После обеда мы убираем со стола, все вместе. Потом Женя садится на диван, берёт ребёнка на руки и следит за АДом. Тот решительно указывает мне на стул.

— Сядь, Лера.

Я неохотно подчиняюсь, и теперь Женя следит за нами обоими, словно предвидя неизбежную схватку. АД небрежно кидает на стол списки упражнений и достаёт пакет с игрушками.

— Делай упражнения!

— Отстань от меня!

АД ловит меня у лестницы. За последние недели я отощала, и он с лёгкостью удерживает меня одной рукой.

— Давай не станем драться при Жене.

— Тогда отпусти меня.

— Нет.

Тащит меня обратно, насильно усаживает за стол и вываливает передо мной содержимое пакета. Женя удивлённо разглядывает предметы, особенно резиновую косточку.

АД тыкает пальцем в первое упражнение, и я недовольно кошусь на Женю.

— Обязательно это делать при свидетелях?

— Обязательно, потому что я тебе не доверяю. Завтра мне надо подъехать на работу, и Женя за тобой проследит.

— За мной не надо следить! — я пытаюсь улизнуть, но тяжёлая рука опускается на моё плечо. АД суёт мне в руки массажный крем и отходит в сторону.

— А собачья косточка зачем? — не выдерживает Женя, и я фыркаю.

— Это — вклад доктора АДа в лечебную гимнастику.

Не успела закончить фразу, как сжалась от стыда. АД пытается помочь, хотя и неумело, а я насмехаюсь.

— Не хочешь, чтобы я вмешивался, тогда действуй сама. Не сиди, не жалей себя, а действуй, — глухо выдал АД и отвернулся. Судя по напряжённым мышцам спины, мнимое спокойствие стоило ему огромных усилий.

Растираю искалеченные пальцы, осторожно массирую суставы. Слёзы переливаются через края век и капают на руки, смешиваясь с массажным кремом.

АД отходит к окну, а Женя не сводит с меня глаз. Даже ребёнок затих. Смотрит на мои игрушки широко распахнутыми глазами и жуёт нижнюю губу.

Пытаюсь сжать мячик. Противный писк, слабый, как я. Раз, два, три. Нет, «три» не получилось. Сжала чуть-чуть. Упущено много времени, ведь я фактически отказалась от правой руки.

Перебираю крохотные шарики, пытаюсь переложить из одного стакана в другой, чтобы тренировать ловкость. Стараюсь, но ничего не выходит. Пальцы не смыкаются, и я не могу подобрать шарик. Чуть сгибаю пальцы, придерживая гипс, — вот и всё, на что я способна (4).

Моё тело предало меня, подпустило врага, и я отказала ему в прощении. Забросила реабилитацию. А теперь мои пальцы застыли в неповиновении.

Слёзы кончились, от усилий на лбу выступил пот.

— Тебе больно? — АД подошёл ближе и заглянул мне в лицо. Отодвинул чёлку и провёл ладонью по вспотевшему лбу.

Поморщившись, я отстранилась.

АД смотрел на мою руку, на блестящие от массажного крема пальцы. От его сочувствия мне снова захотелось плакать. Как он может работать на Седова? Как??

— Если больно, остановись, Лера. Я записал тебя на приём к врачу — послезавтра в частной клинике при твоей больнице, где ты начала курс реабилитации. Если надо, можем съездить раньше. Только скажи, и я отменю встречи на работе.

Он записал меня на приём к врачу. К моему врачу. Невероятная наглость. Невероятная и немного трогательная наглость. От действий АДа, от его внимания в груди разливается тепло — гремучая смесь гнева и благодарности.

— Терпимо. До вторника доживу.

Я снова попыталась согнуть пальцы.

— Господи, я не могу на это смотреть. — Подхватив ребёнка, Женя направилась к выходу. АД поспешил следом, прикрывая за собой дверь.

— Продолжай, Лера! — приказал на выходе.

Когда АД вернулся, уже темнело. Рука ныла так, что хотелось выть. Не помогла ни грелка, ни таблетки. Как я могла до такого опуститься? Почему позволила себе сдаться?

Сидела на диване, нянчила руку и ждала. Его, АДа. Как собака — хозяина. Чужой дом наблюдал за моей неуверенностью, давил тишиной. Я переехала в жизнь АДа, и здесь царят незнакомые правила. А в моей жизни звучали только отголоски прошлого, которые я пыталась заглушить бездействием.

Вернувшись, АД зашёл в столовую и пригляделся ко мне. Оценивал, изучал, как рентгеновский снимок.

— Одевайся, Лера, выйдем на прогулку.

— Уже темнеет.

— Мы ненадолго. Одевайся.

Мы обошли вокруг бандитского посёлка, я насчитала почти сорок домов. Машин всего десяток, большинство владельцев дач живут в городе.

— Без меня по посёлку не ходить, — приказал АД. — Поняла?

— Да.

— Завтра мне надо на работу. Постараюсь вернуться пораньше, но у меня много дел.

— Да уж как-то справлялась без тебя всю жизнь. Думаю, что и завтра не окочурюсь, — говорю бодро, с усмешкой, а сама волнуюсь. Без АДа мне нечем заполнить пустоту моих мыслей. Справлюсь ли? Или снова опущу руки и утону в жалости к себе.

— Мне нравится твой настрой. Завтра займёшься делом, не позволяй себе сидеть и кукситься. Будешь делать упражнения три раза в день. Женя придёт в одиннадцать. Не отталкивай её, займитесь чем-нибудь хоть отдалённо полезным. Кто вас, женщин, знает, чем вы заполняете время. Почитаете журналы, приготовите еду, потреплетесь.

Я не вытерпела, вспыхнула факелом. Какого дьявола он меня провоцирует?

— Отдалённо полезным?? Я — хирург, АД. Ничем «отдалённо полезным» я не занимаюсь.

Мои слова прозвучали снисходительно, со злой усмешкой. Даже изобразила кавычки обеими руками. Ничто так не управляет телом, как гнев, аж больные пальцы задвигались.

Не хочу быть такой — скандальной, злой, неблагодарной. Никогда раньше не страдала вспышками гнева. У АДа — талант вытаскивать на поверхность мои самые неприглядные качества.

АД выглядел чрезвычайно довольным моей реакцией. Значит, действительно провоцирует.

— Ты больше не хи… — начал он, но опомнился. Моргнул, остановился, пнул ногой грязный комок снега на дороге.

Давай же, АД, не стесняйся, закончи предложение. «Ты больше не хирург». Ведь ты читал копию моей карточки.

— Сейчас ты не хирург, Лера.

Он никогда не узнает, как ранили меня его несказанные слова. Каким холодом обдали. «Ты больше не хирург». Некоторые вещи нельзя говорить равнодушно, даже если они — чистая правда.

АД жесток. Очень. Режет, как… Режет, как хирург.

Говорят, на правду не обижаются. Вот и я стою и не обижаюсь, совсем. До слёз не обижаюсь.

— Утром сделаешь упражнения при Жене, вечером — вместе со мной, а днём занимайся сама. Гриша спит после обеда, поэтому Женя вернётся к себе. Если заподозрю, что ты отлыниваешь, заставлю ходить к ней домой.

Остановившись у кирпичного забора, я покрутила пальцем у виска.

— Ты вообще хоть слышал о правах человека? Ты ненормальный, АД. Я не ребёнок, чтобы принуждать меня жить по расписанию и следить за каждым шагом.

— Докажи, что можешь сама о себе позаботиться, и тогда я тебя отпущу.

— Отпустишь??? Я добровольно с тобой поехала и могу вернуться в город в любую минуту.

— Вперёд! — АД махнул рукой в сторону заснеженного леса.

Снег скрипел зимней свежестью, промораживая подошвы. За городом намного холоднее и приятнее, чем дома.

Наверное, я не хочу уезжать. АД сделал мне больно, но он же и разбудил меня, вырвал из абсолютного пустого отчаяния.

— Мне следует тебя поблагодарить, АД. Ты по-своему обо мне заботишься. Понимаю, что ты просто подтираешь следы за Седовым, но всё равно спасибо.

— Не усложняй, Лера. Всё очень просто. Ты готовишь еду, общаешься с Женей и делаешь упражнения. Через день я вожу тебя в клинику на осмотр и реабилитацию. Как только я решу, что тебя можно отпустить, наши пути разойдутся. Насовсем. Никаких «спасибо», никакой дружбы семьями, никаких открыток на Новый год.

— Зачем это тебе?

— Считай это моей причудой.

Мы подошли к дому. Внедорожник припорошило свежим снегом, и только «дворники» выделялись на белом фоне удивлёнными полосами бровей.

— Не презирай меня, ладно?

Я удивилась своим словам больше, чем АД. Мне же наплевать, что он обо мне думает, так с чего вдруг забеспокоилась?

Стряхнув снег, АД скинул куртку и зажёг свет. У него действительно красивый дом. Внутри — сосновые балки, тепло, уютно. По внешнему виду и не догадаешься, как хорошо внутри. Может, когда-нибудь скажу АДу, что мне нравится его дача, но не сейчас.

— Я не знала, как справиться с кошмаром. Я потерялась, но ты не думай, я выкарабкаюсь. Обязательно что-нибудь придумаю.

— Не надо ничего придумывать, Лера. — Забрав моё пальто, АД стряхнул снежинки и повесил его у печки. — Вообще не думай, лучше занимайся делом. Утром готовь завтрак и ешь. Плотно. Потом можешь погулять по саду, но за ворота не выходи. В одиннадцать придёт Женя, тогда сделаешь упражнения. Потом приготовите обед. Когда Женя отнесёт Гришу домой, ты снова займёшься упражнениями. Как закончишь, сделаешь ужин, и к тому времени я вернусь. У тебя не останется времени думать. Не думай, Лера. Вообще.

Неплохой совет.

Даже отличный. Почему АД не появился раньше? Почему сразу не научил меня не думать?

Остановившись в дверях, я наблюдала, как АД подбрасывает дрова в печку. Чугунная кочерга в сильной руке, зола на джинсах. Хочется подойти и отряхнуть. Или сесть рядом и сказать…

Что? Спасибо?

Как выразить, что я чувствую? Весь день бунтовала, злилась, но ведь он добился своего. Разбудил меня. Уже сделал для меня очень многое, а я позволила ему, пошла на поводу, ощущая на языке смесь благодарности и негодования.

— Сегодняшний день стал для меня большой неожиданностью. В хорошем смысле.

АД резко обернулся, словно услышав в моих словах неожиданную угрозу.

— Не придумывай. Не анализируй.

Знать бы, как. Научиться бы жить, не думая.