Евгения Перова - Только ты одна

– Еще он меня душит. Моими же волосами. И ванну я больше не принимаю, только душ, потому что один раз он вошел и опустил мою голову под воду. Мыльной пены наглоталась. Противно было. В другой раз…

– Прекрати. Я не могу это слушать.

– А потом у нас бывает секс. Обычно мне больно. Но я притворяюсь, что мне хорошо. Иначе он рассердится. Пообещал пустить меня по кругу, если не буду слушаться. А еще у него есть мои фотографии. Совершенно порнографические. Он может их выставить в Интернете. И родителям послать. Но мне уже все равно. Только родителей жалко.

Федора больше всего ужасало, что она рассказывает так равнодушно и отстраненно. Обреченно.

Помолчав, Алина сказала:

– Ну ладно, я пойду.

– Куда?! – вскинулся Федор.

Она пожала плечами:

– Не знаю. Или что? Ты хочешь меня Владу сдать?

– Нет, не хочу. Останься.

– Ты мне поможешь?

И тут Алина, наконец, заплакала. Федя видел, что она пытается сдержаться, но слезы лились сами по себе.

– Я не буду, не буду! – испуганно сказала Алина, увидев, как изменилось Федино лицо, и стала вытирать слезы руками. – Можно мне в туалет?

– Конечно. Направо по коридору.

Алина ушла и пропала. Федор подошел к двери ванной и прислушался – она плакала, горько и безнадежно.

– Хватит реветь, выходи.

Алина вышла и робко посмотрела на Федора:

– Ты злишься?

– Да. Но не на тебя.

– Спасибо.

– За что спасибо-то?!

Господи, как же он злился! Как ненавидел себя! Если бы он не стал встревать, то и с отцом было бы все в порядке, и в ее жизни не случилось бы никакого Влада. Снова у него перед глазами встало видение белоснежной груди в черных кружевах и страшных синяков.

– А можно мне какие-нибудь тапки? А то я ноги промочила.

Федор нашел тапки и молча смотрел, как Алина стягивает короткие сапожки на каблуках. Носки она тоже сняла.

– Подожди! – сказал Федор, с отвращением посмотрев на мокрые носки и бледные ступни. Джинсы снизу тоже были явно сырые. – Ты вплавь, что ли, добиралась?

– Почти.

Он нашел шерстяные носки, подаренные ему мамой на Новый год – смешные, с оленьими мордами, и подал Алине. Она со вздохом облегчения нацепила носки и тапки.

– Есть хочешь?

– Нет, спасибо.

– А чаю? Или кофе?

– Да, спасибо.

Выносить это не было никакой возможности, и Федор рявкнул:

– Еще раз скажешь «спасибо» – прибью! – И тут же опомнился, увидев, как Алина шарахнулась: – Прости.

Он включил чайник, достал сахар, хлеб, масло, сыр и какое-то сомнительное печенье, оставшееся от сиделки.

– Ешь. А мне надо позвонить.

– Владу? – испуганно спросила Алина. Глаза ее сделались совершенно черными, а без того бледная кожа посинела. Федор физически ощущал исходящий от нее страх.

– Какому, мать твою, Владу! Я же сказал, что помо…

Федор осекся: ничего такого он не говорил. И не знал, действительно ли хочет ей помогать. А главное – как? Поэтому и собирался звонить Максу, который в свое время свел его с этим, провались он, Владом. Алина робко протянула дрожащую руку, взяла кусок хлеба и принялась жевать. Вот черт! Федя налил большую кружку кипятка, насыпал растворимого кофе, вывалил две ложки сахару, подумал и добавил еще одну, потом кинул туда ломтик лимона. Размешал. Намазал хлеб маслом, положил сверху сыр и сунул Алине. Она вдруг схватила его за руку ледяными пальцами:

– Послушай, ты не виноват!

– Откуда ты знаешь, что я?..

– Я вижу. Ты хотел как лучше. Ты не знал, что получится так. Я тоже не знала. Прости меня.

– Ладно, пей кофе.

Федор вышел и набрал номер Макса:

– Макс, привет. Ты занят?

– В меру, а что?

– У меня проблема. Хотел с тобой посоветоваться.

– Приезжай.

– А ты не мог бы сам приехать? Это касается Влада.

Помолчав, Макс сказал:

– Через час.

И повесил трубку. Он знал, что должен Федору – тот пару раз помогал ему, не взяв ни копейки. Макс восхищался этим пацаном: он сам в двадцать лет был полным раздолбаем, а этот уже хорошо разбирался, где какая рыба и почем, и знал, что некоторые услуги дороже денег. Но при мысли о Владе Макс нахмурился: он уже не раз пожалел, что когда-то связался с бывшим одноклассником и взял того в свое агентство. Впрочем, агентство – слишком громко сказано. Их и было-то всего двое. Потом Макс ушел, продав Владу бизнес за символическую цену, потому что надоело охотиться на постоянно изменяющих мужей и жен. А это испытание верности, которое придумал Влад, и вовсе Максу не нравилось. Особенно после того, как он встретил Лиечку, свою будущую жену[2]. И что же этот придурок выкинул на сей раз? Федор не стал бы обращаться просто так.

– Хорошо живешь! – сказал Макс, оглядевшись у Федора. – Практически пентхауз. Комнаты не сдаешь?

– Тебе сдам, – улыбнулся Федя. – Надо?

Увидев Макса, Алина вжалась в спинку дивана: высокий молодой мужчина, крепкий и опасный с виду, с наголо бритой головой и суровым лицом. Но тут Макс улыбнулся и мгновенно преобразился: сверкнули белейшие зубы, глаза засияли, выразительно поднялась бровь, а на щеках появились ямочки.

– Это и есть твоя проблема? – спросил он, разглядывая Алину, которая куталась в большую бордовую шаль с кистями, тоже принадлежащую сиделке. – Симпатичная.

– Это Алина, – сказал Федор. – Та самая. Любовница отца.

Макс присвистнул:

– И что она тут делает?

– Сама объяснит.

Алина рассказывала, и Федор морщился, во второй раз слушая ее историю, а Макс в какой-то момент непроизвольно сжал кулаки. Дослушав, он спросил:

– А ты не врешь?

– Нет, – печально ответила Алина. – Я разучилась.

– А раньше умела?

Она пожала плечами.

– Покажи ему, – велел Федор.

Алина послушно скинула шаль и поднялась с дивана, но футболку снимать не стала, просто подняла вверх, и Федор разочарованно вздохнул: он надеялся еще раз увидеть ее грудь в черных кружевах. Макс подошел поближе, бесцеремонно развернул Алину, рассмотрел ее спину и бока.

– На заднице такое же? – спросил он.

– Да. И на ногах.

Алина села, накрылась шалью. Все молчали. Макс о чем-то напряженно думал, то и дело хмурясь. Зрелище белой девичьей кожи, разукрашенной черными, синими, желтыми и красными пятнами, привело его в бешенство. Макс обожал свою Лиечку и девочек – младшей пошел седьмой год, а старшей, дочери Лии от первого брака, уже было восемнадцать. Лия долго не поддавалась ухаживаниям Макса, потому что ее смущала разница в возрасте – восемь лет, какой ужас! Но, в конце концов, Макс своего добился. И теперь пребывал в ярости, невольно представляя, что такое могло случиться с кем-то из его любимых девочек. Макс готов был убить Влада собственными руками: он знал его сто лет, доверял, пригласил на свадьбу! И не догадывался, что внутри скрывается такой монстр.

– Наверное, я заслужила…

Алина пробормотала эти слова очень тихо, но Макс услышал.

– Почему?

Она подняла голову, посмотрела на Макса, потом на Федю. Она чувствовала, что должна быть честной с этими парнями. И рассказала им все. Про учительницу английского, про дипломного руководителя. Про отца.

– Теперь вот расплачиваюсь, – сказала она и закрыла глаза, откинув голову на спинку дивана.

Мужчины переглянулись.

– Ты что, больная? – спросил потрясенный Федор. – Зачем ты это делала?

Алина зажмурилась сильнее – словно судорога прошла по всему ее телу – и с трудом выговорила:

– Меня… никто не любил.

– Даже родители?

– Только твой отец. Но я не уверена, что это была именно любовь. А родителям было не до меня. Они откупались.

– Может быть, это ты никого не любила? – подал голос Макс.

Алина вдруг ожила и посмотрела Максу прямо в глаза – он стоически выдержал ее взгляд, хотя по коже побежали мурашки.

– Я это обдумаю, – сказала она. – Если выживу. Или… Вы теперь не станете мне помогать, да?

– Станем, – мрачно ответил Федор. – Макс, что мы можем сделать? Фотографии в сети – это ерунда. Как его нейтрализовать навсегда? И быстро?

– Надо подумать. Хорошо бы ей уехать в безопасное место. Лучше всего за границу.

– У меня паспорт просрочен, – уныло сказала Алина.

– Когда возвращаются твои родители?

– Через три дня. Я сначала хотела дождаться их возвращения, чтобы было куда бежать, но так уж вышло. А теперь я думаю, что лучше им вообще ничего не рассказывать. У отца сердце слабое. Да и мама расстроится сильно. Влад ей понравился. Я не сказала? Он жениться на мне хочет. Говорит, я ему подхожу.

Макс выругался, длинно и витиевато, а Федор тяжко вздохнул.

– Ладно, живи здесь, пока не разберемся, – сказал он Алине. – Отца еще две недели не будет. Его дядя Павел в Карловы Вары увез. Макс, у тебя ничего нет на Влада? Вы же работали вместе.

– У меня есть, – сказала Алина.

На самом деле Алина вовсе не была такой уж «сладкой дурой», как думал Влад. Она хорошо умела изображать все что нужно и когда нужно: надо же было подстраиваться под папочку с мамочкой, вечно воевавшим между собой. Но подстроиться под Влада означало погибнуть, это она хорошо понимала. Первая пощечина ее возмутила, а сцена с удушением изумила: она не могла поверить, что «Славочка» делает это всерьез. Угроза коллективного изнасилования до смерти напугала Алину, а уж когда Влад избил ее по-настоящему, она поняла, что нужно спасаться. Свадьба, к счастью, отложилась: отец пока не дал согласия, и Алина была страшно ему благодарна, сознавая, что после свадьбы спастись будет уже почти невозможно.

Поэтому Алина старательно прикидывалась кроткой и запуганной идиоткой – впрочем, прикидываться запуганной и не надо было, потому что она боялась Влада до обморока. А сама внимательно смотрела, слушала, запоминала и продумывала пути побега. Влад основательно окопался у нее в квартире и довольно скоро перестал соблюдать осторожность – расслабился. Но все-таки забрал у Алины документы и ключи от машины. Мобильник оставил, но Алина уже сообразила, что как раз с его помощью Влад и отслеживает ее перемещения. Ноутбук он тоже проверял. И просто вынимал душу своими расспросами, докапываясь до всех Алининых болячек. До сих пор душа Алины мало кого интересовала – всем вполне хватало роскошного тела, и она иной раз любила пострадать в духе Татьяны Лариной: «Вообрази, я здесь одна, никто меня не понимает…» Влада душа интересовала, но после его инквизиторских допросов Алине становилось физически плохо, словно он выворачивал ее наизнанку. Даже простой рассказ о походе по магазинам превращался в настоящую пытку, потому что Влад цеплялся к каждому слову, извращая смысл и приписывая Алине то, чего она и не говорила.