно и на вечеринке у меня дома. Вот только родители свалят, и продолжим начатое в моей комнате. Тебе понравится, обещаю.

И никакой сводной сестры. Никаких новых девичьих шмоток в шкафу. Не знать, не видеть, не думать. Не вспоминать. Я снова жил и дышал полной грудью, хозяйничал в собственном мире, твердо шагая навстречу завтрашнему дню. В котором я собирался жить так же, как прежде: в своем доме и со своей семьей. На полную катушку используя ресурсы собственного тела и родительского кошелька. И, может быть, Батя никогда даже не вспомнит о дочери. О тощей, синеглазой скелетине, что умела улыбаться как ангел. Надо просто стереть ее из своей жизни, только и всего.

Я остановился как вкопанный, когда она вдруг оказалась у моих ног. Посреди зала школьной столовой, где подобное падение всегда вызывало смех. Вот как сейчас у моих друзей, что ржали как кони, пока их не остановил мой взгляд. Точнее, у двоих из них.

Мне не нужно было видеть лицо девчонки, чтобы узнать эти волосы, рассыпавшиеся по плечам, и тонкие запястья, выглянувшие из-под манжет. Еще недавно я сам крепко держал в руке одно из них, слыша, как под пальцами часто бьется пульс и как заполошно стучит сердце Эльфа. Как будто она меня боялась. Я очень надеялся, что так оно и было.

Она склонила голову, пряча румянец, и в просвет темно-русых прядей проглянула нежная линия щеки и подбородка. Аккуратное ухо и фарфоровая шея, такая тонкая и хрупкая на вид, что я заставил себя поднять взгляд. Именно ее я представлял в своих руках, когда гладил Ленку. Черт!

– Как живописно, Фрол, прямо картина маслом. Бедная Настенька и законный трофей ее…

– Пасть закрой, Серый. Желательно всерьез и надолго. Я не шучу.

Мне хватило мгновения, чтобы увидеть сводную сестру глазами Воропаева и взбеситься. Оценить, с каким проворством он кинулся за девчонкой, и сжать рот в тонкую линию: он совершенно точно собирался ей помочь. Я почувствовал, как вздулись желваки на моих скулах и сжались в кулаки ладони. Как напряглась спина. Мы с Серегой впервые стояли и смотрели друг на друга особым взглядом. Словно выжидали, вот только чего?

– Ясно. Тогда хоть лифчик Ленке верни, раз уж здесь не хочешь ничего объяснить. Ты выиграл.

Он не был дураком и сразу понял, что я не дам ему прикоснуться к ней, к своей сводной сестре. Думаю, это отчетливо читалось в моих глазах. Сам я не собирался ей помогать, но и не намерен был позволить своему лучшему другу сделать это. Только не сейчас, когда я рядом! Необъяснимая злость кипела во мне, клокотала в крови тихим бешенством, а я не мог понять ее причину. Не мог больше вынести косые взгляды одноклассников, обращенные на стройное бедро под вздернувшейся юбкой, близкое присутствие девчонки… и собственное бездействие.

Она мне никто. Никто. Никто!

Девчонку увел кто-то из ее новых знакомых, я едва это заметил, зато ощутил, как непонятное напряжение отпускает меня. Ее уже не было в школьной столовой, а в голове продолжала биться только одна мысль: «Что, нахер, со мной происходит?»

– Фрол, может быть, объяснишь, что происходит? Это ведь была твоя сводная сестра, или мне показалось?

Серега сказал это тихо, подступив ближе, но я уже отталкивал его в плечо, уходя прочь из столовой:

– Да пошел ты, Серый! Не твое дело!..

…Не Воропаева гребаное дело, почему я второй час торчал в спортзале, вместо того чтобы после тренировки идти домой. Давно закончился седьмой урок, а я все бил и бил боксерскую грушу, вымещая на ней злость, стараясь не вспоминать о данном матери обещании. Не вспоминать о Бате, о незнакомой больной старухе и ее ненавистной внучке, прокравшейся в мои мысли…

Не знать, не видеть, не думать? Не вспоминать? К черту! Я не хотел ее чувствовать, вот что оказалось главным. Со всем остальным можно было жить.

Она стояла на остановке. В белой шапке, светлой курточке и новых сапожках. Топталась, подпрыгивала на месте, выглядывая меня среди прохожих, от нетерпения поднимаясь на носочки, а заметив, смутилась. Или умело сыграла смущение, попятившись назад. Туда, где ей давно стоило укрыться от ветра под навесом.

Я остановился и закурил, встретив ее ожидание равнодушным взглядом. Закинув сумку на плечо, отвернулся к обочине дороги. Холодный ветер играл моими волосами, кусал щеки колючей моросью, занося бордюры и тротуары белой крупянистой крошкой… После тренировки мышцы горели, и кровь в венах еще не успела остыть, разгорячив кожу, но я все равно отвернул вверх воротник куртки и опустил подбородок, не желая отдавать ветру это тепло. Испугавшись вдруг, что ему под силу выстудить из меня раздражение – неясное и острое, новое. Которое никуда не делось, а снова тлело внутри непогасшим костром в опасной близости от девчонки.

– П-привет. Я подумала, что-то случилось. Уроки закончились, а ты все не шел и не шел… И я не знала, что делать.

Я скорее догадался по движению ее губ, чем услышал голос, так тихо она говорила. Прошло десять минут, прежде чем у девчонки хватило смелости подойти, и сейчас она стояла возле моего плеча, с беспокойством заглядывая в лицо, еще больше раздражая своей близостью.

Хорошо, что было так легко ее оттолкнуть. Гораздо легче, чем заставить себя не смотреть на девчонку.

– Кажется, скелетина, я просил тебя не приближаться ко мне.

– Да. Но здесь ведь никого нет? И я волновалась.

– Без разницы. Никогда не говори со мной, слышишь? Никогда. И не подходи.

– Я просто хотела…

– Плевать, что ты хотела! Ты как была никем для меня, так никем и останешься. И мать мне здесь не указ! Я ей не поводырь, чтобы водить тебя за руку.

Подошел автобус, и я молча встал на подножку, отшвырнув сигарету в сторону. Заплатив за себя кондуктору, прошел к пустующей задней площадке, чтобы бросить сумку на свободное сиденье. Девчонка зашла следом в просторный салон и сейчас ковырялась в карманах новой куртки в поисках денег, которые ей дала мачеха. Ее щеки зарделись, а губы поджались, но мне было все равно. Я не стыдился своих слов. Это была ее обида и ее вина – оказаться дочерью отчима. Нежданной гостьей в нашем новом доме. В моей семье и моей жизни, в которой я не намеревался терпеть ту, что хотела забрать у меня ее часть.

Привалившись плечом к поручню, я отвернулся и уставился в окно, вспоминая нашу с Ленкой встречу. Тем самым желая стереть из памяти существование сводной сестры, если не навсегда, то хотя бы на время поездки.

Она не решилась подойти. В это предвечернее время автобус шел полупустой, и девчонка, оглянувшись по сторонам, села в середине, робко поглядывая на меня из-за плеча, словно боялась, что в какой-то момент я исчезну и оставлю ее одну.

Конечно, я их заметил. Молодых парней, которые весело толкались между собой на остановке и смеялись, бросая в сторону Эльфа косые взгляды. Я их раньше не видел, но что с того? Черехино привлекало многих, может, их ждали важные дела в пригороде. Неважно. Мне не было дела ни до одного из них, пока я вдруг не услышал:

– Привет, малышка. Куда из города путь держим?

– Такая симпатичная девушка и без охраны, непорядок.

Их было двое, немногим старше меня. Лет восемнадцати. И настроение у парней отлично накладывалось на интерес к молоденькой незнакомке. Только взглянув на них, я тут же почувствовал чужой азарт. Тот самый, что привел меня сегодня к Ленке и приведет еще ко многим после нее. И ничего хорошего для скелетины в этом не было.

Девчонка испуганно повернула голову, посмотрев на меня. В зимний день на улице уже достаточно стемнело, чтобы я легко мог увидеть ее беспокойство в отражении оконного стекла, тут же забыв о своем школьном приключении в туалете и глупом споре. Обо всем, что еще секунду назад так волновало мысли.

Парни спросили у сводной сестры, как ее зовут, вполне миролюбиво и весело, своим поведением не вызывая напряжения у редких пассажиров, но она все равно сползла с кресла и отступила в мою сторону. Сделала шаг, приближаясь ко мне, но вдруг остановилась, будто наткнувшись на невидимую стену, отвернулась и снова села у окна. Прижав сумку к груди, уставилась на мелькающие за окном деревья.

Наивная. Неужели она думает, что они так легко отстанут? Те, что уже увидели твои глаза? Для них ты слишком легкая добыча, с которой уже началась игра. Нет, все не закончится так просто ни для тебя, ни для меня.

Раздражение ощутимо зашевелилось в груди, разгораясь из тлеющих углей в жаркий костерок. Потекло по напряженным венам рук, сжимая пальцы в кулаки. Теперь ненависть к девчонке имела другое название. Какое, я не мог сказать определенно, и это «незнание» злило не меньше, чем интерес незнакомых парней к сводной сестре. Они снова оказались рядом с ней.

– Послушай, малышка, ну не хочешь говорить, как тебя зовут, не надо. Чего испугалась? Мы же не отморозки какие-нибудь. Мы нормальные ребята, просто переживаем, увидев одинокую девчонку, которая едет за город. Да еще и такую симпатичную, похожую на Снегурочку. Смотри, Снегурочка, на улице темнеет, может быть, тебя проводить? В лесу рыщут серые волки, это очень опасно.

– Спасибо, не надо, – осторожный взмах длинных ресниц из-под шапки и снова взгляд на мелькающий, сумеречный пейзаж пригорода за окном.