Полагаю, что они и в больнице навешали скрытых камер, чтобы обезопасить семейку Седовых. Не хочу об этом думать. Одна фамилия промораживает насквозь.

Пытаюсь отвлечься, но не получается. Читать новости не хочется, есть тоже. Перед глазами — сцены, в которых я разговариваю со Стасом после операции, спорю с Седовым-старшим. Остались ли у АДа записи? Даже если остались, он ни за что не позволит мне погрузиться в агонию заново пережитого прошлого. Множество бессмысленных «если бы». Если бы я осталась в подсобке, если бы не пошла на встречу в Седовым, если бы не посмотрела в его змеиные глаза…

АД защищает тех, кто раскромсал мою жизнь.

Как я могу черпать силы из человека, который защищает интересы моего мучителя?

А вдруг он ведёт наблюдение на даче? Хотя почему «вдруг». Я видела камеры, только мне и в голову не пришло, что они могут быть включены из-за меня.

Сворачиваюсь калачиком на кожаном диване и с силой зажмуриваю глаза. Выталкиваю злые мысли, но они заползают обратно, цепляясь за края сознания и посылая по телу электрические разряды.

Позывы мести.

Я только-только набираюсь сил, но уже не могу не лелеять мечту отомстить Седову. Жестоко отомстить.

АД подходит ближе и опускается в соседнее кресло. Я не открываю глаз, потому что в них он сможет прочитать слишком многое. Например, то, что я ненавижу его за связь с Седовым, но при этом нуждаюсь в нём всей душой. Такой Гордиев узел (5) не разорвёшь одной левой.

— Скоро привезут еду, — тихо говорит он.

— Да.

— Лера, открой глаза. Не притворяйся, что ты не знала, кто я и на кого работаю.

Нехотя подчиняюсь и смотрю на АДа, стараясь сохранять спокойствие, но его работу обсуждать не собираюсь. Я ещё слишком слаба. Неустойчива. Сначала выползу на свет, а уж потом поговорим о демонах АДа. Начистоту.

— На твоей даче — камеры наблюдения. Я их видела.

— Только снаружи и на первом этаже.

— Ты за мной следишь.

— Нет! — АД нахмурился. — Это для безопасности.

— Ты следишь за мной? — спрашиваю, хотя знаю ответ.

— Нет! — выдохнув, он покачал головой. — Проверяю пару раз в день, включаю всего на несколько секунд.

Следит.

— Чтобы убедиться, что я не сбежала?

— Чтобы убедиться, что ты в порядке.

— Я не в порядке.

Почему мне на помощь не пришёл кто-то другой? Любимый мужчина, подходящий мне по темпераменту и взглядам на жизнь. Или подруга, знающая все мои секреты. Почему не нашлось другого человека, который смог найти ко мне подход? Почему всё так сложно?

Плохие люди не должны совершать хорошие поступки, это усложняет чёрно-белый мир. Они должны оставаться плохими и подвергаться заслуженному наказанию.

АД кладёт ладонь на моё плечо. Невесомое, чуть заметное движение большого пальца, тёплая тяжесть мужской руки.

— Я такой, какой есть, помни об этом. — Предупредив, АД смягчается. — Мы со всем разберёмся, Лера. Тебе станет лучше, поверь.

Пока я путаюсь в его словах, АД наклоняется ближе.

Он собирается меня поцеловать?? Сейчас? После того, как в очередной раз напомнил мне о невозможности нашей связи?

Сжимая пальцы на моём плече, АД борется с собой. Чуть подаётся вперёд и снова отстраняется. Потом, раздражённо выдохнув, целует меня в лоб. Секретарь зарывается в бумаги, подглядывая за нами из-за компьютерного монитора.

— Знаю, что тебе со мной непросто, что я слишком сильно давлю. Не сдавайся, Лера, но при этом не питай иллюзий. Не забывай правды.

— Ты тычешь правдой мне в лицо, АД. Ты слишком прямой, слишком жёсткий.

— Иногда, чтобы вылечить, приходится резать, — АД слабо улыбается. — Полагаю, ты с этим согласишься. Я тоже режу, по-своему. Иногда слишком. Дай мне шанс, Лера. Не беги.

В день, когда я переехала к АДу, я отдала ему все мои шансы, но признавать это не хочется.

— Я не хочу убегать, но с тобой сложно.

— У некоторых проблем могут быть только сложные решения.

— Но не настолько же сложные. Ты работаешь на… — Я осеклась.

— Да, работаю, и тебе стоит об этом помнить. Всё сложно, но бывает и сложнее. Не беги. Я стараюсь, Лера. Стараюсь не давить слишком сильно, стараюсь быть мягче. А с остальным мы справимся. Время всё разложит на свои места.

Этим утром АД не заставил меня красить ногти. Для него это — уступка, для меня — облегчение. Этим утром всё было терпимо, а сейчас я снова сломалась. Мне трудно разглядеть будущее. Перед глазами стоят экраны в кабинете АДа — окно в мир Василия Седова.

Путь к мести.

АД ждёт моего ответа, а я не могу найти слова. Из слов складываются обещания, а я не люблю обманывать.

Поэтому я следую инстинкту — наклоняю голову и трусь щекой о его руку, лежащую на моём плече. Крохотное «спасибо» без дальнейших обещаний.

АДу этого достаточно.

Вернувшись в обычное мрачное расположение духа, он замораживает взглядом секретаршу и уходит в кабинет.

* * *

АД снова пролез во врачебный кабинет. И не подумал спрашивать разрешения: протиснулся вслед за мной, удерживая за локоть. В прошлый раз я вышла отсюда в слезах, и в этот раз мой непрошенный защитник сел рядом, глядя на ухмыляющегося врача с вызовом. АД, не мигая, следил за осмотром, за каждым моим движением. Внимательно слушал советы врача, только что не записывал.

По пути домой я попросила АДа остановиться около торгового центра. Вернулась через несколько минут с забавным цветущим кактусом. АД покачал головой, но комментировать не стал, даже когда Женя разразилась счастливым смехом и передвинула мой подарок в центр обеденного стола.

Как я ни старалась отвлечься, мысли упорно возвращались к экранам в кабинете АДа. Он знает, что происходит в доме Седова. Он видит каждую дверь, каждую комнату. Все слабости, уязвимые места и секреты ненавистного мне человека.

А что, если я…

Месть. Сладкое слово. Шипящее, как газировка, как змеиный взгляд Седова. Какую месть я посчитаю справедливой? Смерть? Нет, я не способна причинить физический вред. Что ещё? Не знаю.

Месть.

Можно придумать десятки вариантов мести, помечтать, позволить праведному гневу пронестись по телу будоражащей дрожью.

Во время вечерней прогулки я не выдержала.

— Для чего тебе столько экранов? Вы ведёте наблюдение за объектами? Например, за домом Седова?

Я постаралась, чтобы мои вопросы прозвучали непринуждённо. Праздно. АД хотел, чтобы я проявила интерес к его работе, так вот, пожалуйста. Будем считать это невинным женским любопытством.

Но АДа не проведёшь. Его реакция застала меня врасплох.

— Даже не начинай! — закричал он. Схватив меня в охапку, тряхнул со всей дури. — Я запрещаю тебе думать о глупостях! Слышишь меня? Обещай, что прекратишь! Никакой мести!

— Я просто спросила, — смотрю в сторону, потому что правда отражается в моих глазах.

АД удерживает мой затылок, заставляет посмотреть ему в глаза.

— Не смей об этом думать! — кричит с такой яростью, что на лбу выступают вены.

Вырвавшись из его рук, я побежала к дому, благо взяла свой ключ. Запыхавшись, захлопнула за собой дверь и скрылась на кухне. Я бы и рада не думать о мести, но это невозможно. Она идёт рука об руку с пробуждением, с реабилитацией. Месть — это главный признак того, что я возвращаюсь к жизни.

АД ворвался на кухню, не сняв обувь и куртку, и надвинулся на меня.

— Давай, Лера! Скажи, как тебя отвлечь, и я это сделаю. Хочешь играть в игры? Давай, хоть в настольные, хоть в снежки. Хочешь — поедем в город, будем гулять всю ночь. Пить, танцевать. Хочешь — читай книгу вслух, а я буду слушать. Всю ночь читай. Хоть энциклопедию, мне пофиг. Скажи, как тебя отвлечь, и я это сделаю, только забудь о мести. Ты поняла меня?

Поймал меня в углу между раковиной и холодильником, ударил кулаком в стену и замер в ожидании моего ответа.

Враньё не прокатит. Не сейчас. Не с ним.

— Я не могу не думать о мести, а когда увидела камеры наблюдения…

— Прекрати! — взвился он. — Не будь дурой! Что ты придумала? Решила проползти между камерами, как Джеймс-мать его-Бонд и пробраться в резиденцию Седова? И что дальше?

— Не знаю.

— Лера! — Холодными ладонями обнял мою шею, словно собирался задушить. — Экраны в моём кабинете — демонстрационные! Они поставлены для клиентов, чтобы показать возможности фирмы. Такие люди, как Седов, живут в крепостях. Повсюду развешены камеры наблюдения, а экраны спрятаны в настоящих бункерах, а не в общественном офисе. За ними следит целая толпа охраны! Тебя даже на территорию не пропустят, а если Седов услышит твоё имя…

АД закрыл глаза и прижался вспотевшим лбом к моему. Снег на воротнике его куртки холодил кожу.

Наше дыхание смешивалось, близость будоражила, будила.

АД кричит и беснуется, потому что боится за меня. От этой мысли становится тепло. Даже жажда мести отступает, хотя и неохотно. Мужчина с адским характером боится моего безрассудства.

— Не смей! — выдыхает он. Эти слова, влажные, тёплые, оседают на коже. Проникают глубже.

Руки АДа гладят шею, спускаются на грудь. Большими пальцами он надавливает на ключицы, словно пытаясь сгладить шероховатость.

— Не смей, — повторяет совсем тихо, прямо в губы, и я уже не помню, что именно он запрещает. Пусть, я согласна. Я не посмею, только пусть продолжает водить руками по моей коже. Так странно, словно не ласкает, а запоминает её рисунок. Каждую выпуклость ключицы. Впадинку над грудиной. Ласкает её кончиком пальца, и моё горло смыкается от подавленного стона.

Крохотное движение — и я касаюсь губами его щеки. АД выдыхает, гладит теплом мой висок.

Моя душа замерла на цыпочках, тянется к нему, трепещет в ожидании чуда.